Виниловый ад

– Рами, соглашайся.

– А с чего это ты такой добренький?

– Рами, мы с тобой через многое прошли, чтобы вот так, на ровном месте, из-за усталости… Кхм… Распрощаться.

Рамуте задумалась: через что это они вместе прошли? Пару раз через постель, примерно столько же через совместные пьянки, а еще через постоянные упреки и ругань.

– Роберт, скажи прямо. Зачем? Что, блин, происходит? Что тебе от меня надо?

– Так. Окей. Теперь я не понимаю. Я же уже ответил.

Он стал говорить тише, словно боялся, что его кто-то посторонний услышит, словно боялся спугнуть хрупкую бабочку, присевшую к нему на палец.

– Рами, мне нужен профайлер, – он подчеркнул слово нужен. – Нормальный, выспавшийся, доучившийся профайлер. А не этот злобный и уставший монстрик.

– Но.

– Не спорь. Говорю как есть. Ты когда в последний раз в зеркало смотрелась?

– Только что.

– Так. Разговор окончен. Все. Поезжай в отпуск. Точка. Никакие возражения не принимаются. Сейчас вместе напишем заявление, ты подпишешь и на отдых.

Рамуте так и не удалось выяснить, в чем подвох. Почему он вдруг настолько озаботился ее отдыхом?

– Ладно.

– Окей?

– Да.

Рамуте согласилась.

«Отпуск, оплачиваемый. Почему бы и нет. К тому же, возможно, Роберт был в чем-то прав. Зачем сжигать мосты?»

Только валяться на пляже она не собиралась.

– Раз так, раз уж мы нашли компромисс, я мог бы и задержаться ненадолго. Предложение в силе? – Роберт подмигнул. – Мог бы остаться до утра, например. Где там мой стакан?

Рамуте улыбнулась. Примирительный секс ей всегда нравился куда больше, чем прощальный.

– Сначала закажу билет, – сказала она и достала смартфон.

Пальцы пробежали по экрану.

«Один билет».

«На завтра».

«Оплатить».

– Нужно закончить с Весами, – едва различимо прошептала она и убрала телефон.

Глава 4

Женщина возвращалась от остановки.

Несмотря на ясное небо и сухую погоду, в руке у нее был зонт. Вчера весь вечер лил дождь, очевидно, женщина не ночевала дома.

– Ну, здравствуй, Скворцова Маринка. Здравствуй, моя непослушная девочка, – прошептал он, наблюдая за женщиной в бинокль.

Она выглядела счастливой.

Ее летние туфельки пританцовывали, порхали над асфальтом. Сумочка весело раскачивалась в такт шагов. Теплый ветер ласкал ее высветленные перекисью кудри, солнечные зайчики разлетались по сторонам от тоненькой оправы ее низко посаженных очков. Глядя на женщину, казалось, что нет в городе человека счастливее ее.

Время от времени она останавливалась и оглядывалась.

– Ой-ой! – он тихо вскрикнул и пригнулся, когда женщина посмотрела на окно дома, за которым прятался он.

Он ждал в засаде. Укрылся в полуразваленном здании, заставленном строительными лесами.

– Отвернись. Не смотри на меня. Кому говорят? Скворцова, сейчас же отвернись! Не смей смотреть сюда.

Доска мерно скрипнула под его ботинком, испачканном в цементном растворе.

Он пригнулся еще ниже и затаил дыхание.

Несмотря на то что он был уверен, что с такого расстояния его точно никто не заметит, присел на корточки и для надежности спрятал бинокль за спину.

Женщина огляделась, поправила сумочку и как ни в чем не бывало продолжила путь.

– Она чувствует, – прошептал он. – Ат, ат… Жертва всегда чувствует, когда за ней наблюдает хищник.

Доска вновь скрипнула.

Он зажал ладонью себе рот, чтобы никто не услышал его взволнованное дыхание. Грязный ботинок затрясся в предвкушении и нехотя отступил от окна.

– Терпение, ат, ат, – прошептал он.

Улыбка искривила его рот, и он облизнулся.

Какое приятное ощущение.

– Подготовка, ат. И терпение.

Его коленки тряслись. Голова кружилась.

– Сезон охоты на непослушных девочек… В разгаре. Да? Ведь так, Скворцова?

Он втянул ноздрями пыльный воздух, задержал дыхание и медленно поднес бинокль к глазам.

– А теперь давай покажи мне, Скворцова Маринка, в какой квартире ты живешь.

Он направил бинокль на окна дома, в который зашла женщина, чтобы не упустить ее из виду. Повезло, что в старом здании нет лифта, ему не придется, как в прошлый раз, маскироваться и ездить вверх-вниз с этажа на этаж, опасаясь, что кто-нибудь запомнит или, еще хуже, узнает его.

– Не упрямься, ат, ат, покажись.

Он представлял, как она остановилась у почтового ящика, как она достает из него корреспонденцию.

– Вот, – он заметил ее силуэт, поднимающийся между третьим и четвертым этажом. – Вот так. Молодец, Скворцова. Молодец, моя непослушная девочка. Умница, Маринка. Значит, у тебя четвертый этаж. А дальше? Направо или налево от лестницы?

Он рукой остановил трясущееся колено, из-за которого не получалось ровно держать бинокль.

– Давай признавайся, Скворцова. Показывай, где ты спишь, и скоро я приду за тобой…

Голос прозвучал, словно вместо человека говорил какой-то бездушный демон.

Он испугался.

Пришел в себя, отскочил от окна и встряхнул головой.

– Как? – прошептал он, заикаясь.

Ему стало страшно.

Он запаниковал. От осознания того, что теперь сам процесс, не цель, ради которой все затевалось, а именно процесс стал доставлять ему удовольствие.

Сердце забилось быстрее.

Бинокль выскользнул из мгновенно вспотевшей ладони и с грохотом упал на доски.

– Н-нет. Ч-что? Фу! Нет-нет! Гадость! Мерзость! На самом деле мне же противно…

Он хлестал себя ладонями по лицу.

– Да. Противно. Дело не в том. Мне противно!

Он бил себя до тех пор, пока на щеках не проступила кровь. Он посмотрел на покрасневшие ладони.

– Я же не этого хочу. Не этого… Хотел, ат, ат.

Он поднял бинокль, отряхнул от пыли, спрятал его за пазухой и выбежал на улицу.

Его лицо горело, обливалось потом. Соленые капельки перемешивались с кровью и стекали к подбородку.