Вино фей
Шрифт:
– Там были ценные вещи? Что-то украдено?
– спросила она.
Клэверинг пожал плечами.
– Нет, на столе лежал мой портсигар, память отца, платина и бриллианты, его никто не тронул. Да и вообще ни одна ценная вещь не сдвинута с места. Но из стола пропал мой дневник.
– Господи, вы ведёте дневник?
– удивилась Черити.
В её понимании, это было сугубо женское дело.
– Это была своего рода записная книжка для памяти. Я отмечал, что необходимо написать управляющему, иногда - время визитов, котировки ценных бумаг, ставки на бегах, карточные долги и некоторые цитаты. Я везде возил его с собой, но в церковь не брал. Вначале я подумал, что убиравшаяся в комнатах камеристка куда-то его
– Но кто мог проникнуть в поместье? Пройти по всем коридорам...
– Увы, кабинет выходит в сад, там французское окно, и я редко закрывал его. Оно и на этот раз было открыто.
– Там было написано что-то... важное?
– То-то и странно, что нет, - пожал плечами Клэверинг.
– Дневник ни для кого не представлял никакой ценности.
– А почему вы не рассказали об этом мистеру Флинну?
– До последнего думал, что он найдётся. Я часто писал в саду, думал, что выронил его где-то в беседке, но пятеро моих слуг сегодня обшарили там всю траву и заглянули под каждый куст...
– Вы писали там... правду?
– Я вообще редко лгу, - пожал плечами Клэверинг.
– Ложь - слабость. Но я достаточно осмотрителен в суждениях. Однако, пора и на ужин, - тут он подал руку Черити, и она бездумно пошла за ним в столовую, по пути размышляя об услышанном.
"Ложь -- слабость" Да, но не только прямая ложь. Лживость и в умалчивании, подумала Черити, и в преувеличении, и искажении истины, и в притворном согласии с чужим мнением, и в ложных обещаниях, и в боязни сказать правду, когда требует долг. И в притворном признании в несуществующих чувствах.
Но, хоть она была крайне низкого мнения о графе Клэверинге, но ей не верилось, что он придумал эту кражу. Зачем? А если всё это правда, то - кому нужен дневник его сиятельства?
Они миновали великолепные гостиные и сводчатый салон с атриумом. Красная лестница привела к столовой, которая использовалась для больших званых обедов. Здесь не было аляповатого богатства, как у них в доме, всё было дорого и строго, почти аскетично в своей ценности.
В столовой под неодобрительным взглядом леди Рэнделл кузен Флинн нагло ухлёстывал за мисс Клэверинг, которая, правда, принимала его знаки внимания совершенно как должное, сохраняя на лице выражение полнейшей невозмутимости и королевского достоинства. Мистер Финли окончательно стушевался перед полковником, выглядел жалким и убитым.
Наполнившие залу пары уже рассаживались, Черити поймала на себе недобрый взгляд мисс Сесили Кассиди и откровенно взбешённый - Вирджинии, которая так и не была ни разу никем приглашена на танец. Черити вспомнила, что она снова невесть как оказалась рядом с графом Клэверингом и тут услышала негромкий вопрос мисс Клэверинг, адресованный брату.
– Вилли сказал, что ты так и не нашёл дневник?
– Черити поняла, что сестрица графа в курсе его дел.
– Увы, - отозвался его сиятельство, - я надеялся, что он в дальней беседке, но и там ничего.
– Ты потерял дневник?
– удивился полковник.
Клэверинг рассказал о пропаже и поисках дневника, и Флинн нахмурился.
– Чертовски странно, - тихо пробормотал он, но тут же осёкся, заметив устремлённый на него укоризненный взгляд мисс Клэверинг.
– Говоришь, обнаружил пропажу в воскресение?
– Да, утром я записал ставки на бегах, и сунул его в стол, а после церкви и ленча не нашёл ничего в столе.
– Почему же искал в саду? Там светлее, что ли?
Его сиятельство возвёл очи горе и тихо пояснил:
– Потому что не нашёл его там, где оставил.
– Странная у тебя логика, - пробурчал Селентайн Флинн, но выражение его лица было задумчивым и отрешённым, точно он думал совсем не о том, о чём говорил.
