Вкус порока

Я чувствовал дискомфорт – этот странный тип опять меня раздевал.

– Наркотики – исключены, алкоголем, рискну предположить, не увлекаетесь.

– Не пью, – подтвердил я, – если есть повод. Но не припомню, чтобы отказывался от рюмочки-другой хорошего напитка – в приятной компании и уместных обстоятельствах.

– Пиво, надеюсь, не потребляете?

– Дорогие, преимущественно темные сорта с соответствующим гастрономическим дополнением, – с достоинством ответил я. Психоаналитик поморщился, из чего я сделал вывод, что люди, потребляющие пиво, даже дорогое и благородное – низшая каста. А существует ли пивофобия? – задумался я.

– Живете в Митино, не в апартаментах, трудитесь частным сыщиком, перебиваясь с хлеба на обеды в ресторанах, не женаты… Впрочем, – Краузе усмехнулся, – аналитический ум и способность выстраивать сложные ассоциации здесь ни при чем – я говорил с доктором Турицыным. Кстати, почему вы не женаты? Прошу понять меня правильно, я охотно допускаю, что вы натурал.

Я смутился, отчего глаза визави заблестели еще ярче. Собрался возмутиться – какое ему дело до моей личной жизни? Но вместо этого забормотал банальности про семейное положение на диване, что хорошая вещь – это замужество, а женитьба – так себе; а бессмертное высказывание Дэвида Бэгли, что женитьба для мужчины не означает аннулирования его охотничьей лицензии – всего лишь самоутешение. Лучше бы я молчал.

– У вас обязательно должны быть проблемы, – с удовольствием заключил Краузе, – Приходите, выделю часок, даже денег не возьму.

– С чего такая щедрость? – напрягся я.

– Так положено, – пояснил Краузе, – Не сочтите за благотворительность. Еще Зигмунд Фрейд советовал психоаналитикам делать скидки определенным категориям населения, а пару пациентов принимать бесплатно – дабы не превращать психоанализ в исключительно коммерческое предприятие.

– Спасибо, осчастливьте кого-нибудь другого…

И тут произошло событие, в корне изменившее мою жизнь. Доктор Краузе вновь смотрел за мое плечо. Тень улеглась на высокое чело. Я повернулся. Рядом с женщиной за столиком у окна стоял официант с подносом. На подносе возвышался чайник с кипятком. Дама заказала только чай. Она поднялась, бросила несколько слов официанту, забрала у него чайник и решительно направилась в нашу сторону. Пульсация в голове – тревога! Ее лицо, изъеденное морщинами, было смертельно бледным, губы сжаты, в глазах блестело то, что психиатр назвал бы искрой безумия. Всё произошло стремительно. Неповоротливый психоаналитик не успевал подняться. У дамы тряслись руки. Она сняла крышку с чайника. Движение рукой уже шло – она собралась выплеснуть кипяток в лицо Краузе! Я вскочил, отбросив ногой стул, и когда она хрипло воскликнула: «Получай, подонок!», проделал что-то из боевой хореографии, схватил ее запястье и отвел атакующую длань. Выплеснулась часть кипятка – дама кричала от боли, а я стерпел. Отобрал у нее опасный предмет, поставил на стол и схватил за руки обезоруженную женщину. Она разочарованно выла, вырывалась…

Все происходило при свидетелях. Подбежали официанты, возбужденный администратор, прилично одетый вышибала. «Террористку» нейтрализовали. У нее были явные проблемы с головой – она извивалась, бормотала что-то нескладное.

– Александр Петрович, мы можем вызвать полицию! – крикнул администратор.

– Не надо, – замотал головой Краузе, – Ребята, выведите ее на улицу и проследите, чтобы не вернулась…

Сопротивляющуюся особу потащили к выходу. Наш столик перестал быть объектом внимания. Я поднял стул, оседлал его и с любопытством воззрился на доктора. Психоаналитик был испуган. Лицо, достойное кисти живописца, украшали фиолетовые пятна. Он прерывисто дышал, сглатывал. Выхватил платок из нагрудного кармана, утер вспотевший лоб.

– Кто бы подумал, Александр Петрович, – ехидно вымолвил я, – что профессия психоаналитика входит в число опасных профессий – наряду с военными, пожарными и промышленными альпинистами. Поздравляю, вы избежали возможности покататься на карете скорой помощи.

– Вы даже не представляете, насколько опасна моя профессия… – выдавил Краузе и посмотрел на меня как-то странно. Раньше он так не смотрел. Потом передернул плечами – должно быть, представил свое лицо, обваренное в кипятке.

– Прокомментируете, Александр Петрович? Только не говорите, что эта последовательница народовольцев вам незнакома.

– Неважно, Дмитрий Сергеевич… Возможно, когда-нибудь расскажу, но не сегодня…

«Только не это», – подумал я, – «Неужели мы еще когда-нибудь встретимся?»

Ночь, последовавшая за событиями в ресторане, была мила и трогательна. Я провел ее с хорошенькой девушкой, с которой познакомился в апреле. Чудо, нежный цветок, мечта любого мужчины – умница, скромница, с навыками ведения дел во многих областях (включая домашнее хозяйство) и потрясающая фантазерка в постели. Если бы мне в один прекрасный день понадобилось жениться, я бы выбрал именно ее. Всякий раз, когда мы встречались, терзала навязчивая мысль: почему подобные создания не подлежат хранению в труднодоступных местах? Провести с ней несколько месяцев, законсервировать и открыть через десять лет? Видимо, я был находкой для психолога – в тридцать четыре года испытывал страх семейной жизни. Страшился даже намека, отсекал любые попытки, и если дама с первых же дней намекала на возможные матримониальные отношения, спешил завершить знакомство.

Моя нынешняя пассия была не такой. Она жила одним днем, порхала, как бабочка, и выражала неподдельную радость, когда мы встречались. Несколько дней назад она вернулась из весеннего Парижа и цвела, как фиалка. Говорила по-французски, напевала «И где найти нам средства, чтоб вновь попасть туда?» Мы ужинали при свечах в моей однокомнатной берлоге на первом этаже, потом переместились в кровать и предавались радостям любви. В разгар идиллии, не отягощенной намеками на оковы, в прихожей зазвонил стационарный телефон. Я побрел отвечать – без всего, но в шляпе, а девушка хихикала мне в спину, уверяя, что в этой шляпе я просто неотразим.

Я пребывал в другом мире и не сразу включился.

– Дмитрий Сергеевич? – прозвучал сварливый голос, – Не хотелось бы извиняться за поздний звонок… Надеюсь, не разбудил?

Я молчал.

– Это Краузе. Доктор Краузе. Мы с вами беседовали сегодня в «Анадели», а потом вы избавили меня от необходимости платить пластическому хирургу. Почему молчите, Дмитрий Сергеевич?

– Можно минутку, пожалуйста? – попросил я.

– Вам нужна перезагрузка, – догадался Краузе, – Хорошо, давайте в два часа ночи испытаем мое терпение.

Звучало так, как будто это я ему позвонил! Я «загружался» медленно – чему не способствовало созерцание матово проступающих в свете ночника женских прелестей.

– Держу пари, вы не спали, – заметил Краузе, – Вы не один. Телефон расположен далеко от предмета вашего вожделения, и вам приходится выворачивать шею, чтобы не порвать эту хрупкую связующую нить.

Я чуть не поперхнулся.

– Это так очевидно?

– Позвонки хрустят, – объяснил Краузе, – Во-первых, подходящее время. Во-вторых, вы не любитель проводить ночи в одиночестве. Будь вы один, отозвались бы грубее. Будь вы равнодушны к своей партнерше – грубость все равно бы звучала. Вы во власти эмоций, нежелания прерывать свое занятие, вы должны быть в ее глазах отличным парнем ВО ВСЕМ. Чего стоит это приторное «Можно минутку, пожалуйста?» Вместо того, чтобы выразиться емко и по-русски. Только не говорите, что встретили женщину, которая вас понимает и готова с вами на все.

– Но так и есть.

– Какая чушь! – рассмеялся психоаналитик, – Вы взрослый мужчина, всего на пять лет младше меня, а несете такую романтическую глупость. Впрочем, не полезу к вам в постель, все равно через неделю вы расстанетесь.

– Может, к делу, Александр Петрович? А со своей личной жизнью я как-нибудь сам.

– Нам нужно встретиться.

– Звучит неожиданно, – признался я, – Надеюсь, не для того, чтобы неприятно провести время?

– Вы можете сейчас подъехать? Это не телефонный разговор.