Vip-зал
Шрифт:
И Анину.
Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела.
На виске – рана, которая все еще кровоточила.
Анина смотрела прямо на нее. Ее глаза остановились на лице Эмили.
Нет, она смотрела прямо в потолок.
Что произошло в последующие часы, Эмили помнила плохо. И это она, обычно все помнившая детально, умеющая пересказать разговоры, описать, как кто-то был одет, обстановку в комнате, снова увидеть все перед собой, – она даже не могла вспомнить, что говорила, когда звонила в полицию.
Она не могла вспомнить, почему она кричала как ненормальная,
Но она сразу стала выть.
Возможно, ее вырвало, Возможно, она села на пол и кричала на мертвое тело, надеясь, что это просто была мерзкая дурацкая шутка, что безжизненная женщина на полу вытрет кровь со лба и встанет.
Полиция приехала быстро. Женщина в униформе отвела ее в сторону, но Эмили не могла вспомнить, говорили ли они в квартире, на улице или в машине.
Через какое-то время ее отвезли в участок и допросили.
Она помнила много вопросов. Но мало ответов.
Вы знали Ханну Анину Бьерклунд?
Вы общались с ней раньше?
Что вы делали в ее квартире?
Все предупреждающие звоночки звенели. Она не хотела рассказывать про Филипа. Но как ей объяснить, что она делала ночью у Анины дома?
Она сказала правду, хоть и не всю.
– Я была у нее, потому что она мне позвонила. Я встретила ее за пару часов до этого, чтобы поговорить о деле, которым я занимаюсь для юридической фирмы. Вы можете проверить звонки в моем телефоне.
Допрос вел мужчина-инспектор, но она не могла вспомнить его имя. У него была щетина и очки. Он выглядел, как любой ассистент юриста в свободное время.
– И что это за дело?
По ней, наверное, было видно, что она не хотела отвечать.
– Оно касается пропавшего человека, но я не могу рассказать подробно, я связана договором о неразглашении.
Инспектор приподнял очки.
– Этот договор сейчас, наверное, не имеет силы?
Она, честно говоря, не знала, что в таких случая предписывали правила.
– Разве у меня нет права на адвоката?
Инспектор покачал головой:
– Сейчас мы просто опрашиваем вас – для общей информации.
– Можно мне позвонить? – спросила она.
Но в полиции считали, что со звонками можно подождать. Однако Эмили нужно было срочно поговорить с Магнусом.
– Лучше вам рассказать об этом деле. Мы должны знать, зачем вы туда пришли. Это важно и для нас, и для вас. Вы это и сами понимаете, правда?
Эмили понятия не имела, что отвечать. Работай она в фирме другого типа, она бы сразу сориентировалась в своих правах и обязанностях в полиции.
В чем-то это было странно. Когда она решила учиться на юриста, все, что она знала о работе адвоката, было почерпнуто из медиа. Она обожала книги типа «Линкольн для адвоката», фильмы вроде «Несколько хороших парней» и сериалы вроде «Акулы» и «Юристов Бостона». Работа ей казалась увлекательной и интеллектуально стимулирующей, дающей шанс постоять за свои принципы и убеждения, за которые стоит бороться. В общем, помомогать другим людям.
Это была одна из причин, почему она подала документы на юридический в Стокгольмском
университете – она хотела стать адвокатом, защищающим людей.Но за четыре с половиной года обучения что-то произошло.
Кажется, то же случилось и со всеми ее однокурсниками. Потому что фирмы, занимающиеся защитой населения, не показывались на карьерных ярмарках, или в возможностях заработать в деловой юриспруденции. А может просто при обучении на это мало внимания уделялось и особенно практической стороне вопроса. Или студенты со временем понимали, как сложно получить работу в такой правозащитной конторе. Как бы то ни было, для Эмили и большинства ее однокурсников стало очевидно, что нужно отправляться либо в суд, либо в большую контору, как только они сдадут экзамены. Только ее подружка Юханна Нэсстрем продолжала ныть, что она хочет представлять в суде людей, защищать закон. Работать с плотью и кровью.
За девять семестров мнение Эмили изменилось. Былое романтическое представление о работе адваката пропало. Теперь она считала, что с людьми работать трудно и неприятно.
Теперь она стремилась в большой бизнес.
И вот она сидит здесь, в ситуации, как будто взятой из сериала, и понятия не имеет, что ей отвечать.
Полицейский не давил на нее, просто все время задавал те же самые вопросы, спокойно и систематически:
И почему вы были в той квартире? Что именно вы хотели от Анины?
Что самое первое вы увидели в квартире?
Вы что-то трогали в квартире?
Вы что-нибудь слышали, когда поднимались наверх?
Что за дело, которым вы занимаетесь?
Эмили старалась как могла:
– Вам нужно поговорить с моим шефом, Магнусом Хасселом, об этом деле. Я не собиралась к ней ехать, но она казалась обеспокоенной. Вы можете посмотреть звонок в ее телефоне. Сначала я ничего не увидела, потому что было темно. Я пошла в кухню. К сожалению, я не помню, что трогала. Но точно дверную ручку и еще что-то. Я ничего не слышала…
Она задумалась.
– Но я видела, как кто-то выскочил из подъезда, определнно возбужденный, и кинулся в машину.
Они расспрашивали о человеке, выбежавшем из дома. Сейчас Эмили не могла вспомнить, что она отвечала, не больше, что она сказала, что на этом человеке был пуховик. Ей хотелось бы, чтобы она лучше разбиралась в марках машин, все, что она знала, – это что машина была красная.
Они задали кучу других вопросов, но сейчас она не могла их вспомнить.
В конце концов они ее отпустили. В полседьмого она вышла из участка на Кунгсхольмен. Они ее, должно быть, допрашивали минимум пять часов.
Они взяли у нее образцы ДНК, отпечатки пальцев и забрали блузку и пальто. Это она позвонила в полицию. Все, что она сказала, они могла подтвердить фактами, и все совпадет. На ней не было пятен крови. Может, они нашли в квартире еще чьи-то следы? И в порядке вещей, что ее не подозревают.
– Одной из главных предпосылок для этого расследования было то, что нельзя вмешивать полицию. Это слишком большой риск, – сказал Ян и исподлобья посмотрел на Эмили.
Магнус выпрямился в кресле.