Влечение

Без дальнейших церемоний нас втолкнули в камеру, которая оказалась больше, чем вся тюрьма в нашем родном городе, где столько раз запирали смертельно пьяного Иеремию Блэка. Никогда не думал, что увижу камеру изнутри.

— Мы этого не делали, — проскулил Дамон, передразнивая меня, — ты мог придумать что-нибудь поглупее?

— Ты боишься, что нас сочтут бабами? Думаешь, лучше было просто показать ему клыки?

Из угла камеры, где сидел, привалившись к стене, еще один арестант, раздался скрежещущий смех. У арестанта были руки докера, а надо лбом — глубокие залысины.

— Симпатичные тряпки, — зло сказал он, оглядывая наши парадные костюмы и гладко выбритые щеки. — Вас-то за что сюда посадили, богатенькие мальчики?

— За убийство одной семьи, — мгновенно ответил Дамон, — а тебя?

— Разбил головы парочке таких, как вы, — так же быстро ответил он и захрустел костяшками пальцев, а потом бросился на Дамона, но брат вскочил, двигаясь быстрее, чем может заметить человек, блокировал удар и с громким треском впечатал противника в стену.

Тот не столько упал, сколько сполз по стене, осев кучей. Полицейские на шум не прибежали — видимо, драки в камере были обычным делом.

Дамон вздохнул и обошел поверженного противника. Сел на пол, обессиленный, — совсем как человек, как тот старший брат, которого я помнил.

— Почему каждый раз все заканчивается тем, что нас двоих запирают за решетку?

— В этот раз тебя как минимум не морят голодом, — сухо ответил я.

— Нет. Только не здесь. — Ледяной голубой взгляд обежал полицейских по ту сторону решетки, останавливаясь на каждом. Он прислонился к стене и поморщился, увидев облезающую краску, — скорее всего, здесь найдется и парочка крыс для тебя.

Я вздохнул и сел рядом с ним. Я не понимал этого нового Дамона. Смены его настроения пугали. То он был бессердечным вампиром, убивающим без малейших угрызений совести, то вдруг снова становился моим старым товарищем по играм.

— Каков план действий?

— Ты на него смотришь. — Дамон указал на мертвеца у наших ног. — Охрана! Человек умер!

Вбежавший охранник, обнаруживший тело, забеспокоился, но не удивился. Он не подходил слишком близко, сказывался опыт. Но он оказался достаточно близко. Глаза Дамона вспыхнули.

— Забудь, что мы здесь были. Забудь, как мы выглядим. Забудь, кто привел нас, забудь наши имена, все о нас забудь.

— О ком? — Он был загипнотизирован, но соображал плохо.

— Обо мне и человеке, с которым я пришел. — Дамон ткнул в мою сторону пальцем. Охранник слабо кивнул. — Забудь о нас. А теперь пришли сюда другого охранника.

Охранник вернулся на свой пост, двигаясь немного неуверенно. Потом хлопнул себя по лбу, как будто только что вспомнил что-то. Подошел к другому охраннику и указал на камеру. Не на Дамона, сквозь Дамона. Как будто Дамона в его реальности просто больше не было.

— Один есть, — шепнул Дамон. Он казался очень напряженным, и я снова задался вопросом, сколько людей он может контролировать одновременно.

Лицо второго охранника, перечеркивая глазницу, пересекал шрам. На ходу охранник помахивал дубинкой. Но, прежде чем Дамон успел его зачаровать, он сказал то, чего мы никак не собирались услышать:

— Приехал ваш адвокат.

Мы переглянулись, одинаково удивленные. Брат приподнял бровь, как будто спрашивая: ты к этому причастен?

Я почти незаметно покачал головой. Дамон распрямил плечи, как будто услышал сигнал к атаке, и тут открылась дверь в камеру. Помещение наполнил запах тухлых яиц и смерти. Вошел еще один человек — адвокат.

Он был огромен. Гораздо крупнее человека, которого убил Дамон. У него были длинные руки и широкая грудь. В гигантской ладони с толстыми пальцами он сжимал кожаную папку.

Он вошел, двигаясь медленно и осторожно, как любой, кто осознает, что слишком велик и опасен для окружающих… как пантера обходит свою крохотную клетку. Одет он был по-заграничному, в удобную одежду из льна и шелка, не стесняющую движений огромного тела.

А глаза…

Маленькие и голубые, но не такие ясные, как у моего брата. Они были мутные, почти белые, и древние, гораздо древнее всего остального. Взгляд был быстрый и странный, как у птицы или ящерицы, но за ним угадывался могучий ум.

Он не был человеком.

Кажется, он не был и вампиром. Но в нем чувствовалось что-то, ждущее только шанса вырваться наружу. От него исходила Сила. Я понял, что, хотя он пришел под видом нашего адвоката, помогать он нам не собирается.

Он посмотрел на нас и слегка улыбнулся.

— Можете идти, — отпустил он охранника. Он не повышал голоса, но звук все равно заполнил всю камеру. Охранник ретировался с выражением неприкрытого облегчения на лице.

Мы остались наедине с этим чудовищем.

— Добрый вечер, джентльмены. — От его улыбки мне стало дурно.

— Кто вы? — спросил Дамон, пытаясь выглядеть равнодушным. Но я почувствовал страх в его голосе.

— Кто я? — с нажимом повторил незнакомец. — Вам будет легче от знания имени того, кто вас убьет? Ваших жен это не успокоит.

Слова падали как камни. Тяжелые и однозначные. Он небрежно положил огромную руку на решетку.

— Это вы убили Сазерлендов, — прошептал я.

— Да, — он ухмыльнулся и облизал губы, — это было забавно.

— Вы разорвали их, как бумажных кукол. — Я знал, что он и меня может разорвать, разбросав мои конечности, как те розовые лепестки, что покрывали мой свадебный алтарь. — Вы их… покрошили.

— Юный вампир, тебе должна быть известна жажда крови, — сказал он с равнодушной улыбкой, — бывает и другая жажда, которая, раз проснувшись, требует утоления.

Белки глаз у него покраснели, воцарилась тишина, как будто он собирал Силу. Я почти физически чувствовал страх, колотивший Дамона.

Но я начал злиться.

Гнев вскипел где-то в желудке и охватил все тело. Он убил невинную семью и наслаждается этим. Такова была моя жизнь — зло, ужас и разрушение, когда я чувствовал, что ниже падать уже некуда.

— Почему? — Я вышел вперед, насколько позволяли решетки. — Что они вам сделали?

— Почему? — переспросил он и наклонился вперед, передразнивая меня. Между нашими лицами оказалось всего несколько сантиметров, и я почувствовал отвратительный запах разлагающейся крови и гниения. Как будто за ним всюду следовали тысячелетия смерти, следы от каждого оставленного им трупа.