Владлен Бахнов

Сказка о Шуте и Палаче

Сказал Палач: —Топор остер. Как для себя точил топор. Все быстро будет. Ты, Шут, давай-ка, помолись, И поскорее соберись. Ведь ждут же люди! Ответил Шут: — Пусть подождут. Заполонил всю площадь люд — Не ждал аншлага… А у тебя. Палач, так стар Извечный твой репертуар: Топор да плаха! И снова плаха и топор… — Да, у тебя язык остер, И все ж, по чести, Коль расстаешься с головой, Пред смертью черный юмор твой Ох, неуместен! — Я плаху не боюсь твою. Всю жизнь ходил по острию. Дружил с сатирой… А хочешь сделать мне добро. Ты лучше-ка топор свой про дезинфицируй! Боюсь микробы занести С собою в рай я. — Не бойся, в рай не попадешь. На плаху голову положь! — И умирая. Микробы в ад тащить с собой?! И смех стоял в толпе людской — Не казнь, а праздник! — Вовеки не было такой Веселой казни.

БОГИ ЖАЖДУТ 1984

Давняя история

Увы, в наказаниях боги щедры. Хоть быть подобрее могли бы. Наказан Сизиф: на вершину горы Он тащит тяжелые глыбы. Устал он от жажды, устал от жары. Туг лечь и не двигаться впору. Но только дойдет до вершины горы — Срывается глыба — И в тартарары, И вновь поднимай ее в гору. И сто лет пройдет, и тыща пройдет. Бессмысленно длится работа: Сизиф свою ношу несет и несет, И так без конца и без счета. И сто лет пройдет, и тыща пройдет, И так без конца и без счета… Но Зевс вдруг припомнил: — А как там идет У нашего друга работа? Забыли о нем мы. Ну что ж, не беда. Пора поглядеть, что да как там: А ну-ка пошлем двух циклопов туда. Я верю не слухам, а фактам! Ведь кто-то за грешником должен следить; Он сам предоставлен себе там И может бессовестно байдыки бить Всем клятвам назло и обетам! Я принял решение: пусть с этих пор По названной мною причине Один у подножья стоит контролер. Другой контролер — на вершине. А чтоб не дремали лентяи в тени И дело свое не прохлопали. Еще двух циклопов пошлем, чтоб они Следили за теми циклопами. — А ежли и эти циклопы все враз Доверия не оправдают? — Да мало ли. что ли. холопов у нас?! Пошлем, и пускай наблюдают. Тропинки свободной теперь не найти. Циклопы на каждой тропинке… Сизиф надрывается: —Дайте пройти, Я ж камни тащу — не пылинки. — Мы заняты делом, — циклоп говорит, — А ты все туда да сюда, вишь! Кончай свои глыбы таскать, паразит, Не дай бог, циклопа задавишь! И старший циклоп, весь Олимп поразив. В своем сообщении кратком Донес, что, внося беспорядок, Сизиф Мешает следить за порядком. И хоть в наказаниях боги щедры. Но тут порешили все скопом Убрать для порядка Сизифа с горы. Дабы не мешал он циклопам. Теперь на горе благоденствие, тишь… Вот дикие козы протопали, И вновь тишина наступила. И лишь Циклопы следят за циклопами.

Боги жаждут

— На Олимпе что-то скучно стало, — Зевс сказал. И боги подтвердили: — Ах, как веселились мы, бывало. Как прекрасно время проводили! — Вспомнить, как Тантала наказали, — Бог сказал, — вот выдумщики были! — Это верно, — вечные сказали. — Это точно, — боги подтвердили. — А как Прометея приковали. Где снега и горные отроги? — Приковали, — боги закивали. — Где отроги, — подтвердили боги. — Как с Мидасом шутку пошутили, И ни с чем остался он поныне! — До чего же весело мы жили! — Загрустили боги и богини. Зевс сказал: — Да, что-то скучно стало. Впрочем, есть хорошая идея: А не отпустить ли нам Тантала? А не пощадить ли Прометея? Мы их уж довольно наказали. Так не будем с ними слишком строги… — Это можно, — вечные сказали. — Это верно, — согласились боги. …Пьет Тантал из родников заветных. Рвет плоды, которые послаще. Прометей развел костер из веток. Наломав их в близлежащей чаще. И Мидас так весело хохочет. Как смеялся прежде он не часто. И глядеть на золото не хочет: Перевоспитался царь Мидас-то! Над Сизифом тени ткет олива. Отдыхает он от глыб и пыли… Всех простили жители Олимпа, Никого, пожалуй, не забыли. На Олимпе боги веселятся. Закатили пир в честь всепрощенья… — А творить добро, я вижу, братцы. Тоже неплохое развлеченье! — Зевс сказал: — Всем хорошо в итоге. А придумал это кто — не я ли? — Ты придумал! — подтвердили боги. — Это точно! — вечные сказали. — В этом деле ты мастак, ты гений! — Зашумели боги — знает каждый. Так придумай, что посовременней. Чтоб не повторяться в шутках дважды. Боги жаждут новых развлечений. Берегитесь, люди: боги жаждут!

