Владимир

Но воины Владимира медлили; шнеки и бусы его, остановившись на Днепре, отрезали Ярополка от Днепра, всадники остановились на холмах и в долине у Роси — так был отрезан путь на юг, в поле, еще множество полков на берегу Днепра и повсюду в оврагах и на горах замыкали круг. Не копьем думал Владимир взять Родню, а осадой.

Это начинало пугать беглецов. Открыть ворота, выйти на равнину и там принять бой с войском Владимира дружина Ярополка не могла, сидеть в Родне — как долго? И где взять для этого силы? Особенно беспокоились бояре. Удирая из Киева, они, как видно, не все взвесили, слишком положились на слова Ярополка. Ныне он был здесь, день и ночь сидел на верху терема. Бояре хотели и должны были с ним говорить. Осанистые, крутые на словах и на деле бояре и мужи лучшие Горы вечером пошли к князю в большую светлицу на верху крепости. Здесь одно узкое окно выходило на Днепр, другое, немного пошире, на Рось. Князь Ярополк стоял у окна, выходившего на Днепр, тревожным взглядом смотрел на лодии, застывшие, словно сонные цапли, на водной глади. Юлия сидела в углу на простой деревянной лавке.

— Добрый вечер тебе и жене твоей, княже, — начал боярин Коницар, — пришли мы тебя проведать…

— Спасибо, — вяло отвечал Ярополк. — Садитесь, бояре и мужи.

— А мы и постоим, — зашумели бояре, которые наполнили светлицу и стояли ниже, на полутемной лестнице. — Дело у нас к тебе, княже.

Вперед вышел Коницар:

— Хотим спросить тебя, княже, долго ли будем тут сидеть?

Ярополк рассердился. Бояре спрашивают его, своего князя, словно он повинен в том, что произошло. Да разве не они виноваты во всем, они, на которых он опирался, которые год за годом заставляли его делать то, что им было Угодно?!

Он стоял — истинный князь, каким и должен быть, — в затканном золотом и серебром платне, с мечом у пояса, напряженный, затаившийся, хищный; бояре, крепкие, высокие, жилистые, в темных опашнях, со смуглыми лицами и сверкающими глазами, пристально смотрели на него.

— Я поступил так, как говорилось об этом в Киеве, — резко ответил боярам князь, — и все будет так, как должно быть…

— Значит, погибать будем, княже?

— Нет! — крикнул он. — Погибать никто из нас не станет. Мы с вами сила, одолеем Владимира.

Бояре помолчали.

— Но, княже, — опять начал Коницар, — где наша подмога — печенеги?

— Придут!

— А ромеи?

— Будут и ромеи.

— Княже! — раздалось сразу несколько голосов. — А ты послал гонцов к императорам?

— Гонцы поехали, они в Константинополе, сами знаете. На этом и кончилась беседа бояр с князем. Молча они спустились во двор, принялись поднимать оглобли на своих возах, чтобы отгородиться друг от друга.

День приходит после ночи, ночь завершает день. Уже тонкий, похожий на серебряный серп молодой месяц прорезался в голубых туманах над Росью.

Стражи на городницах всматривались в далекое поле и в низовье реки, за ними следили со двора сотни глаз. Каждому казалось, что он слышит топот коней в поле, всем чудились ветрила на дальнем плесе Днепра, таинственные огни на ночном небосклоне.

Но им только казалось: то не ветрила, а марево висело над далеким плесом Днепра, то не огни загорались на небосклоне — звезды.

А в самой Родне была беда. В двух колодцах, выкопанных у южной стены, за ночь набиралось на один-два локтя воды, за день — и того меньше. О, как мало было этого для нескольких тысяч воинов, запертых в крепости.

Не было в Родне и харчей. Запасы, которые были у стражи, и те, что привезли воинские обозы, быстро исчезали. Князь велел резать лошадей, но и этого было мало.

