Винсе

— Да как ты не понимаешь, вся моя польза была в клинке, которого теперь нет. Ваш этот артефакт, просто напросто кусок Вихря. Я его хозяин, кому как не мне с ним управляться? Только если ты дашь мне этот проклятый клинок, я буду хоть как-то полезен. Обещаю, что не сбегу с ним, и буду верным твоим воином до самой твоей смерти или пока это твоё задание не закончится.

Молчавший до этого Янь хмыкнул:

— Знахарка сказала, что они не умеют лгать и всегда держат обещания.

— Мы будем верить словам безумной старухи? — уточнил Молчаливый.

Корэр опустился на место, заговорив совсем тихо:

— В ближнем бою я теперь бесполезен, — он тут же стащил с себя рубаху, оставшись в одних кожаных штанах, разорвал слои туго натянутые бинтов, пропитанных кровью и чёрной гнилью.

Слегка вздувшийся живот выглядел неестественно отвратно в сочетании с его хрупким телом, ещё больше исхудавшим за то время пока он валялся без сознания. Набухшие жилы, походившие на раскинувший уродливые корни бесформенный чёрный нарост, распространившие гниль из тела упырицы, горели пульсируя, обжигая Корэра изнутри.

Сам он не хотел видеть того убожества, в которое обратился, но проследив за взглядами, в которых читалось отвращение и сочувствие, всё же опустил глаза. Теперь шрам на груди казался ему мелочью, не говоря уже об успевшем стать почти не заметным следе оторванной руки.

Корэр сам себе казался ещё более жалким, чем когда-либо прежде. Теперь испытывал отвращение к своему собственному никчёмному мерзкому телу большее чем ко всей грязи его окружавшей. Он стал сам себе противен. Чтобы скрыть опухшее пузо ария непроизвольно ссутулился, от чего то наоборот стало более заметным.

Что было самым мерзким, даже Жердяй, знавший каково это быть уродом не понаслышке, старался отвести взгляд. Наконец не выдержав, Корэр обратился к нанимателю:

— Вы тащили меня весь этот путь потому, что надеялись. Что ж, смотри, вот на кого ты возлагаешь надежды. На бесполезный, гниющий кусок плоти. Дай мне возможность сделать хоть что-то, — только теперь, после всей этой запальчивой речи, Корэр ощутил, что из уголка губ по подбородку стекает то ли слюна, то ли кровь, а то ли вообще гниль. Утерев её, ария устремил на нанимателя выжидающий взгляд.

Сморок, впервые за всё время издав нечто походившее на кряхтение, поднявшись, достал из телеги сундук с клином и открыв все замки трёх слоёв защиты, протянул осколок Вихря Корэру.

Ария, только коснувшись рукоятки, по местным традиция оплетённой кожей, ощутил как спокойствие разлилось по телу. Только теперь он понял, что от осознания, что его часть так близко, но невозможности коснуться её, разум вскипал.

Вслед за моментным облегчением пришла немыслимая боль. Швырнув Вихрь на колени Няши, Корэр прохрипел:

— Мои ножны его удержат.

Прсле чего, зажимая одной рукой рот, а другой начавшую расходиться рану в животе, шмыгнул за ближайшие кусты. Упав на колени принялся исторгать накопившуюся внутри тела гниль. Ему казалось, что склизкой чёрной жижи, с противным, кисловато сладким привкусом разложения не будет конца. Каркас его, с каждой новой порцией изливавшейся жижи, всё истончался. Изо рта вместе со смердящей гниением дрянью исторгались золотые ошмётки разложившихся внутренних стенок каркаса. Они стали мягкими, но всё-таки имели острые края, царапавшие горло, от чего к гнили очень скоро примешалась кровь, а боль от живота расползлась по всему туловищу. Жижа всё текла, пачкая и отправляя всё вокруг.

Заливаясь раздирающим кашлем Корэр хохотал, уж слишком забавным теперь казался ему прежний страх замарать руки… В какое же дерьмо он вляпался?

На плечо арии легла уверенная, тяжёлая, но женская рука. С трудом сумев поднять голову он отрицательно мотнул ею, надеясь что воительнице хватит ума не вляпаться в гнилостную лужу, на пару шагов от которой уже успела увянуть трава.

— Я тебя уважаю, и твои желания тоже, — проговорила Няша. — Хочешь, я подарю тебе покой, избавлю от боли.

Корэр со страхом проследил как блеснул изогнутый нож в руках воительницы. Расхохотавшись, странным булькающим смехом, Корэр прохрипел:

— Что я, дерьмо унылое? Уж слишком многое я вытерпел, чтобы выжить. Так просто не сдамся. Не дождётесь, твари.

На лице Няши просияла радостная улыбка:

— За это я тебя уважаю, воин. Это тебе от Ремока, — она протянула пару охотничьих ножей.

Наёмник: Глава 15: Сын того, кто творил миры

Колдун скрючившись сидел рядом с Няшей на облучке, зажимая рану тряпкой, впитывавшей вытекающую точками смердящую чёрную жижу, смешанную с его собственной кровью.

На выезде из леса Корэр умудрился надрать целую миску небольших, но сладких и сочных ягод, и теперь откровенно наслаждался их вкусом, всё пытаясь решить, а стоило ли это всех боли и страданий, что пришлось пережить. Оставался бы в Империи и был бы прежним… Не страдал бы, но и ничего бы не приобрёл.

«Хочу назад, хочу как прежде», — на выдохе, почти не скрежеща зубами, пробормотал он мысль, не раз посещавшую, когда казалось, что всё совсем плохо.

Нет уж, в этот раз он не жалеет о свершившимся: «Хочу вперёд, не хочу как сейчас».

Корэр перебрался с облучка в телегу, неуклюже шлёпнувшись, растянулся на сваленных кучей одеялах, блаженной зажмурившись в тёплых лучах дневной звёзды. Из того, что ария знал о планете, он понимал, что таких вот деньков осталась немного, ещё тринадцаток, другой, и начнутся холода, придётся искать, чем утеплиться.

А пока всё было так дерьмово, что эта мелочь казалась настоящим счастьем.

Единственное, что ему теперь хотелось из того, что действительно могло исполниться, так это как следует вымыться, стереть с себя всю грязь и засохшую кровь, да переодеться во что-нибудь свежее и чистое. А ведь это он, по началу чуравшийся грязных наёмников, теперь был не чище их, а может даже грязнее…

В этот раз Судьба всё же решила сжалиться, и уже к вечеру отряд остановился в очередной глухой деревеньке, которых по материку разбросано было множество, и размер их был столь мал, что редкие из них отмечались на картах. За небольшую плату хозяин не только согласился пустить их под кров, но и предложил растопить баню.

Младший сын старосты, до этих пор не видавший чужаков, с восхищением смотрел на путников. Он напомнил сотрудникам Малого. Такой же наивный открытый взгляд и такая же жажда подвигов и великих свершений, такая же плотная широкая фигура, какая могла быть только от тяжёлого деревенского труда: массивная и неповоротливая, подобно скале или сшодолетовому дереву, что уже успело плотно укорениться в земле.