Власть и оппозиции
Шрифт:
Согласно утверждённым конференцией контрольным цифрам, удельный вес колхозов и совхозов в валовой продукции сельского хозяйства должен был в 1932—33 годах составить 15 %. Иными словами, на всём протяжении первой пятилетки основная масса крестьянских хозяйств должна была по-прежнему быть сосредоточена в индивидуальном секторе. Выдвинутое некоторыми делегатами конференции предложение перейти к раскулачиванию было отвергнуто. Таким образом, решения XVI конференции отнюдь не предвещали скорого наступления «великого перелома».
Вместе с тем апрельский пленум и XVI конференция объективно открыли дорогу новым ультралевым зигзагам Сталина, поскольку их резолюции «по внутрипартийным делам» полностью блокировали сопротивление бухаринской группы, до того времени выступавшей хотя неустойчивой,
Если в резолюции ноябрьского пленума 1928 года констатировалось, что в партии лишь «всплывает правый (откровенно оппортунистический) уклон» [239], носители которого не были поимённо названы, то апрельский пленум 1929 года уже прямо квалифицировал взгляды группы Бухарина как «несовместимые с генеральной линией партии» и указывал, что она «от колебаний между линией партии и линией правого уклона в основных вопросах нашей политики фактически перешла к защите позиций правого уклона» [240].
Из почти 250 человек, участвовавших в работе пленума, против этой резолюции голосовало лишь 10 человек, воздержалось трое.
Апрельский пленум окончательно подтвердил правильность прогноза Троцкого, который ещё в 1926—27 годах предупреждал, что «отсечение нынешней (левой.— В Р.) оппозиции означало бы неизбежное фактическое превращение в оппозицию остатков старой группы в ЦК» [241], что тот, «кто вчера по приказу „крыл“ Троцкого, сегодня Зиновьева, завтра будет крыть Бухарина и Рыкова» [242].
Многие делегаты пленума настаивали на исключении Бухарина и Томского из состава Политбюро. В этой обстановке Сталин, как и в прежние наиболее острые моменты борьбы с оппозициями, выступил в роли «миротворца», считающего, что «можно обойтись в настоящее время без такой крайней меры», и выступающего за наиболее мягкие из организационных мер, которые предлагалось осуществить по отношению к лидерам ошельмованной «правой оппозиции». Пленум принял предложение, которое Сталин назвал «достаточным»: «снять Бухарина и Томского с занимаемых ими постов… и предупредить их, что в случае малейшей попытки с их стороны нарушить постановления ЦК и его органов они будут немедля выведены из состава Политбюро, как разрушители партийной дисциплины» [243].
Во исполнение этого решения Томский был снят с поста Председателя ВЦСПС, а Бухарин — с поста главного редактора «Правды». (Рыков продержался на посту Председателя Совнаркома до декабря 1930 года). Освободившиеся посты были заполнены верными и послушными сталинцами. Редактором «Правды» стал Мехлис, а председателем ВЦСПС — Шверник. Наиболее серьезные организационные выводы были сделаны по отношению к Угланову, которого Пленум снял с постов кандидата в члены Политбюро, члена Оргбюро и секретаря ЦК.
В резолюции апрельского пленума особо подчеркивалась необходимость «установить специальные меры — вплоть до исключения из ЦК и из партии,— могущие гарантировать секретность решений ЦК и Политбюро ЦК и исключающие возможность информирования троцкистов о делах ЦК и Политбюро» [244]. Принятие этого пункта объяснялось не только тем, что левая оппозиция и после высылки Троцкого рассматривалась обеими фракциями Политбюро как серьезная политическая сила, но и тем, что в полемике между этими фракциями большую роль играли взаимные обвинения в троцкизме или «полутроцкизме».
XIII
1929 год: альтернатива левой оппозиции
Вопреки утверждениям Бухарина о «намечающемся блоке» сталинистов с «троцкистами», сталинская фракция уделяла борьбе с левой оппозицией отнюдь не меньшее внимание, чем борьбе с «правыми». Главной мишенью этой борьбы продолжал оставаться, разумеется, Троцкий.
