Властелин огня

В общем, скинуть куртку и шапку я не решился. Ковач, осмотревшись, взглянул на меня.

– Зябко?
– спросил он.

И, не дожидаясь моего ответа, выдвинул заслонку, открыл дверцу топки, заложил в нее березовых поленьев и дунул изо всех сил на остававшиеся горячие угольки. Они из матовых сделались бледно-багровыми, потом пустили россыпь искр, и буквально через две минуты дрова уже горели, весело потрескивая.

(Я потом дома попытался проделать то же самое, когда рас­тапливал печку, и у меня ничего не получилось. Сколько я ни дул, угли все равно лишь слегка краснели и пускали одну-две искорки, а ведь они были свежее и горячее, чем в печке Кова­ча. Пришлось мне в конце концов воспользоваться обычным способом: спичками, старыми газетами и щепками. «Это же какая силища в легких нужна, чтобы полуостывшие угли раз­ дуть в пламя!» - подумалось мне тогда.)

Сразу сделалось теплей, веселей и уютней.

– Теперь я здесь живу, - сказал Ковач, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе.

Я придумывал, что бы такое сказать, чтобы завязать бе­седу.

– А ты знаешь, что в этом доме водятся привидения? – спросил я.

– Знаю.

– Тебе что, уже рассказали?

– Да.

– И ты не боишься?
– поинтересовался я.

– Нет.

– Говорят, на этом месте казнили пугачевцев ...

– Да, - все так же односложно ответил он. А потом, подумав, добавил: - Но это было очень давно.

– Так ведь привидения бессмертные, разве нет?
– сказал я.
– ­ Может хоть тысяча лет пройти, они все равно будут разгуливать, если им так нравится.

– Особенно сегодня, - согласился он.
– Но сегодня они нестрашные.

– Почему?
– удивился я.

– Крещенский сочельник, - пояснил он.
– В крещенский сочельник они любят порезвиться, но особого вреда причи­нить не могут. Вода на подходе.

Я не все понял, но решил поразмыслить над непонятным потом, и снова спросил:

– А когда они бывают страшные?

– На Масленицу, - ответил он.

– Почему?

– Так повелось.

– А на Масленицу они и для тебя могут быть страшные?
– спросил я.
– В смысле, тебе навредить?

– Всяко может быть, - неопределенно отозвался он.

– А если на Масленицу в этом доме они к тебе выползут?
– не унимался я.

Его голова повернулась вполоборота, почти как на шарнире, и он опять смотрел на меня своим странным взглядом, непроницаемым и одновременно бездонным. Таким бывает осеннее небо.

– Ты не поймешь, - сказал он.

– Да что же это такое! Того я, видишь ли, не пойму, этого не пойму!
– обиделся я.
– Разве ты не можешь объяснить так, чтобы я понял?

– Я не говорю, что вообще не поймешь, - спокойно произнес он.
– Я говорю, что сейчас не поймешь.

– Но ты мне одно скажи - ты и на Масленицу с ними справишься? Или, может, ты специально в этом доме поселился, чтобы с ними справиться раз и навсегда?

Он немного подумал.

– Да. Наверное, да, - наконец сказал он.

– А вода, получается, тебе нравится?

– Вода и огонь - друзья металла. В жарком огне и в студеной воде рождался булат.

– Точно ...
– я подумал.
– А ты сегодня купаться пойдешь?

– В проруби?

– Да.

– Я собирался, - сказал он.

– Пойдем вместе!

– Давай.

– Я зайду за тобой, да?

– Да.

Вот так и получилось, что на реку мы отправились вместе, я и Ковач. Мои удивились, узнав, с кем я иду, но возражать не стали. Отец только улыбнулся и кивнул.

– Ступай. с Ласло ты будешь как за каменной стеной. Взрослые сразу привыкли называть его «Ласло». А я не мог называть его иначе, чем Ковачем. Я и к нему так обращал­ся: «Послушай, Ковач ... » или: «Скажи, Ковач ... ». И на «ты» при этом. Это вы, наверное, уже заметили. Почему-то с самого первого момента у меня было ощущение, что к нему нужно обращаться на «ты», а не на «вы», как ко многим взрослым, что любое «вы» будет с ним неправильным, несмотря на его грозный вид и на то, что чудеса, которые он творил, обычному человеку не под силу.

И вот мы с ним шагаем на реку, и все было бы замечательно, если бы меня не мучили воспоминания о подслушанном мной разговоре. Выходит, на директора круто наехали, и всей его семье угрожает опасность? Главное, Машке угрожает .. Я ломал голову, как бы предупредить Машку так, чтобы она не поняла, что мне так много известно. И ничего толкового не придумалось. Лучшее, что приходило мне на ум, - это напомнить Маш­ке, как она сама мне рассказывала, будто кто-то хочет обанкротить комбинат, чтобы прибрать его к рукам, и сказать ей, что, подумав над этим, я понял: ей надо быть поосторожней. Вон сколько и в газетах пишут, и по телевизору показывают, как та­кие люди ни перед чем не останавливаются, чтобы заполучить желаемое. И теперь, когда пойдут госзаказы и комбинат, уже почти попавший им в руки, от них уплывет, они могут и на ее отца наехать, и к ней, к Машке, подослать какую-нибудь шпа­ну ... В общем, скажу я ей, пусть трижды глядит по сторонам, прежде чем переходить улицу.

Впрочем, все эти объяснения, когда я их выстраивал и обдумывал каждое слово, получались довольно неуклюжими, но лучше так, чем совсем никак.

Одно успокаивало: раз Ковач сказал, что будет оберегать директора и его семью от всяких нападок, значит, защитит он как надо. Тот, кто способен превратить обычный нож из нержавейки в булатный клинок, сумеет и всех бандитов перемолотить.

– Ты мрачный?
– спросил Ковач.
– Или нет?

– Нет, - ответил я.
– Я все думаю, как же это у тебя с ножом так получилось.

– Ты знаешь, что такое сталь?
– спросил он.

Я удивился этому вопросу, настолько он был простой.

– Железо и углерод, - сказал я.
– И еще разные добавки, чтобы сталь была либо прочной, либо гибкой, либо тугоплав­кой, либо такой, которую почти нельзя намагнитить, либо какой-то еще, какой требуется. Практически любой элемент мо­жет поменять свойства стали и сочетание элементов - тоже.

– Железо и углерод, - повторил он.
– Вот и все.
– В смысле?

– В смысле, что этого достаточно, чтобы сотворить любое чудо. Главное, чтобы во всем была точность. И в пропорциях, и во времени плавки, и в том, какой идет поддув кислорода. Когда ты научишься этой точности, У тебя тоже все будет получаться. Но учиться ей ты должен сам, много раз ошибаясь и снова пробуя. Поэтому я и не хочу тебе объяснять ...

– Но ведь даже если бы ты объяснил, я бы в жизни не сумел такого повторить! Просто взять нож в руки - и ...

– Да, тебе нужно будет затратить на это больше труда и времени. Но это и хорошо.

– Выходит, ты жалеешь, что у тебя все получается слишком легко и просто?

Этот вопрос его несколько смутил. Он задумался, и довольно долго мы шли молча. Потом он сказал:

– Давным-давно ... Да, давным-давно я запомнил одну пес­ ню. Не про сталь, а про зиму, и вообще ...

И он запел, негромко и старательно: