Владимир Ост

Однако в салоне никого не было.

Ладно, зато теперь ясно: они где-то здесь, надо ждать.

Владимир вернулся к церковной двери, и тут над его головой с характерным деревянным скрипом-скрежетом распахнулось окно. И когда Владимир глянул наверх, в окне уже торчала вихрастая голова навалившегося на подоконник Хлобыстина. До чего же родной была сейчас эта башка непутевого друга!

– Приперся наконец, – сказал Григорий, но не Осташову, а – полуобернувшись – кому-то внутри. Потом опять посмотрел на Владимира и со своим вечным задором поздоровался с ним.

– Ты там с Васей? – спросил Осташов.

– Да. Сейчас спущусь, открою.

Через минуту Хлобыстин с видом хозяина сопровождал Владимира по помещениям церкви.

На первом этаже располагался большой зал. Григорий включил свет, и на стенах зажглись лампы дневного света. Потолок в помещении оказался высоченным и куполообразным. Зал был уставлен длинными, от стены до стены, столами, заваленными красками, кистями, другими рисовальными принадлежностями, а также эскизами и готовыми рисунками с мультяшными персонажами – утятами, собачками и прочей живностью. Над каждым рабочим местом нависала на крупном кронштейне настольная лампа, а некоторые столы имели даже по две лампы. Стены сплошь были выкрашены в казенный грязно-желтый цвет – никаких фресок, орнаментов, или чего-то иного церковного не сохранилось.

С краю за перегородками располагались два кабинетика, похоже, начальственных. Как у нас на фирме, подумал Осташов и вспомнил, что уже не «у нас», и вздохнул.

– Здесь нечего смотреть, – сказал Григорий, – пойдем наверх.

Они поднялись по широкой винтовой лестнице, сколоченной из не оструганных досок.

– Здесь вот туалет – не хочешь? – показывал Хлобыстин, – а вот – кухня, а вот – самый главный зал.

В «главном зале» Осташов, прежде всего, увидел стоящий в центре бильярдный стол. Настоящий, большой бильярдный стол на резных ножках, над которым, чин по чину, нависала люстра с прямоугольным зеленым абажуром. На столе сидел, качая ногами, Наводничий с кием в руке. Теперь Владимир понял, какой звук доносился из окна – это был стук шаров.

– Прикольно, да? – сказал Василий. И он, и Григорий глядели на Владимира, в удивлении застывшего на пороге, и наслаждались его реакцией.

– Мы тоже обалдели, когда в первый раз увидели, – заверил Хлобыстин. – А еще поглянь-ка сюда, – он подошел к столу и указал пальцем на край стола.

На указанном месте деревянного борта был вырезан вензель из двух крупных букв «Ф» и «Ш», под которыми в две строки значилось: «Федоръ Шубинъ», и все это было заключено в подковообразную строку: «Поставщикъ двора Его Императорскаго Величества».

– Раритет, между прочим, – сказал Наводничий, поглаживая потертое зеленое сукно. – Настоящая русская классика. Видишь, какие узкие лузы? Тут бортовой шар в лоб не загонишь в угол, это тебе не какой-нибудь американский стол, где лузы, как это…

– Как ведра, – помог с подбором сравнения Григорий.

Осташов пожал руку Василию.

– Привет. Зашибись, ничего не скажешь! – сказал Владимир, оглядывая остальное убранство большой комнаты: шкаф, стулья, пару кресел, кривоватую тумбочку, небольшой столик, на котором стояла батарея пивных бутылок, большая часть которых была еще не откупорена. – Ну теперь колитесь, как вы сюда залезли? Ключ подобрали? Нас тут менты не повяжут?

– Вяжу здесь только я, – сказал Хлобыстин, давая Владимиру бутылку. – Я сюда охранником устроился – а?!

– Да ладно.