Черити проголодалась и налегала
на пудинг, попутно размышляя, могут ли быть связаны порча свадебного портрета Вирджинии и кража дневника Клэверинга? Их объединяло то, что произошли оба эти события, когда все были в церкви. Но сходство тут и кончалось.Черити пришло в голову, что кто-то просто решил шантажировать Клэверинга чем-то, написанным в дневнике. Он уверен, что там не было ничего секретного или важного, но мало кто и что мог счесть опасным? Однако, если это подлинно кража, то какова дерзость - проникнуть в Фортесонхилл, и ведь человек этот должен знать расположение комнат, чтобы пробраться из сада в кабинет графа. И это снова какой-то нанятый лакей?
Между тем ужин подходил к концу, в некоторых залах были расставлены карточные столы, гостей развлекало скрипичное трио, большинство обсуждало спектакль.
Черити присела послушать скрипачей, но одновременно слышала, как сзади её кузен витийствовал за карточным столом, снова сидя рядом с мисс Клэверинг. Она посетовала, что он совсем не пишет стихов, хоть раньше недурно сочинял, и мог бы стать большим поэтом.
Селентайн Флинн отмахнулся.
– Мы часто слышим о любимцах фортуны и муз, дорогая мисс Клэверинг, великих полководцах, первоклассных актёрах, знаменитых поэтах. Мы поражены их блеском и не думаем, сколько бедных лейтенантов всю жизнь тщетно ждут продвижения по службе, сколько странствующих актёров обречены в лохмотьях прозябать в провинции, мечтая о Лондоне, сколько художников трепещут в лихорадке надежд, но превращаются в учителей рисования! А сколько несчастных стихотворцев тщетно взывали к музе, не находя своим излияниям иного места, кроме "Уголка поэта" в сельской газете? Зачем же мне к ним присоединяться, Сэломи?
– Ты мог бы прославиться в сражении, Селентайн, - заметил его сиятельство.
– Брось, Фрэнсис. Проломленный череп в Кенсингтоне производит на нас большее впечатление, чем все войны империи вместе взятые. Главное - не подвиг, главное - найти хорошего историографа, который опишет твои геройства. Хорошо подобранные слова обладают такой силой, что описанное на бумаге производит более яркое впечатление, чем увиденное воочию. В последней компании я запомнил только проливные дожди, непролазные джунгли и вкус конины, но прочитали бы вы мемуары Кэмпбелла! Полуночное солнце, Южный крест, Тавой и Мёджи и берег Тенассерима! Тьфу.
– Ты законченный циник, Селентайн.
– Господи, да я просто правдив!
– возмутился полковник.
В этой болтовне Черити неожиданно выделила странное обращение Селентайна Флинна к мисс Клэверинг. Сэломи? Это было несколько фамильярно, впрочем, они знакомы много лет. И всё же ...
Тут Черити заметила нечто весьма странное и невольно напряглась: вдали, за музыкантами, на оттоманке сидели её дядюшка, сэр Тимоти, и Вирджиния. У Черити сжалось сердце: оба были бледны и напряжены. Мистеру Хейвуду хватало светскости скрывать огорчение: лицо его было каменным. Им нужно было продержаться ещё полчаса до окончания вечера и спокойно удалиться, делая вид, что ничего особенного не случилось. Это было единственным спасением.
Но тут, едва сэр Тимоти отошёл к столу, где серебрились бокалы с малиновой водой для дам, мимо оттоманки прошла, обмахиваясь веером, мисс Кассиди. Черити поняла, что она что-то сказала Вирджинии, причём, достаточно ядовитое. Вирджиния, чьи нервы были на пределе, вскочила и кинулась на соперницу.
Послышался звук пощёчины, громкий крик, к ним с разных сторон кинулись Филип Кассиди, Винсент Хейвуд, сэр Тимоти и леди Дороти. Сэра Тимоти нечаянно толкнул Арбетнот, тоже подбежавший на крики, малиновая вода выплеснулась на дамские платья и на ковёр, зазвенели разбившиеся бокалы, в итоге разъярённая Вирджиния вцепилась в волосы Сесили, и обе девицы свились в жуткий визжащий комок и покатились по ковру.