Виртуозы общения. Секрет успешного взаимодействия с людьми

Иными словами, в зависимости от того, как меняется наше окружение, социальные идентичности бывают более и менее сильными или более и менее заметными. Если я приду на барбекю к соседям, где все голосовали за Барака Обаму, то моя футболка в поддержку Обамы, вероятно, не вызовет особых чувств. Другое дело, если я надену ее на митинг Национальной стрелковой ассоциации и встречу другого человека в такой же футболке – мы ощутим товарищеский дух. Значимость разных идентичностей – важность пола, расы, политических убеждений или команды, за которую мы болеем в Суперкубке, – становится более и менее очевидной в зависимости от того, что происходит вокруг.

* * *

На протяжении многих лет, по мере того как доктор Розенблум сталкивался со все большим количеством родителей, которые отказывались делать прививки своим детям, он стал подозревать, что отказы связаны с социальной идентичностью: мы относимся к официальной медицине с недоверием или нам не нравится, когда правительство указывает людям, что делать. Отчасти, как он предполагал, это было связано с обстановкой, в которой происходили обсуждения: пациенты сидели в смотровом кабинете, где он выступал в качестве эксперта, и им приходилось играть роль просителей, ищущих совета, – ситуация, заведомо вызывающая недовольство. Как показало исследование, опубликованное в 2021 году, неравные возможности и другие факторы приводят к тому, что «почти пятая часть американцев [идентифицируют себя] как антиваксеры, и многие из них рассматривают этот ярлык как главную составляющую их чувства социальной идентичности». Противники прививок считают себя умнее среднего, якобы лучше владеют критическим мышлением и больше заботятся о естественном здоровье. В исследовании 2021 года говорится, что выступление против вакцинации дает «психологические преимущества», включая «повышение самооценки и чувства общности». Те, чья идентичность строится на недоверии к прививкам, «с большей вероятностью воспринимают ученых и медицинских экспертов, которые пропагандируют широкомасштабную вакцинацию, в качестве внешних групп, несущих угрозу».

Преодолеть такие установки сложно, потому что «вы просите человека отказаться от ценностей и убеждений, лежащих в основе его глубинных представлений о себе», – объяснил мне один из авторов этого исследования, Мэтт Мотта из Бостонского университета. Вам не удастся заставить человека изменить свое поведение, «если в качестве необходимого условия ему придется признать: все, во что я верил, неправда», – сказал Мотта.

Розенблум полагал, что проблема не только в пациентах. Социальная идентичность влияла и на врачей. Когда Розенблум вспомнил о своих наставниках – вроде коллеги, который посоветовал сказать «мне виднее», – то распознал высокомерие, вызванное искаженной социальной идентичностью. Тот врач считал себя выше, потому что принадлежал к группе экспертов. Независимо от того, сколь многое объединяло его с пациентами, не важно, если они жили в одном районе и их дети учились в одной школе, едва пациенты отказывались от его совета, он сразу причислял их к невежественной группе, заслуживающей презрения. Стыдно признаться, но иногда Розенблум замечал тот же порыв и в себе. «Надеваешь белый халат и автоматически причисляешь себя к команде, у которой есть ответы на все вопросы, – сказал он мне. – А потом, когда пациент с тобой не согласен, начинаешь думать о нем как об отсталом или неадекватном человеке».

Если Розенблум надеялся найти общий язык с противниками прививок, ему следовало научиться лучше говорить на их языке и показывать, что он понимает их опасения. Другими словами, ему нужно было начинать с разговора «Кто мы?».

Для этого требовались две вещи:

• Во-первых, выяснить, как бороться со стереотипами в собственной голове – и в головах других врачей, – которые заставляют их воспринимать отказ от вакцинации как невежество и безответственность.

• Во-вторых, научиться вести беседы, в которых пациенты чувствовали бы, что к ним относятся с уважением, и воспринимали доктора как собрата.

