Вкус вишнёвой лжи. Книга 2

Сейчас вот тоже. Курю, сидя на низком заборе в темноте. Подальше от фонарей, чтобы не заметили. Холодно. Новую куртку так и не купил, эту взял погонять у Макса на время.

В комнате Иры горит свет. Иногда я вижу мелькающую тень, и каждый раз сердце почему-то замирает. Хочется подняться к ней, хотя бы просто увидеть. Её глаза. Улыбку. Блять, что за ваниль.

Затягиваюсь, натягиваю сильнее шапку, прокашливаюсь. Уже собираюсь выкинуть окурок и пойти домой, чтобы особо не светиться, как звонкий голос заставляет всё моё тело замереть.

— Константин!

Блять.

— Антон Юрьевич, — улыбаюсь.

Вот его только здесь не хватало. И как мне объяснить, почему я торчу под домом его дочери в такое время?

Мужчина подходит ко мне, но его лицо скрывает тень, и я не могу разглядеть его эмоции. Почему-то становится стыдно.

— Давно тебя не видел.

Медлит. Достаёт из кармана пачку сигарет и прикуривает. Затягивается. Потом оборачивается на дом и смотрит на окна квартиры дочери. Невольно делаю то же самое.

— Да как-то времени не было. Работа, мать больная.

— Это хорошо, что ты за матерью присматриваешь, — хвалит Антон Юрьевич. — Родители дело святое.

Угу. Ну, да. Ток чет Вы за Иркой совсем не следите. Так и хочется сказать подобное, но я молчу. Докуриваю сижку, но под ноги выкинуть при мужчине не решаюсь. Тушу о забор, на котором всё ещё сижу, мну бычок пальцами.

— Хороший ты парень, Константин, — вздыхает Антон Юрьевич, и очередная волна стыда пробирается под кожу подобно паразитам.

Если бы он знал, что я вытворил за всю жизнь, никогда бы так не сказал. Смотрит прямо мне в глаза, затягивается. Иногда кажется, что батя Иры знает про меня абсолютно всё. А порой — ничего.

— Я смотрю, вы с Иркой поцапались, — не вопрос. Собираюсь возразить, но не успеваю. — Хочу попросить тебя кое о чём. — Опускает голову, докуривает, бросает в снег бычок и даже не тушит ногой. Огонёк сам медленно умирает на морозе. — Хочу, чтобы ты присмотрел за Иркой. Связалась она тут с одним… — замолкает. Я замираю, нетерпеливо вглядываясь в лицо мужчины. С кем связалась? Что за упырь? Кому морду набить? — Со Стасом Скворецким, — смотрит на меня будто читая реакцию.

Я замираю. В смысле Ира связалась со Стасом? А самое главное, в курсе ли Антон Юрьевич, что Скворецкий мой друг?

Качаю головой, пытаясь подобрать подходящие слова. Медлю.

— Заезжал он за ней пару раз, — уклончиво продолжает он. — Недавно совсем. Не знаю, что там у них, но ни к чему хорошему это всё не приведёт. Ты же понимаешь?

Нет. Не понимаю. Зачем Стас заезжал за Ирой? Сюда. Знает же, что может спалиться. Да ещё и не один раз. Какого чёрта они творят?

— Я к тому, что Ирка девка простая. Доверчивая, — чуть-ли не фыркаю. Ирка-то? Доверчивая? Ну-ну. — Мало ли, что он там ей наобещал.

— Не волнуйтесь, Антон Юрьевич, я всё улажу, — обещаю я. — Положитесь на меня.

Мужчина улыбается. Медлит.

— Думаю, спрашивать, не хочешь ли зайти, смысла нет?

Шмыгаю, спрыгивая с забора.

— Не. Я уже ухожу. Рад был повидаться. Ещё увидимся.

Антон Юрьевич протягивает руку, и я пожимаю её. Его пальцы горячие, в отличие от моих, и крепкие.

— Если что, обращайся. Всегда помогу.

— Ага. До свидания.

Кивает. Больше не говоря ни слова, я разворачиваюсь и ухожу. Лишь на достаточном расстоянии позволяю себе щелчком выбросить окурок.

Что за чёрт здесь происходит? Стас и Ира мутят какую-то тему у меня за спиной. Странно слишком. Надо у Коляна спросить, может быть, он что-то знает. Но в любом случае поговорить со Стасом придётся: то, что он спалился перед батей Ирки, — отстойный знак. К добру это не приведёт.

Ложь 14. Ира

«Есть два вида лжи: ложь, ранящая человека и ложь ради счастья». Врата Штейна (Steins;Gate)

Монеточка — Нимфоманка

Ложь 14. Ира

У лжи нет оправданий. И не важно, какие цели ты преследуешь: ложь остаётся ложью при любом раскладе. Обман — гниль. Слабость. Порок, распространяющийся подобно опухоли, что поглощает организм. Ты думаешь, что врёшь во благо, пытаясь уберечь кого-то от неприятностей и боли, но на самом деле просто поддаёшься собственному страху.

Лгут все. И, к сожалению, с этим ничего не поделаешь. Мир погрузится в хаос, если люди будут говорить только правду. Он вспыхнет и уничтожит сам себя. И среди этого отвратительного противоречия нам приходится жить. В страхе, вранье и собственной желчи.

И я не исключение.

Противоречивое создание, ненавидящее обман, но в тоже время лгущее при каждом удобном случае. Виноваты ли обстоятельна или моя собственная слабость, я не знаю. И, признаться, даже думать об этом не хочу, потому что нахожусь в самой запутанной ситуации, которая когда-либо происходила в моей жизни.

Стас ответил на мои чувства, и мне бы прыгать от радости, но есть две большие непреодолимые преграды.

Видеться мы можем лишь тайно, чтобы не попасть под прицелы папарацци и, самое главное, моего любимого папочки, который, кстати, притащился ко мне на ночь глядя и, кажется, даже не собирается уходить.

А ещё Костя ждёт ответа на своё признание, и мне в любом случае придётся рассказать ему про Стаса. И парочкой сообщений здесь точно не обойтись: такое решается лично при встрече. И почему-то уверена, что сделать это должна именно я, а не Скворецкий.

— Ир, это соль, а не сахар, — замечает папа, когда я ставлю перед ним солонку. — Хватит в облаках летать, спустись на землю.

Блин. Я так задумалась, что не заметила, как вместо сахара дала отцу соль. К чаю. Молодец, что сказать.

— Может, это намёк на то, что я не рада тебя видеть? — шучу.

Всё-таки забрав солонку, ставлю перед гостем сахарницу, а после небрежно кладу пакет с печеньями. На часах десять вечера, и я как раз собиралась принять ванну перед сном, а тут нежданчик в лице папочки.

Папа вздыхает, но ни к сахару, ни к печеньям так и не притрагивается. Делает глоток несладкого чая, смотрит в окно на дом напротив, молчит.

Думаю о Марине, невольно вспоминая случайно уведенную сцену. Уже прошло достаточно времени, а Коля так и не разобрался с проблемой. До сих пор продолжает отнекиваться, что у него всё под контролем. Не знаю, чего он тянет. Может быть, мне самой стоит поговорить с отцом?