Сразу же после высылки Троцкого в зарубежной печати стала распространяться версия, согласно которой действительная цель этой акции — не наказание за оппозиционность, а внедрение Троцкого в революционное движение
Запада для инициирования его нового подъёма. Д. Волкогонов считает, что эта версия была запущена Сталиным, чтобы усилить враждебность белой эмиграции и правящих кругов капиталистических стран к Троцкому [245]. Во всяком случае, на протяжении нескольких лет после изгнания Троцкому и его зарубежным друзьям не удалось добиться ни от одного из европейских правительств разрешения впустить его в свою страну.Находясь на турецком острове Принкипо, Троцкий немедленно возобновил свою литературно-политическую деятельность. Сам факт его выступлений в зарубежной печати был использован сталинцами для вымогательства от его сторонников новой волны отречений.
Первыми среди сосланных лидеров оппозиции капитулировали Радек, Преображенский и Смилга. После того, как в руки ГПУ попала их переписка, свидетельствовавшая об усилении их политических колебаний, они были вызваны в Москву для переговоров. Во время возвращения Радека в Москву на одной из железнодорожных станций произошла его встреча с молодым оппозиционером, в беседе с которым Радек так охарактеризовал свое нынешнее политическое настроение: «Положение в ЦК катастрофическое. Правые с центристами готовят друг другу аресты. Право-центристский блок распался, и с правыми ведется ожесточённая борьба. Правые сильны. Их 16 голосов (очевидно, на апрельском пленуме.— В Р.) могут удвоиться и утроиться. Хлеба в Москве нет. Растёт недовольство рабочих масс, могущее превратиться в возмущение против Соввласти. Мы накануне крестьянских восстаний. Это положение заставляет нас идти в партию какой угодно ценой… С Л. Д. окончательно порвал. Отныне мы с ним политические враги» [246]. Таким образом, Радек объяснял свою капитуляцию необходимостью «помочь» Сталину в его борьбе против «правых».
И. Я. Врачёв, по совету Радека и Смилги присоединившийся к капитулянтскому «заявлению трёх», опубликованному в «Правде», рассказывает, что этому заявлению предшествовали долгие «торги» в ЦКК по поводу отдельных формулировок. «Всеми этими переговорами со сталинской стороны заправлял Емельян Ярославский. Сталин не утруждал себя подобными беседами. Конечно, заставили что-то признать вопреки действительности» [247].
Более длительный характер носили переговоры с И. Н. Смирновым, который в июле 1929 года разослал ссыльным оппозиционерам письмо, в котором, в частности, говорилось: «Большая часть партаппаратчиков, приложивших руки к нашим высылкам, будет зверски сопротивляться нашему вхождению в партию. Я знаю, что многие партсановники будут настаивать на самооплёвывании нашем». Смирнов считал нужным подать заявление, в котором выступления Троцкого в зарубежной печати признавались бы ошибкой, но одновременно было бы указано, что Троцкий, «поставленный в ужасные, небывалые условия изгнания», остается верным коммунизму [248].
Тогда же Смирновым был представлен проект заявления в ЦКК, в котором говорилось: «Система репрессий в отношении оппозиции до крайности обострила внутрипартийную борьбу и затруднила изживание разногласий. В интересах скорейшего укрепления партии я считаю своей обязанностью сказать руководству, что отмена 58 статьи, ссылок и изоляторов является крайне неотложным и крайне важным актом, облегчающим задачу объединения… Я не сомневаюсь, что партия найдет путь к возвращению в свои ряды всей оппозиции от рядового работника до т. Л. Д. Троцкого, судьба которого неразрывно связана с судьбой рабочего класса» [249].
Ознакомившись с этим заявлением, Ярославский назвал его неудовлетворительным, вслед за чем документ был переработан и подписан Смирновым и Богуславским. После ознакомления с этим вариантом Сталина и других членов Политбюро, Ярославский предложил внести в него новые изменения. В результате в окончательном тексте заявления, датированном 27 октября, появилось добавление, коренным образом меняющее его первоначальный смысл: «Решительно осуждая деятельность Л. Д. Троцкого, выражающуюся в его выступлениях в буржуазной печати и попытках создать особую организацию заграничных групп оппозиции, мы заявляем, что порываем с ним, так как считаем, что его деятельность наносит вред нашей партии и советскому государству» [250].