– А ты думал, бубеныть! Мы когда без тебя тут окрестности осматривали, зашли сюда, и сразу на их начальника наткнулись. Вася ему и ляпнул, что я охранник, ищу работу. Видел бы ты, как он обрадовался! Отлично, говорит, наш алкаш-охранник прошлой ночью заснул с сигаретой и чуть не спалил студию, поэтому я его выгнал. Меня спрашивает: не пьешь? Я говорю: нет, конечно! И он сразу же взял меня. Долбанись? Короче, я теперь тут ночной сторож. С восьми вечера до восьми утра. И все это, – Григорий повел рукой, – теперь наше. Гоняй шары, пей, даже баб можно привести.

– Гришань, – сказал Наводничий, – вообще-то мы тут по другому делу, ты забыл, наверно. Это – разведбаза, чтобы Махрепяку отследить.

– Одно другому не мешает, – отмахнулся Хлобыстин и сказал Владимиру:

– Ну чего паришься? Скидывай пальто, сегодня здесь тепло.

– А как следить-то за Махрепякой? – спросил Осташов. – По очереди будем на улице дежурить?

– Нет, все проще, – сказал Василий. – Хотя в то же время все сложней. Мы уже с Гришей просчитали его. Он появляется тут по будням каждый вечер где-то в начале – в половине одиннадцатого. И в принципе можно было бы его сфотографировать с его бабёхой, но… – Наводничий посмотрел на наручные часы. – Скоро они, кстати, должны появиться. Но время еще есть. Гришаня, давай доиграем партию по-быстрому.

Хлобыстин взял кий и приблизился к столу, а Владимир сел в кресло.

– Так, сейчас мой удар, – сказал Наводничий. – Короче, Вованище, никуда далеко ходить не надо, потому что снять Махрепяку у подъезда не получается: во дворе нигде в засаду не спрячешься, а самое главное – темень, без вспышки там ловить нечего.

– Н-да?

– Н-да! – сказал Василий и ударил по шару. В лузу он не попал, и Хлобыстин обрадовался:

– Мой ход!

– И как же его сфотать? – спросил Осташов.

– Сфакать? А очень просто – в окно.

– Бубенть, здесь работают профессионалы! – сказал Григорий, кивнув на Василия.

– Спасибо, Гришаня, – с гордым кивком принял комплимент Наводничий и стал прицеливаться кием в шар, потому что Хлобыстин уже успел тоже промазать.

– В окно, – задумчиво сказал Владимир после того, как с бульканьем выпил из горлышка больше половины бутылки пива.

В уютной обстановке этой странной церковно-студийной бильярдной Осташов впервые за последние дни расслабился. Мысли об утраченной Анне и потерянной работе как-то сами собой отошли на задний план, и ничто из текущей действительности его не раздражало. В частности, нисколько не тяготила медлительность, с которой друзья излагали существо предстоящего дела. Он не собирался поторапливать их с объяснениями. И даже, наоборот, подумал, что лучше было бы, чтобы они пока помолчали. Ему захотелось самому догадаться, как можно сфотографировать сладкую парочку через окно, которое находится на третьем этаже.

Наводничий и Хлобыстин, словно приняв во внимание невысказанное пожелание товарища, на некоторое время забыли о нем, и молча, с сосредоточенным видом стали перемещаться вокруг стола, отыскивая наиболее выигрышные траектории для ударов. Григорий при этом закурил и принялся выпускать дым под зеленый абажур, освещавший суконное поле битвы. Дым скапливался в четырехгранном зонте абажура и медленно клубился в нем, точно бы опасаясь выбраться из-под его защиты в открытое пространство комнаты.

«Как же снять Махрепяку в окно? – размышлял Владимир. – Там есть деревья рядом с домом – на дерево залезть? Карабкаться на такую верхотуру, да еще и с фотоаппаратом?»

Василий с эффектным стуком вогнал шар в лузу.

– Красиво, – сказал Хлобыстин.

– Со съемкой через окно, Вованище, только одна проблема, – задумчиво сказал Наводничий, – окно у них практически постоянно зашторено.

«Значит, получается, надо по очереди залезать на дерево, – думал Осташов, – и ждать, пока кто-нибудь, Махрепяка там, или его мадам, случайно откроет штору?»

Василий ударил еще раз, но неудачно.

«Торчать там на ветке неизвестно по сколько времени на виду у всей улицы?»