Вкус греха. Долгое прощание

Нэля схватилась за телефон. Звонить папе! Митька вообще ее обманывает! В Париже!.. Да и здесь он куда-то пропадал… Окурки с женской помадой, будто бы оставленные возлюбленной Спартака!..

Нет, остановила она себя, папе пока звонить не надо. Рано. Она позвонит Спартаку и умненько его расспросит… Она тоже не лыком шита! Митька еще пожалеет! Сволочь! Нэля спохватилась: аборт. Никаких девочек! Хватит!

…У него есть дочь, живет у своей мамы Риточки, вдруг совершенно точно решила Нэля. Да, глаза Ирочки излучали тогда жалость! Она видела это, как сейчас!..

Ее Митька — самый элементарный грязный бабник. Каждая юбка — его. А эта Алена? Она-то, Нэля, посмеивалась над влюбленной в Митю девчонкой, а вполне возможно…

Нэля впала в транс и наконец горько зарыдала, никому не звоня и ничего не предпринимая.

Так и застал ее Митя, вернувшись с ворохом рыночных чудес и предвкушая отличнейший обед.

Он тут же бросил пакеты на пол и подошел к Нэле:

— Роднуля, что случилось? — спросил заботливо и тревожно, нимало не предполагая, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ! Он-то думал, какие-нибудь мелкие домашние невезухи…

Нэля зарыдала еще горше от его лжи, от этого заботливого и — она поняла! — лживого и равнодушного! тона.

Митя всполошился, но опять же не предполагая, с какой стороны и какой ветер навел этот дождь. В настроении же он был лирическом, как всегда после прогулок по рынку.

— Да что произошло, Нэлюша? Ты плохо себя чувствуешь? Что такое? Болит животик? — уже игриво спросил он, положив ей руку на живот, наполненный другой плотью.

Нэля не выдержала и со всего маху залепила ему пощечину. Молча.

«…Та-ак, — схватившись за щеку, со злостью подумал Митя, — это что же происходит?»

И он, как бы смертельно обиженный, — поняв, что сильно пахнет жареным, — сказал: — ничего себе, миленькая встреча…

Сел напротив Нэли, которая перестала рыдать и смотрела на него ненавидящими глазами, и приказным тоном заявил:

— Ты объяснишь мне сейчас все, или мы с тобой поссоримся, и очень серьезно. Нэля, ты меня знаешь… Я ведь могу и билеты порвать, и никуда не улететь… Мне эта загранка надоела до чертей. Поеду к маме и устроюсь работать учителем, поняла?

Он проговорил это очень холодно и сурово. Ждал. И дождался. Нэля внутренне замельтешила, засомневалась, испугалась его потерять и, снова заплакав, забормотала:

— Митя, тебе звонила какая-то Рита и требовала к себе… Сказала, что ждет… Я вспомнила, что она — жена Анатолия, и всю их историю мне Ирочка рассказала…

«…Господи, спаси, — подумал Митя, уже тоже находясь на грани истерики. — Никогда не знаешь, где упадешь, — соломку не стелешь… Эта сплетница Ирочка все-таки наговорила гадостей… А дура Ритка позвонила. Идиотка! Неужели не смогла сообразить, что автоответчик!»

Вернулся на кухню. Нэля смотрела на него уже с робкой надеждой.

Он небрежно спросил:

— Ну и что? Не хотел тебе говорить, чтобы не беспокоить папу… Анатолий звонил, просил посодействовать куда-нибудь его отправить без Ритки. Сказал, что она его довела — таскается с мужиками, ребенок неизвестно от кого… Он там бил Ритку, а уж тут, наверное, ежедневно. Я и правда ее как-то защитил от него. Так что сплетнице Ирочке твоей дал, как говорится, шанс что-нибудь эдакое выдумать, а той дуре Ритке искать защиту…

Впрочем, Нэля, если хочешь, — он пошел ва-банк, — узнаем их адрес и поедем к ним. Сама все увидишь и сама поймешь. Я больше ничего не скажу. И не надо было мне оправдываться. Я ни в чем не виноват, а получил по морде — здорово живешь! Надо было бы ничего тебе не объяснять, съехать к Спартаку, он бы меня принял… Но девочку нашу стало жаль — на ней все отражается…

— Ты папе звонила? — спросил он как можно более небрежно и затаясь, ждал ответа, от которого зависело многое. Папа не олух. Ему лапши так запросто не навешаешь.

Нэля отрицательно мотнула головой и прошептала:

— Я аборт делать решила…

— Ну ты даешь, Нэлька! — возмущенно воскликнул Митя. — Ребенок-то при чем? Сначала все-таки узнать надо, что к чему… Неужели ты настолько мне не доверяешь?.. — с горькой обидой произнес он.

Нэля молчала, опустив глаза.

— Слушай, Нэль, — вдруг сказал Митя почти весело, — давай позвоним Ритке и Анатолию? Давай? Впрочем, решай сама, — как захочешь, так и сделаем.

Нэля тихо сказала:

— Не надо никому звонить. Я тебе верю.

Что-то было в ее ответе не то — Митя на такие дела был чуток, как женщина. Надо браться за испытанное средство, и он пошел на него. Подошел к Нэле, стал перед ней на колени и стал целовать ей живот молча, и не страстно, а нежно.

Нэля крепилась, крепилась и все же сдалась — обняла его.

Он взял ее на руки, отнес в спальню, положил на кровать и, задрав ей халатик и фартук, овладел ею и долго уделывал.

В полном изнеможении она сдалась и внутренне заплакала и, целуя его в шею, нос, губы, глаза, прошептала:

— Митька, Митька, я же без ума от тебя до сих пор! Я буду рожать тебе девочек или мальчиков, пока ты будешь хотеть меня!

И он хрипло ответил:

— Я всегда тебя хочу, каждую минуту…

Нэля пошла накрывать стол, а Митя открыл бутылочку «Изабеллы», и они сели за поистине праздничный стол. Сели рядышком, в обнимку, кормили друг друга, наслаждаясь едой и маленькими сексуальными шалостями, которые так радовали и развлекали их в первые месяцы после свадьбы.

Ночью они снова любили друг друга, и Митя вдруг сказал:

— Я наверное, повесился бы, если бы ты ушла от меня…

И опять это не было полной неправдой…

Нэля простила его, вернее, целиком поверила ему, но… Но что-то, какая-то крошечная боль, типа мелкой зажившей болячки, иногда покалывала, хотя она тут же отгоняла от себя это полуощущение чего-то недосказанного, какой-то маленькой лжи… А возможно, и большой.

Риточка все-таки дозвонилась. Нэля была, как всегда, на кухне, и потому Митя смог разговаривать, не боясь, что жена услышит.