Трудно приходилось здоровым воинам и намного труднее — раненым. Голод бродил по Родне, болезни валили людей с ног. А тут еще жара — с утра до ночи в небе висело раскаленное солнце, с поля несся и все высушивал жгучий ветер; месяц в небе становился все больше, смотрел желтым ликом, словно издевался над людьми.

Разумеется, не все в Родне страдали от голода: на возах своих бояре и мужи привезли из Киева много соленой веприны, вяленой рыбы, — тайком от воинов они ели это сами, вдосталь кормили и князя с женой. Ходил слух, что знают воеводы и бояре к тому же и родник, который журчит где-то в крепостных подземельях.

А воины мечтали об одном: вырваться из Родни, напиться воды из Днепра, раздобыть плодов, зелени, кус хлеба в селах, где жили родичи. И по ночам воины спускались со стен, чтобы пробиться через стан Владимира, достать для себя и больных хлеба, воды. Эти попытки ничего не дали: многие воины смежили глаза в долине, многие с тяжкими ранами приползли обратно к стенам. И уже начало брать их сомнение — зачем они сидят в Родне, кого защищают, не лучше ли сдаться Владимиру на милость и суд праведный, чем умирать здесь, в Родне? В одну из ночей несколько воинов спустились со стен и ушли в стан Владимира, через день опять исчезли ночью несколько человек.

Но была еще в Родне сила, державшая в повиновении тысячи воинов. Этой силой были воеводы, бояре, мужи, вместе с Ярополком бежавшие из Киева.

2

Темной ночью у ворот Горы остановился порядочный отряд всадников. Стража вынесла из тайника огонь, осветила лица прибывших.

То был тысяцкий Ивор, приехавший с небольшой дружиной и несколькими неизвестными людьми. Он хотел тотчас же говорить с князем Владимиром.

Стража пропустила тысяцкого. Вместе с дружиной и неизвестными Ивор подъехал к княжескому терему, поговорил и там со стражей.

Князь вышел в одну из верхних палат, позвал туда тысяцкого.

— Будь здоров, княже Владимир, я приехал к тебе из Родни, — низко поклонился Ивор.

— Будь здоров и ты. Что случилось в Родне?

— Стоим твердо, мышь не проскользнет из города, уже, говорят, пояса свои грызут люди Ярополка. Беда будто в Родне…

— Не мы повинны в том: копьем города брать не стану, не хочу проливать напрасно кровь.

— Крови, видать, и не будет, княже! Позапрошлой ночью пробился из Родни к нашему стану, как посол Ярополка, воевода Блюд, спросил тебя и только с тобой хочет говорить.

— Где же он?

— Я привез его с собой, княже.

— Ступай приведи. Буду с ним говорить.

Когда тысяцкий Ивор с несколькими гриднями ввели воеводу Блюда в светлицу, он упал на колени, низко поклонился.

— Встань, воевода! — крикнул на него князь. Блюд поднялся.

— Что ты хочешь мне сказать?

— Хочу говорить с глазу на глаз, — прошептал Блюд.

— Добро, — согласился Владимир и знаком руки велел тысяцкому и гридням покинуть светлицу.

— Спасибо тебе, княже, — сказал тогда Блюд, — челом тебе бью не токмо я, но и брат твой князь Ярополк.

— За поклон благодарю, — усмехнулся Владимир, — но, если ты только ради этого добивался видеть меня, не стоило трудиться. Киев — не Любеч…

— Знаю, княже. — Блюд понял, на что намекает князь Владимир. — О Любече, и я, и князь Ярополк, оба сожалеем… Я тогда уговаривал князя, он было соглашался, но не один князь: воеводы и бояре наседали на него, надеялись на помощь печенегов и ромеев…

— А ныне где же ваши печенеги и ромеи?

— Они предали князя Ярополка, и он проклинает их.

— Так кто же тогда не предал Ярополка?