Винчестер

 - Кто? - рявкнул Ким. – выходи, быстро!

 В ответ в темноте сгущалась тишина.

 - Выходи по-хорошему! – приказал Ким. Он перехватил за спиной саперную лопатку и швырнул в нишу тоннеля факел. Тьму мазнула красная лента, факел грянул о пол, рассыпав ворох искр.

 В сторону метнулась небольшая тень.

 - Оно там, чуть подальше слева! – крикнул я.

 - Ну и хрен с ними, - вдруг сказал Ким и отвернулся от опасного тоннеля, - пошли, нечего времени терять.

 Заяц расхохотался.

 Я переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что это значит.

 В темноте кто-то громко засопел и неожиданно высморкался.

 - Кто там? – спросил я.

– Так хочется узнать, иди и познакомься! – сказал Ким. – Иди, не парься, это безопасно.

 Я сделал несколько шагов к существу, которое прижалось к стенке кончавшегося тупиком тоннеля, и присмотрелся.

 - Ты кто? – спросил я небольшое похрюкивающее создание, пытавшееся закрыться от света большими мохнатыми ушами. Если бы не эти лопухи и маленький хоботок, шевелившийся у аккуратного рыльца, животное походило бы на откормленное порося.

 - Известно, кто! – сказал Заяц. – Дикий метровский слоник!

 Существо действительно напоминало гладкого слоненка с трехпалыми лапами.

 - Тварь безобидная. И приручается легко. Потом становятся верными, как собаки. Но жить могут только под землей. Свет противопоказан, - Ким аккуратно затоптал чадивший на полу факел, - пошли!

 - Вообще, странно, что они здесь обитают, - сказал Заяц, закуривая, - под землей обычно выживают лишь агрессивные организмы. Хищники.

 - Они везде выживают, - заметил Ким.

 - И главное, эти совсем беззащитные. И ленивые, как панды. Когда не жрут, то спят. И наоборот.

 - Как выжили панды, тоже не совсем понятно, - заметил я, - но выжили ведь. Пока люди до них не добрались.

 - Панды большие, добрые и кавайные, - пропищал Заяц.

 - Потому их сегодня почти и не осталось, - сказал Ким.
– Вывод: хочешь выжить среди людей, будь хитрым, мелким и злым.

 - Вот поэтому крысы рано или поздно поработят человечество! – заключил я.

 Ким и Заяц как-то сразу притихли и начали озираться.

 - Вы чего? – спросил я.

 - Ты это, - сказал Ким, - за крыс лучше здесь вообще не говори. Не буди лихо…

 - Ну…ладно…

 На прощание я осторожно погладил метровского слоника по шершавой, как бархат, коже между ушами. Он вытянул хоботок и благодарно высморкался в воротник брезентовой куртки.

 Слоник было потрусил за нами, но Ким шикнул на него. Животное недовольно хрюкнуло и ретировалось в здешнюю вечную ночь.

 **

 ...Я прекрасно помню день, с которого моя жизнь взяла курс на кошмар.

 Февраль, колонны Исаакия в снегу, смурное небо… Приятели с филфака решили отметить «экватор» у знакомых в студенческой общаге, и позвали с собой. Общительность и чувство юмора у меня всегда были на «удовлетворительно», и я всегда догадывался, что моим пропуском на шумные студенческие пьянки служили мои (а вернее, папины) деньги. О моем присутствии на вечеринках вспоминали, когда кончались средства на догонку. Приятели делали жалостливые лица, заглядывали в глаза и предлагали помочь нищему студенчеству. Я был безотказен – иначе прозвали бы жлобом и перестали бы вообще куда-нибудь приглашать.

 Она пришла в комнату, где бурлил банкет чуть позже нас. Красивая, огненная и громкая, как автокатастрофа. Таких людей почему-то принято сравнивать с ртутью. Бред. Они похожи на альтернативное состояние пламени. Где бы они не появлялись, они заполняют собой пространство, как пожар.

 В детстве я зачитывался «Пятнадцатилетним капитаном», и до сих пор перед глазами встает сцена, где пропитанные спиртом дикари пробуют подожженный пунш. Пламя охватывает их проспиртованные внутренности и сжирает без остатка. Когда я увидел ее, то понял, что чувствовали те несчастные у себя внутри.

 Внешне в ней не было ничего особенного: среднего роста, смуглая, черноглазая. Но вот она начинает двигаться, смеяться и шутить – и от нее нельзя отвести глаз, как от кошки.

 Ирада. То еще имечко… инфернальное… только мне тогда было все равно. Я не мог оторваться от нее весь вечер, но из-за проклятой деревянной стеснительности не сумел подойти и хотя бы представиться. А она веселила всю компанию, пила за двоих, танцевала на столе и заигрывала одновременно с лохматым физиком и лысым доцентом экономического факультета. Я навел о ней справки у стремительно хмелевших знакомых: истфак, приезжая, снимает, пятый курс, не замужем.

 Перепились все тогда ужасно, в том числе и ухажеры Ирады. Участников банкета раскидало вповалку по всей комнате и коридору, кто-то привычно храпел головой в унитаз. Ирада перепила их всех. Я, как обычно, позволил себе ноль-три кока-колы.

 - Ох, и не хочется в этом гадюшнике засыпать… - сказала Ирада, попыталась подняться и пошатнулась, - домой надо… а никак…

 - Я…я могу…подвезти… - промямлил я.

 - О! – Ирада посмтрела так, будто только что мен увидела. – у тебя машина, серенький?

 Она ткнула пальцем в мой любимый серый свитер (Дольче Габано, четыреста евро).

 - Мерседес, - с достоинством уточнил я, решив не вдаваться в подробности – машина, конечно же, принадлежала отцу.

 - Ну так поехали, богатенький Буратино! – вскричала она и бухнулась на пол между туловищами сопящих ухажеров.

 Я поднял ее на руки – от прикосновения обожгло и бросило в пот - и осторожно вынес из общаги.

 В машине она открыла глаза, с восторгом рассматривая кожаную обшивку просторного салона. Я спросил, куда ехать. Она жила на улице Лизы Чайкиной.

 - А ты где живешь? – спросила она, когда мы подъехали к подъезду. Я ответил.

 - Ого! – сказала она. – В своей или снимаешь?

 Конечно, в своей. Три комнаты, внизу - консьерж, из окон - Невский. Отец был очень горд, когда я поступил в университет, и на подарок не поскупился.

 Похоже, этот факт ее тоже приятно удивил. Когда я осмелился спросить номер телефона, она не возражала.

 На следующий день она приехала в гости. А через день осталась переночевать. Спустя месяц мы стали жить вместе. От счастья у меня кружилась голова. Я понимал, что во мне ее интересовали, скорее прописка и финансовые возможности моего отца, но тогда было все равно. Ирада засыпала и просыпалась рядом со мной, прекрасная и удивительная, как моя новая жизнь.