Паденье Рима

Паденье Рима. Грохот, гром и звон… Да нет, совсем не так все это было. Все очень медленно происходило, И дня паденья не заметил он. Рим падал долго, долго… Шли века, А он все продолжал незримое паденье, И разговоры шли средь населенья: — Ну как там Рим? — Да падает пока… А горожане сладко ели, крепко спали. За торжеством шумело торжество. — Что в Риме нового, случайно не слыхали? — Да вроде падает… — Ну это ничего… Патриций изгнан был из Рима навсегда. Он посетил иные города. — Ну как там Рим? — спросили у вельможи. — Рим падает, но не волнуйтесь, господа. Когда я уезжал, Рим падал, и когда Вернусь назад, он будет падать тоже. — Рим падает? Ну что ж, давно пора б! — Рабы паденье Рима обсуждали… — О, горе мне! — воскликнул старый раб. — Коль Рим и вправду немощен и слаб, Зачем купил я новые сандали?! А Рим пирами пышными блистал, Паденье шло привычно и надежно. Когда бы вдруг он падать перестал, Все поразились бы: да как же это можно? За поколением сменялось поколенье. Уж написал поэт стихотворенье: «В паденье мы пришли, в паденье мы уйдем. Нет ничего незыблемей паденья». И все-таки Рим пал…

Мечта раба

Я раб раба. Да, господин мой — раб Вельможи знатного Домициана. А мой хозяин туп, он крив и косолап, И все ж он господин мой, как ни странно. Он жалкою гордыней обуян. Я раб раба. Мне снится постоянно. Что выкупил меня Домициан, И я отныне раб Домициана. Считать умею я и в грамоте не слаб, Ложусь я поздно, и встаю я рано. И все-таки я раб, и мой хозяин — раб Вельможи знатного Домициана. Смеются надо мной и боги, и судьба, И сам до слез нередко хохочу я: Как унизительно мне быть рабом раба. Как полноправным стать рабом хочу я! Когда-нибудь и я б купил раба, И он за мной ходил бы постоянно… О боги, смилуйтесь, о смилуйся, судьба, Я стать хочу рабом Домициана!

Калигула

В свой звездный час я ввел в Сенат коня! Потомки, да запомните меня. Средь всех моих деяний, злодеяний И полустершихся в веках воспоминаний Есть незабытое: я ввел в Сенат коня! Превозносимый лестью всенародной, Я б мог ввести туда кого угодно, Ведь у меня немалая родня. Но, понапрасну времени не тратя, Я ввел в Сенат не тестя и не зятя — Что проку в них! — Я ввел в Сенат коня! Впервые важной чести удостоен. Конь был встревожен, я — вполне спокоен. Сенат глаза безмолвно отводил. Нет, не тогда, когда на трон всесильный Я сел, и Рим гремел любвеобильный, Я в этот час в Историю входил. О, моему последуют примеру Цари, и президенты, и премьеры. Вводя кого хотят, куда хотят — В парламенты, на троны и на ложе. Но первым был, не забывайте все же, Калигула, Что ввел коня в Сенат!

ПОСЛЕСЛОВИЕ К РОМАНУ «ДОН КИХОТ»

Монолог Санчо Пансы

Ну что ж, коли смеяться вам охота. Так смейтесь. Ведь когда-то, господа. Подтрунивал и я над Дон Кихотом, Но до чего же глуп я был тогда! И все ж благодаря моим заботам Бывал он сыт подчас. И не беда. Что надо мною тоже иногда Смеялись так же. как над Дон Кихотом. Посмейтесь, коль охота, господа. Да, мой сеньор был неблагоразумным, А я благоразумным был всегда, Что приводило к спорам, господа. Он в спорах и горячим был, и шумным, И мне ли убедить сеньора моего? Кто ж знал тогда, послушав наши речи. Что неблагоразумие его Благоразумного меня увековечит! Да, у него была отважная душа. Вам не чета, сеньор был так отважен. Что с ходу в бой бросался, если б даже Я за победу не поставил и гроша! Что ж не смеетесь вы? Ведь это безопасно. Гидальго умер, зла не истребя… — Послушай-ка, любезный Санчо Панса, Ты говоришь, подол рубахи теребя. А нам довольно странно, нам не ясно. Откуда эти речи у тебя? Прислушайся, да что с тобою стало? Ты повторяешь то, что твой сеньор Тебе нередко говорил, бывало. А ты немедленно вступал с ним в спор. — Жизнь моего сеньора — мне укор. — Оруженосец отвечал устало. — Но с джиннами не кончен разговор! Сдаваться нам с гидальго не пристало. И мы еще посмотрим, кто кого! — Так Санчо говорит, сняв со стены забрало И взяв копье сеньора своего. Седлает он коня, как славный рыцарь, и восклицает, в стремя становясь: — Эй, джинны, где вы? Я хочу сразиться! Я, Санчо Панса, в бой иду на вас!

