Владигор. Князь-призрак

— Ничего, князь, уйдем! — прошептал подкравшийся Берсень. — Я этот лес еще мальчонкой облазил, каждый валун помню.

— А эти что, до тридцати лет на печи лежали да жамки медовые трескали? — усмехнулся Ракел, кивнув в сторону дружинников.

— Это мы сейчас проверим, — сказал Берсень, вновь продевая ремень в кожаные петли ножен и подпоясывая тулуп. — Пойдем, князь, есть тут одна нора, там нас ни одна собака не найдет.

— А этого на себе потащим или сам пойдет? — Ракел кивнул на сидящего у валуна бродягу.

— Пойду, если светлейший князь позволит, — сказал тот, вскакивая на ноги и тут же бухаясь на колени перед Владигором.

— Не ползай — не люблю, — сказал Владигор. — Идти можешь?

— Могу, светлейший князь, очень даже могу, — живо вскочил бродяга, — пять пар сапог стоптал, пока по твоим приказным избам ходил да правды добивался!

— Где ж ты, голь, столько сапог набрал? — усмехнулся Берсень. — Хорошая пара коня стоит.

— А я, может, не всегда голью-то был! — огрызнулся тот, стрельнув на Берсеня злым, острым взглядом.

— Точно, — сказал Ракел, — по повадке вижу.

— Ладно, потом разберемся, — сказал князь, — а сейчас надо поспешить. Сдается мне, что они гонца за подмогой послали. Обложат нас, как волков, псов натравят да и выгонят прямо на копья.

— Ничего, князь, авось не обложат, — буркнул Берсень. — Идем!

Как ни спешили беглецы выйти за пределы возможной облавы, посланный гонец успел их опередить. Князь понял это, когда тишину прозрачного осеннего леса вдруг оживил далекий людской говор и заливистый лай спущенных со сворок собак. Те еще не почуяли беглецов, но, послушные командам выжлятников, рванулись в чащу и стали прочесывать кусты и буреломные завалы, поводя мокрыми носами в пахнущем лесной прелью воздухе.

Но первым заметил Владигора его любимый охотничий сокол Гуюк, всегда сидевший на перчатке князя при лисьей или заячьей травле и стрелой взмывавший в небо, когда князь сдергивал кожаный колпачок с его хищной остроклювой головки. Гуюк описал над лесом стремительное полукружье и, завидев четырех беглецов, завис в воздухе, трепеща острыми серповидными крыльями.

— Сокольников пригнали, крепко прижать хотят, — мрачно процедил Берсень при виде Гуюка. — От птичьего глаза не скроешься.

Владигор не ответил. Он вскочил на покатый замшелый валун, поднял голову и выставил перед собой согнутую в локте руку.

— Гуюк! Гуюк! — негромко позвал он, похлопывая перчаткой по локтевому сгибу.

Сокол сложил крылья, замер в воздухе, камнем упал между ветвями и, выставив перед собой желтые чешуйчатые лапы, впился когтями в рукав княжеского тулупа.

— Да ты и вправду князь! — восторженно прошептал Ракел, глядя, как сокол вертит по сторонам желтоглазой головкой и складывает на спине остроконечные полосатые крылья.

— А ты сомневался? — усмехнулся Владигор, соскочив на землю. — Чего ж тогда пошел за мной?

— Участь переменить захотелось, — сказал Ракел. — Надоело дворовым псом жить. Тем-то что, они другой жизни не видали, а я не весь свой век на цепи сидел!

— Смотри, как бы опять не посадили, — сказал Владигор, прислушиваясь к лаю и поглаживая сокола по плоской пестрой головке. — А могут и сразу на плаху — да под топор!

— Это еще бабушка надвое сказала! — хмыкнул бывший наемник. — Пусть сперва поймают!

Между тем лай собак и перекличка загонщиков ясно показывали, что кольцо вокруг беглецов сжимается. Владигор уже ясно различал в хриплом собачьем брехе глухой, бухающий голос Задирая, в одиночку бравшего матерого волка, и редкий лай Ухватая, способного впиться в медвежий загривок и висеть на звере до тех пор, пока охотник не подоспеет с рогатиной. Он первый и показался между редкими засохшими ольшинками, когда беглецы вышли на сухое мшистое болотце. Гуюк все так же сидел на плече Владигора, вцепившись когтями в тулупчик и беспокойно вертя по сторонам желтоглазой остроклювой головкой. Завидев пса, сокол оживился, встряхнул крыльями и издал короткий сухой клекот, как бы ожидая от князя охотничьей команды. А Ухватай, подбежав к Владигору на расстояние одного прыжка, вдруг замер, присел на задние лапы и с недоумением уставился на беглецов.

— Ухватай! Гуюк! Выручайте! — прошептал князь, глядя в холодные стальные глаза пса и подставляя соколу обмотанное кожаным ремнем запястье. — Уводите след!

Сокол неловко, бочком, перебрался на ремни, посмотрел на солнце, уже перевалившее далеко за полдень, взмахнул крыльями, резкими зигзагами набрал высоту и, описав над болотцем плавную дугу, с клекотом потянул в сторону темного, поросшего вековым ельником холма. Ухватай вскочил на кочку и, издав истошный злобный вой, устремился следом.

— А теперь уж, братцы, как повезет, — шепнул Владигор, падая между кочками и вжимаясь в плотный упругий мох. — Авось перележим!

Его спутники проделали то же самое. Ракел для верности даже, подмял под себя навязавшегося невесть откуда бродягу и заткнул ему рот пучком сухой осоки. Но это было уже лишнее: бродяга и так лежал безмолвно и лишь иногда с немым ужасом смотрел на жесткое скуластое лицо Ракела со скобкой черной курчавой бороды.

— А я ведь тебя где-то видел, — шептал он, прислушиваясь к звукам погони, то набегающим, как волна прибоя, то вновь откатывающимся в глубь леса.

Временами шаги и голоса раздавались так близко от Владигора, что он изо всех сил вжимался в мох, готовый, впрочем, в любой миг вскочить и заткнуть глотку слишком ретивому и удачливому загонщику. Но таковых не нашлось, и звуки погони в конце концов затерялись в глухих дебрях, куда увели ее Гуюк и Ухватай.

Князь первым подал сигнал о том, что опасность миновала. Он встал, отряхнулся, подтянул ремень, поправил меч и рваным носком сапога слегка ткнул в бок Берсеня. Тот резко вскочил, выхватил меч и, если бы Владигор не отпрянул назад, запросто вогнал бы клинок ему в горло.

— Какой борзой! — захохотал Владигор, когда Берсень наконец разглядел его.

— Не серчай, князь! — смущенно пробормотал бывший тысяцкий. — Сморило меня на теплом мху, а тут еще и сон привиделся, будто волчары со всех сторон обступили и один уже прыгнул и в бок зубами впился.

— А может, это я и есть волчар? — спросил Владигор, глядя в глаза Берсеня. — Только обличье у меня княжеское, а?

— Не смущай душу, князь, — вздохнул Ракел, вскакивая на ноги и подтягивая сморщенные голенища сапог. — У меня твои похороны из головы нейдут.