В начале 2020 года Розенблум услышал о новом агрессивном коронавирусе из Ухани, Китай. Вскоре болезнь стремительно распространилась по всему миру, страны начали закрывать границы и вводить карантин. В июне того же года, когда в Соединенных Штатах число случаев заболевания COVID-19 превысило два миллиона, федеральные власти объявили, что рано или поздно вакцины предоставят всем. Национальный институт здравоохранения подсчитал, что для достижения коллективного иммунитета потребуется привить примерно восемьдесят пять процентов американцев.

Розенблум сразу подумал: что за бред! Люди нипочем не согласятся.

«Но я знал, что мы должны попробовать, – сказал он мне. – Если не выясним, как наладить контакт с противниками вакцинации, погибнут миллионы людей». Именно тогда он начал задумываться о возможном направлении поисков: «Что, если мы уговорим всех переосмыслить разговоры на эту тему? Что, если мы убедим их переосмыслить самих себя?»

Как усмирить наши предрассудки

Молодых женщин, пришедших в лабораторию для эксперимента, объединяло одно: они исключительно хорошо разбирались в математике.

В основном они учились на первом и втором курсе Мичиганского университета, еще в школе все набрали высший балл в математической части теста на проверку академических способностей, получили высокие оценки по крайней мере на двух курсах математики в колледже и сообщили исследователям, что «математика важна для их личных и профессиональных целей». Мужчины также присутствовали, но наибольший интерес представляли именно женщины, потому что, как подозревали исследователи, те находились в невыгодном положении, которое почти никто, включая самих студентов, полностью не осознавал.

Идея эксперимента родилась несколькими годами ранее, когда профессор психологии Вашингтонского университета по имени Клод Стил начал изучать закономерности в оценках студентов колледжа. В целом увиденное соответствовало его ожиданиям: школьники, которые хорошо учились в старших классах, с большей вероятностью будут хорошо учиться и в колледже. Набравшие высокие баллы в Академическом оценочном тесте, предназначенном для прогнозирования успеваемости в колледже, как правило, получали более высокие оценки, чем ученики, набравшие мало баллов.

Но одна закономерность выбивалась из общего ряда: если Стил брал группу чернокожих и белых студентов, набравших одинаковые баллы в Академическом оценочном тесте (согласно результатам теста, они как минимум были одинаково подготовлены к учебе в колледже), и сравнивал их приложения к диплому, оценки чернокожих студентов неизменно оказывались ниже. «Я не понимал, почему это происходит», – признался мне Стил. Позже он написал в своей книге «Насвистывая Вивальди»: «Даже набрав высший балл в Академическом оценочном тесте, в колледже чернокожие студенты учились заметно хуже, чем прочие. Причем по всем предметам, от английского языка до математики и психологии». Более того, он отметил: «Такое случается и с другими группами – с латиноамериканцами, с коренными американцами и с женщинами на продвинутых математических курсах колледжей, юридических факультетов, медицинских школ и бизнес-школ».

Сначала Стил задумался, нет ли в том вины преподавателей. Возможно, профессора были расистами или сексистами? Или поддались влиянию стереотипов?

По мере того как Стил углублялся в исследование, он начал задаваться вопросом, не кроется ли причина в чем-то другом. Данные показали, что низкую успеваемость чернокожих студентов и девушек на занятиях по высшей математике обусловил один общий фактор: они хуже справлялись с заданиями на время. Вроде бы знали столько же, сколько сокурсники, работали так же усердно, но, когда дело доходило до экзаменов с ограничением по времени (к примеру, часовой тест), они без конца перепроверяли свои ответы, теряя драгоценные минуты.

И вместо того, чтобы сосредоточиться на преподавателях, Стил решил изучить самих студентов. Страдают ли они от низкой самооценки? Похоже, что нет. Предполагают ли в начале экзамена, что не справятся, и поэтому программируют себя на плохой результат? Доказательств он не нашел. На самом деле как раз наоборот: эти студенты знали, что готовы к экзамену, и стремились себя проявить. Происходило нечто иное, и Стил подозревал, что причина ему известна. Этим студентам мешали их социальные идентичности: группы (женщины, чернокожие студенты), к которым они принадлежали, и известные им предрассудки в отношении этих групп.