Властелины моря
Шрифт:
Глава 11 Фортуна улыбается смелым (430—428 годы до н. э.)
«Но тактика – это только часть военного искусства, – говорит Сократ. – Стратег должен обеспечивать свое войско всем необходимым. Он должен быть изобретателен, трудолюбив и наблюдателен – твердолоб и блистателен, дружелюбен и суров, прям и увертлив».
Ксенофонт
Единственный военачальник, способный спасти Афины, жил тогда в бедности и опале, почти забытый своими согражданами. Когда-то Формион, почти тридцать лет занимавший в Афинах официальные посты, добился выдающихся военных успехов, но, подобно Периклу, стал во время чумы жертвой поисков козла отпущения. Всегда готовый откликнуться на зов боевой трубы и не думавший
Не уступая родовитостью самым знатным из афинян, Формион был сейчас небогатым человеком. Честно служа городу в Потидее, он платил воинам из собственного кармана. А по возвращении в Афины гражданская комиссия по расследованию осудила его действия и оштрафовала на сто серебряных мин. Формион был слишком горд, чтобы оправдываться или просить денег у друзей. Ну а невыплата штрафа означала атимию , или лишение права занимать государственные должности и опалу. Пока ее не снимут, человеку запрещается ступать на освященную землю, в том числе землю Акрополя, агоры и Пникса.
Формион покинул город и удалился в родовой дом в Пайании, на противоположном склоне горы Гиметт. Семейная ферма находилась в самом центре обширной равнины, которую называли Месогеей, или Срединными землями. В начале лета они были разорены пелопоннесскими войсками. Сорок дней спартанцы и их союзники шли через Аттику, выжигая и опустошая все вокруг себя. Маленьким мальчиком Формион стал свидетелем опустошительного набега персов и вот теперь, подобно людям поколения своего отца, столкнулся с необходимостью обрабатывать почерневшую землю и выращивать на ней урожай. Морская карьера, казалось, была закончена.
Формиону почти сравнялось шестьдесят, и он привык ко всяким испытаниям. В ходе военных кампаний он делил со своими воинами и гребцами все тяготы и лишения походной жизни. Каждое утро он раздевался догола и занимался физическими упражнениями, как юноша, накачивающий мышцы в гимназическом зале у себя дома. И так весь год и при любой погоде. Торс его и лицо, всегда открытые солнцу и ветрам, приобрели бронзовый оттенок, так что люди дали ему одно из прозвищ Геракла – Мелампиг, или «Чернозадый». Спал он на земле, на тюфяке из камыша, таком тонком и убогом, что он вошел в поговорку: «как спальный мешок Формиона», говорили в Афинах, желая указать на что-то действительно жалкое.
Но облик его – простой, с обветренным лицом вояки – был обманчив. Формион брал штурмом города, подчинял Афинам новые земли, обогащал городскую казну, а однажды, имея под командой тридцать триер, побил вражеские пятьдесят. Талант Формиона-полководца заключался в умении принимать быстрые неожиданные решения; он был убежден, что в любой ситуации, даже самой трудной, сохраняется шанс на победу. И шанс этот открывается и используется благодаря мете военачальника. Однажды совсем еще юный Формион хитростью заставил защитников родного города самим открыть ворота. В другом случае он использовал театральный прием: написал монолог гонца и, переодевшись соответствующим образом, произнес его. Противник попался на эту уловку. В морском бою тридцать против пятидесяти Формион, скрывая подлинное количество своих триер, выстроил их в порядке, принятом у всадников, заставив, таким образом, противника начать поспешную и неподготовленную атаку. Подобно Фемистоклу, Формион считал, что мета – это главное в искусстве стратега, особенно на войне.
Два крупнейших вызова свободе Афин знаменуют его карьеру – вторжение персов и Пелопоннесская война. Чтобы воевать с Ксерксом, Формион был слишком молод, а чтобы и далее участвовать в сражениях со спартанцами, скоро будет слишком стар. Ему противостояли непокорные западники, всегда готовые всадить нож в спину союзники, коринфские колонисты, а он даже не мог испытать себя в борьбе с главными противниками города. Раньше его дарования впустую тратились на второстепенных направлениях, в боях где-то вдали от Афин, а теперь, когда город особенно нуждался в способных военачальниках, могло получиться так, что из-за опалы он вернется в город, когда будет слишком поздно.
