Винсе
Шрифт:
Отправить Няшу? Да что он за урод, если готов свалить всё на женщину?
Жердяй тоже выпадал из списка. Он был мастером закрытых замков, потайных ходов и непролазных щелей. Послать его всё равно что бросить паскудам кусок мяса и смотреть, как его рвут на части.
Оставались Ремок, Молчаливый и Янь…
Как хорошо бы было, если бы маг просто взял, да перерезал их всех. Вот уж у кого бы всё получилось, и жертвовать никем бы не пришлось. Но Корэр вот уже почти тринадцаток дней валялся в беспамятстве, и даже не дышал. Только тело его горело, как при лихорадке.
Уж слишком они все, за время странствий с колдуном, привыкли
Из мучительных раздумий Сморока вырвала рука Репока, опустившаяся его на его плечо.
— Дай мне клинок и уходите, — проговорил бывший солдат.
Вот уж кого Смороку не хотелось отправлять. Ремока он из темницы вытащил потому, что он, в отличии от самого Сморока, был достойным командиром и поплатился именно за то, что не стал отправлять своих подчинённых на убой, по чужой указке.
Видя сомнение на лице нанимателя, Ремок заговорил:
— Я в этом путешествии вновь нашёл тех, о ком хотел бы позаботиться. Позволь мне спасти мальчишек, они же дурачьё неразумное, им ещё жить да учиться, свои ошибки делать, и шишки набивать. Что Малой, что колдун, жизни ещё не видели, так дай им шанс, а мне клинок.
Кивнув, Сморок отомкнул все три сундука, вложенных один в другой, снимая сдерживающие амулеты, позволил бывшему солдату самому взять оружие.
Алебарду Ремок отдал малому, начавшему было сопротивляться, готового вызваться вместо него, но очень скоро присмиревшего после очередного подзатыльника. Корэру же, бывший солдат отдал свой охотничий нож, попросив Няшу передать, как очнётся.
Склонившись над колдуном, Ремок предупредил:
— Ты готовься, если узнаю, что ты здесь помер, на той стороне морду набью.
Как только артефакт оказался в руках у бывшего солдата, всё, что делало его им, исчезло. Спешиваясь, он пошатывающейся походкой направился к остановившимся с момента открытия сундука тварям. Пока он шёл, никто не осмеливался двинуться, доже лес замер, исчезли все звуки, затих ветер, игравший с листвой.
Удар и мир вновь ожил.
Сморок дал команду поворачивать назад, отядники послушно двинулись прочь, пользуясь возможностью, предоставленной им Ремоком, зная, что клинок обязательно вернётся, или вместе с воином, или после его смерти, как только живая рука прекратит сжимать рукоять, меч вновь появится в сундуке, на том самом месте, откуда его достали.
Никто не видел, как заговорённый меч, подавив волю воина, направил его руку на врага, заставив тело служить единственной цели: пролить чужую кровь, в кровожадном порыве не заботясь о сохранности бойца. Выбирая самые прямые и действенные удары, волшебный клинок вёл бывшего солдата на встречу когтям и зубам тварей.
Осколок Вихря упивался кровью врагов. Синяя линия, пущенная по долу обоюдоострого лезвия клинка, пульсировала в такт прерывающемуся дыханию Ремока, которое становилось всё тише с каждой новой порцией крови, вытекающей из распоротого брюха.
Отрядники старались двигаться настолько быстро, насколько это позволяла ухабистая извилистая дорога. Все они прекрасно понимали, что Ремоку вряд ли удастся убить всех, но был шанс, что они успеют оторваться.
Свернув на примыкающую дорогу, ещё менее хоженую, чем та, по которой ехали до этого, уже почти выехали из леса, как две твари вынырнули из-за деревьев
совсем рядом с ними.Воспользовавшись монументным замешательством всех остальных, Малой, алебардой Ремока откинул крышку сундука. Кое-как удержавшись в седле, выхватил клинок, ставший подтверждением, что Ремок не справился. Меч, предчувствуя возможность вновь упиться кровью, в первые мгновения позволил новому воину сохранить сознание. Крикнув: «Начеркайте потом в летописях, что я тоже с вами был!», — Малой помчался на встречу тварям.
Со свистом рассекая воздух, он снёс голову первой, пока вторая вгрызлась в ноги ездовой, повалив ту. С трудом выбравшись из под навалившейся на него взбесившегося джоня, Малой поднялся на ноги, выставил перед собой клинок, и это стало последним, что он смог осознать, разум его затмила жажда клинка.
Сознание вернулось к нему только когда дневная звезда уже заползала за видимый край мира. Вокруг валялись тела тварей, а рука его всё продолжала сжимать рукоять заговорённого клинка.
Он выжил!
Стал одним из немногих, кого не коснулось проклятье магического меча. Получилось это то ли от того, что он уже успел за сегодня напиться крови, то ли от того, что схватка оказалась не слишком продолжительной.
Подняться Малому удалось с великим трудом. Плечо его оказалось разорвано, с груди оторван шмоток плоти, и левая рука висела лишённая контроля, а всякий вдох отдавался болью — каркас его был сломан.
Сдалев всего шаг, Малой пошатнулся, и упал бы, если бы не сильная рука Молчаливого, подхватившая его за шиворот. Втащив воспитанника Ремока в седло, воин поехал с ним к стоянке лагеря.
Несколько дней всем казалось, что малой идёт на поправку. Рана, нанесённая тварями начала понемногу затягиваться, в этом сильно помогли снадобья и мази, что дала им знахарка для колдуна.
Малой порой даже уговаривал пустить его в седло уцелевшего джоня Ремока, ведь тащиться в телеге, рядом с так и не пришедшим в сознание Корэром, казалось ему постыдным появлением слабости. Только вот вёл он себя с каждым днём всё более странно. По началу стал каким-то заторможенным, словно бы разум его всё время блуждал где-то далеко. Отрядники списали это на печаль от потери наставника и не придали достаточного внимания.
После он отказался от супа, да и вообще стал избегать всякого рода жидкосей.
А на пятый день, когда его всё же уговорили лечь в телегу, уж слишком в тот момент казалось всем бедным и осунувшимся его лицо, Малой бросился на Няшу, с пеной на губах и безумием в глазах. Воительница быстро провалила парнишку на землю, давая оказавшемуся рядом Жердяю возможность связать его.
День склонился к закату, а Малой всё не приходил в себя, наоборот всё больше зверея с каждым уром. Глаза его впали, и от того казалось, что сменившая цвет на оранжевый радужка, горела подобно огонькам в жерлах двух пещер.
Под вечер Сморок, хмурясь от сожаления, сам перерезал парню горло, проворчав:
— Он начал обращаться.
Вздохнув, Корэр пробормотал:
— Простите, если бы я очнулся раньше…
Сморок поднял на него всё такой же раздраженный взгляд:
— Ты здесь причём? Не считай что на тебе свет клином сошёлся…
— Дайте в следующий раз меч мне.
— Ты слишком полезен нам так.
Скрипнув зубами, Корэр привстал, не скрывая как тяжело ему даётся это действие, опираясь на плечо Няши, заговорил: