Вкус вишнёвой лжи. Книга 2
Шрифт:
Мы у Макса дома. Я и Колян. А ещё пистолет, который у меня отобрали.
Как только появляюсь на пороге, парни замолкают. Пялятся, словно я ненормальный. Бесит.
— Живой? — Макс.
— Угу.
Всё ещё прижимаю ко лбу полотенце — ровно три шага, и я уже сижу за столом.
— Дай, гляну, — Макс оказывается рядом, настойчиво отбирая импровизированный компресс. Неохотно, но всё-таки позволяю другу оценить моё состояние. Тот кривится, разглядывая рану. — Зашить бы…
— Похер, — откидываюсь на спинку стула. В последний раз меня зашивала Ирка, и из этого ничего хорошего
— Ща, погодь, — Макс уходит, а потом возвращается с аптечкой.
Достаёт перекись и пластырь.
— Да не надо!.. — начинаю возмущаться, но получаю смачный пинок по ногам.
Замолкаю. Кошусь на Колю, что притих в стороне. Видок у него потрёпанный, и я вдруг думаю: если Ирка его увидит, начнёт расспрашивать. Заподозрит, что я к этому причастен. Сразу же поймёт всё, а потом и не отвяжется. Блин. Втягивать Ольханскую — последнее, чего я хочу.
— Ай! — шикаю, забывая про Макса, без предупреждения начавшего дезинфицировать рану.
Друг не обращает на меня внимания. Обрабатывает, смывает остатки крови и грязи, а после, осторожно сдвинув края раны, прилепляет медицинский пластырь.
— Готово. Почти как огурчик, — улыбается.
— Спасибо.
Кивает.
Мы молчим. Долго, пока закипает чайник. Но как только долгожданная кнопка щёлкает, оповещая, что вода вскипела, Максон открывает нижний шкаф и со стуком ставит на стол бутылку водки. Смотрит на то на меня, то на Колю: и говорить ничего не приходится. Пятьдесят грамм после такой переделки лишними не будут.
Три почти полные стопки, не чокаясь, залпом. Обжигает. Не закусываем.
— Я так чувствую, нам всем пизда, — Макс присаживается на табурет. — И нахера вы полезли на этого Чика? И скажи мне, блять, откуда у тебя ствол?
Смотрю на Колю, впервые за пребывание на кухне встречаясь с ним взглядом. Тот хмурится. Будто читает мысли.
— Это же их, да?
Медлю.
— Да.
Макс смотрит то на меня, то на брата Иры. Вскидывает брови, мол, и чё молчим?
— Мы, когда Стасяна вытаскивали… у тех мажориков пушка была. Если бы не Ирка, мы бы, наверное, не выбрались, — вспоминаю тот день.
Пистолет, привязанный к стулу Стас, Коля на мушке. Я на коленях и занесённая бита.
— Ствол был в руках у моей сестры, — подхватывает Коля, будто оправдываясь. — Мы не могли его оставить. Случись че, по отпечаткам бы всё на Иру показало, а времени убирать следы не было. Элли вызвала мусоров. Мы тогда с Костяном решили прихватить пистолет с собой, а потом избавиться от него. Видимо, кто-то так и не сделал этого.
— Это же пушка! — злюсь. — Без серийника. Без всего. Думаешь, я бы не перестраховался.
Молчит. И правильно делает. Только с пацанами цапаться сейчас не хватало.
— То есть, в этой истории замешаны ещё и бабы? — упрекает нас Макс. — Они, получается, тоже под прицелом.
Тишина.
— Короче, — хозяин квартиры разливает водку, а после убирает бутылку под стол, чтобы не было желания притронуться к ней.
Не говоря ни слова, залпом осушает стопку, но ни я, ни Коля к своим порциям не притрагиваемся.
— За блондинистую сучку не волнуйся, у неё и без нас полно охраны, — произносить
имя бывшей Стаса язык не поворачивается. — А вот за Ирку я переживаю. Не хочу её втягивать.— Я тоже, — подхватывает Коля. — Поэтому надо разобраться с этой проблемой, прежде чем Чик решит до неё добраться. Помниться, она в прошлый раз поцапалась с чуваками из его шайки.
Точно. И это ставит её в ещё большую опасность. Вот только вопрос в том, как избавиться от дилера, что пытается добраться до каждого из нас. Получается, все, кто в этом замешан, находятся в его списке.
Я.
Коля.
Теперь ещё и Макс.
Ирка.
Макеева.
Стас.
И те двое.
А, следовательно, каждый, кто имеет к нам отношение.
— Проблема в том, что мы не можем просто собрать народ с района и пойти пиздить шайку Чика. Это так не работает. Нам нужен более действенный план, — Макс вырывает нас из задумчивости. — Остаюсь того же мнения, что и в баре. Подставить его, конкретно так, чтобы наверняка. Нужно придумать план. Проработать до мелочей, поняли? Так что пушка останется у меня, Костян. А ты сидишь тихо и не лезешь на рожон. Я всё сделаю.
— Когда ты здесь главным стал? — скалюсь.
— Когда ты чуть не пристрелил чувака час назад, — парирует. — Я вляпался в это дерьмо из-за тебя, Назар, так что закрой рот. Из всех нас ты самый худший вариант лидера. И ты это сам прекрасно понимаешь.
Шмыгаю носом, хватаю стопку и залпом осушаю. Водка обжигает горло — морщусь, со стуком ставлю стопку на стол. Не хочется признавать, но Макс прав. Я всегда на подхвате, обычно Стас думает, а я делаю.
Но я и без Скворецкого прекрасно справлюсь. У нас по ходу дороги разошлись в конец.
— Ствол я тебе не оставлю, — заявляю я.
— Ещё как оставишь, — холодно.
Прищуриваюсь. Сдерживаюсь, чтобы не заехать Максу по роже. Он вообще в это дерьмо лезть не должен, не его проблемы. Это касается только меня и Коли. А, может быть, лишь меня.
— Ладно, — сдаюсь. — Делайте, что хотите.
Они и делают.
Мы опускаемся на дно и несколько дней не высовываемся. Зависаем на квартире Макса, отходим после драки, пьём, придумываем план. Точнее, этим занимается Макс, а я большую часть времени провожу на работе, а после шатаюсь по городу, будто бы специально пытаясь найти неприятности на свою задницу. За матерью охотно присматривает соседка: ей всё равно на пенсии заняться нечем, а так лёгкие баблишки.
Всё подозрительно спокойно. Никаких слежек, наездов и предупреждений. Словно затишье перед бурей. Сидеть без дела и думать о том, что вот-вот тебе в спину прилетит смачный пинок, невыносимо. Я загниваю. Прокручиваю в голове, какими способами смог бы разобраться с Чиком, представляю его разукрашенное кровью лицо, выбитые зубы и сломанные кости. И загниваю, потому что ничего не могу с этим поделать.
Иногда я прихожу к Иркиному дому и сижу на площадке, вглядываясь в окна. Сижу до последнего, пока холод не прибирает до костей, а потом ухожу. Не хочу ей звонить, писать, а видеться тем более. Пока я не разобрался с Чиком нельзя. Но присматривать за Ольханской никто не запрещал, тем более плохое у меня предчувствие на счёт неё.