Однажды на его ферме, пройдя разоренными полями, появились несколько мужчин. Это были не афиняне, а акарняне – союзники из отдаленных краев, нуждающиеся в поддержке Афин.
На второе лето войны, когда чума положила конец боевым действиям афинского флота в Пелопоннесе, в море вышли более сотни судов противника. Коринфяне и другие союзники Спарты высадились в Акарнании и других союзных Афинам территориях. Представлялось очевидным, что на будущий год пелопоннесцы вернутся и доделают то, с чем не успели справиться нынче, – помешать им может только афинский флот.Во главе его акарняне видели Формиона, считавшегося у них героем с тех самых давних пор, когда, прибыв с тридцатью триерами, он штурмовал захваченный противником город и вернул его законным хозяевам. Местные жители даже называли своих сыновей в честь героя-освободителя. В конце лета посланники, проделав опасный путь, достигли Афин, затем лишь, чтобы узнать, что нужный им человек пребывает в изгнании. Вот они и пересекли всю Аттику и пришли сюда, в надежде убедить Формиона забыть об Афинах и отправиться с ними на запад в качестве вольнонаемного стратега или, если угодно, почетного гостя, который возьмет в свои руки судьбу их родного города. Если Афинам Формион не нужен, то он нужен Акарнании.
Формион отклонил предложение, заявив, что ему стыдно предстать перед воинами обесчещенным должником. Нельзя сказать, что этот ответ был вполне искренен: в неожиданном предложении гостей Формион увидел нечто вроде рычага, с помощью которого можно заставить собрание пересмотреть его дело. Становиться на склоне лет наемником где-то в диких краях западной Греции ему совершенно не хотелось. Время утекало, а Формион еще мог послужить городу.
Тем временем в Афинах развернулась активная кампания в поддержку Формиона – возможно, просто потому, что на него возник спрос в других частях Греции. Чтобы освободить его от уплаты штрафа, собрание прибегло к уловке. Ввиду приближающихся празднеств граждане постановили поручить Формиону убранство храма Диониса. Для покрытия расходов ему будут переданы из общественных фондов сто мин серебра. Естественно, Формион немедленно направился в комиссию по расследованию и выплатил эти деньги в качестве штрафа, а затем обвел бога Диониса вокруг пальца, подсунув ему в дар какую-то дешевку. Этот сюжет отозвался в строках комедии безымянного драматурга:
И молвил Формион:
«Три слитка серебра я дам!»
Но лишь один явил – из чистого свинца.
Получив долг и сняв опалу, собрание вновь избрало Формиона стратегом. Ему было поручено возглавить операцию по защите интересов Акарнании и других западных союзников Афин. Базироваться эскадра будет в Навпакте, приморском городке, переданном в управление дружественных Афинам мессенцев еще во время пелопоннесской экспедиции Толмида. Здесь у Формиона будет возможность запереть Коринфский залив с обеих сторон, не позволяя кораблям противника выйти в открытое море, а сицилийским и итальянским транспортным судам с зерном войти. Противостоять ему будет объединенный флот спартанских союзников из ста кораблей, сформированный в начале нынешнего года. А в его распоряжении сколько будет? Двадцать. Это самое большее, что может ему предоставить собрание после чумы.
В первый год Пелопоннесской войны афиняне имели в своем распоряжении 180 кораблей; во второй, даже несмотря на чуму, – 150; а сейчас, на третий год войны, – всего 20, меньше, чем авангард афинского флота в годы его расцвета. Но во главе его стоял Формион, и это повышало шансы на успех даже при столь малом количестве. Флагманским судном станет «Парал» – гордость афинского флота.
Еще зимой Формион вышел из Пирея и повел свой маленький отряд вокруг Пелопоннеса к Навпакту. Город выходил на юг, расположившись по овалу бухты – крайнего западного ответвления Коринфского залива. Со склонов невысоких гор на плоский, поросший камышом берег стекали холодные ручьи. На западе берег загибался длинным пальцем в сторону Пелопоннеса, словно стараясь дотянуться до противоположной стороны залива. Мыс на кончике этого пальца прикрывал узкий вход в залив. Жители Навпакта, мессенские изгнанники, оказали Формиону и его людям самый теплый прием. Для двадцати судов места в бухте хватало, но не больше. Городские укрепления обрывались у самого берега, соединяясь с приморскими сооружениями и замыкая, таким образом, полный оборонительный круг.