Влюблён до смерти

Не знаю, что на меня нашло, но бедняжку было жалко до слёз, и я шагнула вперёд, подняв руку вверх в дружелюбном жесте.

— Хэй, Кэсси. Всё в порядке.

— Эстер, что вы?.. — Молох попытался мне помешать.

— Ты меня видишь? — женщина вскочила на ноги и отбросила вешалку. — Видишь?

Она смотрела на меня, как на ангела, спустившегося с небес. Как на чудо. Кусала губы и хмурилась, готовая снова расплакаться. От горя или облегчения — всё зависело от моего ответа.

— Да, вижу.

Дрожащий всхлип — и Кэсси, разрыдавшись, бросилась в мои объятия.

Вопреки ожиданиям, руки не прошли сквозь пустоту: я ощутила мягкость пуховой набивки. Кэсси вцепилась в меня изо всех сил, но под курткой, под шуршащим утеплителем, тела словно и не было. 

— О Господи, Господи, мне казалось, я сошла с ума, — зачастила погибшая. — Что надо мной жестоко шутят. Что это — бредовый вселенский заговор. Или что я напилась до зелёных чертей и валяюсь в отключке.

Кэсси отстранилась и истерично хихикнула:

— Ты же не мой глюк, правда? Что с ними? С этими людьми? Почему они так странно себя ведут?

Я не знала, что ответить. В голове возникла отчётливая картинка — кирпичная стена Ордена, отделявшая пустыню от моря лавы. Место, куда мы с куратором десятки раз провожали души. Тело стало невесомым, лёгким-прелёгким, и я поняла: сейчас, вот сейчас всё получится. 

Я схватила Кэсси за руку, и спустя мгновение мы уже стояли на этой самой стене, вдыхая аромат далёких райских садов.

Телепортировались в Верхний мир. Быстро и без лишнего шума. Как Молох и хотел.

«Прекрасно выполненное задание», — похвалила я себя, а потом нехотя повернулась к ошеломлённому призраку.

* * * 

Успехом Эстер Молох гордился как своим собственным. Изначально на задание её взяли в качестве наблюдателя, но в итоге она приняла на себя самую сложную, самую ответственную часть миссии — и справилась блестяще. Не всегда полтергейст удавалось усмирить и отправить в Верхний мир так легко.

Но главное, магия богов смерти проснулась в Эстер, и Молох спешил поделиться новостью с Советом, доказать, что его любовница — не ошибка, не досадное недоразумение, а полноправный член замкнутого сообщества жнецов. До недавних пор исключительно мужского.

Молох был взволнован до такой степени, что открыл дверь в кабинет Танатоса, не постучав. Тёмная мужская фигура загораживала свет, лившийся из окна. Рядом за столом перекладывал бумаги глава Совета. Незнакомец обернулся на скрип двери, и Молох забыл, что хотел сказать — остолбенел, покрывшись ледяным потом: красные глаза демона сверкнули в кабинетном сумраке.

— Я послал за Эстер, — Танатос с шумом захлопнул толстый кожаный фолиант, который до прихода Молоха с интересом листал. — Кайрам хочет увидеть жену.

Глава 25

Альма всю жизнь мечтала о доме. Всегда — только о нём. Но не могла стать домом тесная каморка в бараке у швейной фабрики. Сырые стены, тёмный от плесени потолок, два метра личного пространства, которое включало железную койку и тумбочку. 

В приюте считали, что главное — крыша над головой, неважно, протекает та или нет. Для девочки, безродной, лишённой семьи, не умереть от голода уже счастье. Но Альма не желала довольствоваться малым.

Ее воображаемый дом был светел и чист. У этого дома ни крыши, ни стен могло не быть вовсе. Кому, как не ей, горькой сироте, знать о том, что кирпичная коробка не залог уюта и безопасности. Ощущение дома — оно внутри. В людях, которые стали тебе семьёй, в дорогих сердцу местах, в мелочах, создающих и хранящих воспоминания. 

Альма остановилась перевести дух. Обмануть привратника и возничего оказалось проще простого, и теперь голову кружило опьяняющее чувство свободы. Как и собиралась, Альма выкинула рекомендательное письмо в канаву на пересечении главной и боковой улиц. Не связанная ничем, она могла отправиться куда угодно, но повернула в сторону голубых холмов. 

Купол циркового шатра — яркий, в красную и жёлтую полоску — возвышался над пёстрыми повозками и фургончиками, что забирали его в кольцо. Металлические телеги на колёсах, время от времени извергающие адские звуки и клубы дыма, никого больше не удивляли: с каждым годом на дорогах они встречались всё чаще. Несколько лет — и лошадям придётся серьёзно потесниться.

То, что у бродячего цирка было несколько таких самоходных фургончиков, говорило о многом, и Альме ещё отчаяннее захотелось попасть в труппу странствующих артистов. Что делать, если её не примут, она старалась не думать.

Если верить афише, представление ожидалось вечером, а встретиться с директором Альма жаждала прямо сейчас, а потому, недолго думая, пролезла между повозками на пока закрытую территорию. В ноздри ударила невыносимая вонь: где-то поблизости были клетки с животными.

«Это хорошо, — подумала Альма, — очень хорошо».

Рядом с цирковым куполом было разбито несколько разноцветных палаток поменьше. Земля, размытая недавним дождём, превратилась в грязь, и кое-где от телег к шатру были проложены тропинки из скользких досок. Альма приподняла юбку, чтобы не испачкать подол. Импровизированные дорожки скрипели, проминаясь под ногами, и хлюпали по воде. В распахнутой двери одного из фургонов курил, щурясь на солнце, мужчина в красном фраке и полосатых брюках. Выглядел незнакомец представительно, несмотря на комичный костюм, но, вероятно, такой наряд и должен быть у циркового артиста. 

Заметив Альму, мужчина поднёс трубку ко рту, выпустил дым и рявкнул не слишком приветливо:

— Представление вечером. Как ты сюда пробралась, девочка?

Взгляд скользнул по платью из дешёвой саржевой ткани и зацепился за оранжевую нашивку на груди. Поздно Альма сообразила прикрыть вышитый под воротником знак приюта: совсем про него забыла, взволнованная побегом. Рука дёрнулась, попытавшись спрятать улику. Но какой теперь в этом был смысл? Незнакомец понял, откуда она. 

— Подопечная Маркеса? — спросил он, снова затягиваясь. — Не знал, что старый дуралей разрешает воспитанницам разгуливать по городу в одиночку.

Что ж, она сглупила — пришлось признать: остаться инкогнито, как того хотелось, не получилось.

Мужчина смотрел на Альму сквозь клубы дыма, невысокий, с пышными седыми усами и животом, натянувшим рубашку между полами расстёгнутого сюртука.

— Я хочу в труппу, — сказала Альма, храбро расправив плечи.

Пышные усы дёрнулись.

— Мне есть что предложить. 

— И нечего терять, — проницательно заметил незнакомец и отошёл от двери, пропустив Альму внутрь фургончика. <