Монолог Дульцинеи

Я, Дульцинея, только лишь предлог Для глупых похождений Дон Кихота. Я так скажу, что вряд ли был бы прок От нашего знакомства. Видит Бог, Я Дон Кихота не припомню что-то. И кто он был? Плешивый старичок. Так что ж, что дворянин? Была охота Мне портить молодую жизнь мою За-ради звания? Скажу — не утаю. Что нападает на меня зевота От стариков… Нет, я их не люблю. Весьма достойны старички почета. Но я ухаживанья их едва терплю. Нет, я не помню что-то Дон Кихота, Хоть за него я небеса молю. Мне восемнадцать, а ему за сорок. Вот Дон Гуан мне и поныне дорог. Хоть ночь со мной провел и — был таков. Но это ж. я скажу вам, чистый порох. Хоть был со мной до первых петухов, Я помню каждый миг и каждый шорох Его шагов… Да, Дон Гуан мне дорог, И тоже дворянин — до потрохов. А Дон Кихот — тот маялся напрасно. Я за него бы не пошла. Хоть страстно Меня любил гидальго, как умел. Ну, если б батюшка родной мне повелел И маменька бы нас благословила. Я б за него пошла, хоть все немило. Но что бы он от этого имел? Не Дон Кихот мне мил, а Дон Гуан, А я нужна, поди ж ты. Дон Кихоту. Что ж делать? Вот нашел себе заботу! А может, он не глуп, а просто пьян? Да, может быть, он просто алкоголик? Поди, напился до сердечных колик — Ах, я влюблен! Проклятый старикан Несет на всю деревню ахинею. Да пожалел меня бы: я краснею… А там, глядишь, вдруг из заморских стран Вернется мой любимый Дон Гуан. Мне восемнадцать лет, проклятый старикан! Ах, Дон Кихот, забудьте Дульцинею.

Монолог Росинанта

Я — Росинант, я конь сеньора Дон Кихота. Он много славных дел свершить сумел. А у меня одна была забота: Бросаться в бой, когда б ни повелел Хозяин мой… Что знаете вы, клячи, О доблести и боевой удаче? Как сладок отдых после ратных дел… Да. я немало в странствиях терпел И все ж не пожелал бы жить иначе. Не знаю я, чего достичь хотел Хозяин мой. Не ведаю тем паче. Зачем сражался он. Таков уж мой удел — Служить хозяину, деля с ним неудачи. Побои и лишения деля. Не ведая, зачем, не зная, для Чего все это… Как понять вам, клячи. Что значит бой, когда ты смело скачешь. Боками ощущая шенкеля И чуя приближение удачи. А злой дракон, крылами шевеля, Уж ждет… Удар! И каменистая земля Летит навстречу. Бой проигран, значит, И ты лежишь… — Какая незадача! — Хозяин говорит. Он помрачнел. Но поднимается он, хромоты не пряча, И я встаю… О, как понять вам, клячи. Как сладок отдых после ратных дел… Нет, нет, я не хотел бы жить иначе!

Монолог Мельницы

Я мельница. В округе нас немало. И. жернова вращая круглый год, Я вдруг, представьте, знаменитой стала: Со мной сражался рыцарь Дон Кихот, И я над ним победу одержала. Хозяин, мельник мой, собрав народ. Рассказывает всем, как было дело. При этом привирая неумело. И за помол — вот хитрый обормот! — Со всех приезжих лишнее дерет. Поскольку знаменита я. Так вот. Признаться, слава мне порядком надоела. Забыла я про отдых и простой: Со всех сторон спешит народ простой С мешками тучными. Всем побывать охота На знаменитой мельнице — на той. Которая сражалась с Дон Кихотом. И у меня покоя нет и дня… Вот Дон Кихот! Когда б я только знала. Что зря над ним победу одержала. Уж лучше бы он победил меня!

Монолог стада

Мы стадо. Нас полтысячи голов. Пасемся дружно мы и дружно блеем И ни о чем на свете не жалеем — Баранье стадо, наш удел таков. В загон нас гонят — мы бежим в загон. На выпас гонят — мы спешим на выпас. Быть в стаде — это основной закон. И страшно лишь одно — из стада выпасть. Когда приходит время, нас стригут. Зачем стригут, нам это непонятно. Но всех стригут, куда подашься тут. Хоть процедура эта крайне неприятна. А пастухам над нами власть дана. Какой-то всадник нам кричал, что в стадо Нас превратил колдун… А для чего нам надо Знать, что мы, люди, волей колдуна Превращены в баранов? Так сочна На пастбищах хрустящая трава. Так холодна вода в ручьях журчащих. Зачем нам знать о кознях колдовства. Когда так сладок сон в тенистых чащах? Да, хлещет по бокам пастуший кнут. Так что ж с того? Не отставай от стада. А у загонов прочная ограда, И пастухи нас зорко стерегут. И все ж вчера пропали два барана, И от костра, где грелись пастухи. Шел запах и тревожащий, и странный… Наверно, тех баранов за грехи Задрали волки. Это пострашнее, Чем колдунов невинные затеи! Мы стадо. Нас полтысячи голов. Идем, покачивая курдюками. Нам не страшны проделки колдунов. Бараны мы. Что можно сделать с нами?