Влюбленный

Но не всегда и не все шло гладко.

Был у нас семилетний мальчик Витя Зубанов, худенький, с большими умными глазами. Жил он под Казанью — в сарае у чужого дедушки. Отца у Вити не было, мать не вылезала из психушки — алкоголичка. Стони Брук госпиталь согласился принять Витю на операцию. Но как он поедет в Америку — один? Я стал названивать в Министерство здравоохранения Республики Татарстан, чтобы они отправили мальчика с временным опекуном. Ясное дело, желающие опекать нашлись. Кто откажется слетать на две — три недели в Америку — за чужой счет?

Вместе с Витей прилетела солидная дама, культурная, представительная, к тому же владеющая английским языком. Мы нашли для них дом — недалеко от больницы.

Операция прошла успешно.

По предыдущему опыту я знаю, что через три — четыре недели после операции ребенок может спокойно лететь домой. Но вдруг у Вити резко поднялась температура. Оказывается, в зубе у него таилась микроскопическая каверна, которая отравила кровь грибком фангас. Что только не предпринимали, чтобы сбить температуру! Казалось, весь госпиталь занимался сиротой из России. Столько внимания и неподдельной любви я еще не встречал. Но с каждым днем Вите становилось все хуже и хуже. Иммунная система мальчика совершенно не работала, как если бы у него был СПИД. Нас приготовили к самому худшему.

— Это может случиться в любой момент! — предупредил нас его лечащий врач. Приближался Новый год.

И тут солидная дама — опекун заявила, что уезжает: с ней договаривались только на три недели и срок этот истек. Не ее вина, что мальчику стало хуже.

— Поймите, — говорила она, — это Новый год, у меня дети, муж. Не могу же я сидеть здесь вечно.

Возмущению моему не было предела. Как можно оставить ребенка в такой критический момент — он ведь привязался к ней, как к матери. Ее отъезд травмирует его!

Но дама была непреклонна.

После ее позорного бегства я, бросив все дела, все свои «Рулетки», полностью посвятил себя мальчику. Витя был I славный мальчишка, приветливый, ласковый. Я думаю, что его личным обаянием во многом объяснялась любовь к нему медицинского персонала.

Время шло, смерть не забирала мальчика, но и не отпускала. Недели бежали за неделями. Он по — прежнему находился в отделении интенсивной терапии, ежедневно обходясь госпиталю в пять — шесть тысяч долларов. Благотворительность выходила американцам боком. Витя Зубанов никак не выздоравливал, и счета за его лечение росли не по дням, а по часам.

Они уже перевалили за триста тысяч! Дирекция госпиталя выз — [вала меня на ковер.

— Мы удовлетворили вашу просьбу, — сухо сказали мне, — и приняли ребенка, но мы не можем держать его бесконечно.

— Что это значит?

— Вы должны его забрать. Мы, конечно, снабдим его всем необходимым (Витя лежал под капельницей, с кислородной маской). Если надо, пришлем медсестру.

Я был в шоке. Кто рискнет взять мальчика к себе домой в таком состоянии? Православная церковь организовала группу русских эмигрантов, которые старались навещать мальчика, но одно дело бывать в больнице, а другое — иметь ее в своем доме.

Я позвонил в Лос — Анджелес.

— Безобразие! — возмутилась Наташа. — Я не могу поверить, что такое происходит в Америке!

И позвонила директору.

— Как вам не стыдно! — с трудом сдерживая слезы, начала она. — Как вы смеете выбрасывать на улицу умирающего ребенка, сироту!

Директор попытался вставить слово.

— Не надо мне ничего объяснять! Это преступление! Если вы уберете Зубанова из больницы, вам не сдобровать! Я работаю на телевидении. Мы расскажем всему миру, что американский госпиталь выбрасывает на улицу русского сироту. Си-эн — эн, «60 минут», Ларри Кинг — да все! Все бросятся на та- кой сюжет!

Директор дрогнул.

— Договорились? — спросила Наташа после короткой паузы.

Да, с грехом пополам договорились. Что бедному директору оставалось делать?

Эта атака, безусловно, спасла мальчика, но, думаю, она же поставила и последнюю точку на гуманитарных акциях этого престижного госпиталя.

Почти три месяца продолжалась борьба за жизнь.

И тут история с Витей вошла в новое русло.

Из русских эмигрантов, регулярно навещавших Витю, обращал на себя внимание некий Миша, средних лет господин, который испытывал к мальчику огромное сострадание. У него была американка — жена, был большой дом, постоянная работа, деньги, но у Миши не было детей.

Стоило Мише увидеть несчастного Витю Зубанова, как сердце его забилось с такой тревогой и беспокойством, точно это был его собственный сын. Он сидел у постели мальчика, j прижимая к груди его худенькую, исколотую иголками руку, 1 и молился. Спустя две недели Миша признался, что мечтает усыновить его. Мальчик стал называть его папой. У нас не; оставалось сомнений, что, разлучи их, мы совершим непоправимую ошибку.

Рассказы нового папы о богатом десятикомнатном доме, где мальчика с нетерпеньем ждут, придавали больному сил. 1 Вите страстно хотелось как можно скорее сменить больничную! койку на кровать в своей собственной комнате.

Он стал поправляться.

Восемьдесят три дня его пребывания в госпитале вылились в большую «копеечку». На наш лос — анджелесский адрес еще долго приходили больничные счета — то на семьдесят, то на сто, то на триста тысяч. Посылая эти астрономические счета, I госпиталь, видимо, хотел продемонстрировать колючую бухгалтерию благотворительности. Мы понимали их и сочувствовали, отмечая при этом, что, несмотря ни на что, дело доведено до конца и ребенок спасен. Мы направили руководству госпиталя благодарное письмо от Фонда дружбы Нахапетова (фонд уже был создан к этому времени). Письмо было такое искреннее и сердечное, что директор госпиталя даже растрогался, позвонил Наташе, и они, забыв прошлое, окончательно помирились.

Для того чтобы решить вопрос усыновления, требовалось согласие родной матери (закон требовал этого, невзирая на ее психическое нездоровье), поэтому я написал матери письмо.

Никогда не забуду ее ответ.

«Как же я буду без моего Витеньки? Пусть ему будет хорошо. Фрукты, витамины — это хорошо для здоровья. А я бедная. Я слышала, ЧТО У этих ЛЮДЕЙ много денег. Если они такие хорошие, скажите им, чтобы они мне заплатили. Витя, маму не забывай. Посылаю ему свою фотографию, чтобы вставил в рамку и повесил на стенку. Мама больная. Я совсем бедная. Я получала за больного сына пособие. А я буду получать, если он там? Скажите. Пусть ему купят Шерстяные носочки, я ему обещала, но у нас были только колючие, от которых ноги чешутся. Если Мне дадут помощь и заплатят, пускай остается. Но я Его Потом Увижу? Витя, Помнишь, как мы ездили В Парк и я тебе покупала хрустящую картошку в пакетике? Не Забывай маму».

Я обратился в Минздрав республики с просьбой оставить ей пособие по болезни ребенка. Они обещали это сделать.

Недавно мы получили письмо от «папы Миши» из Нью- Йорка. Он радостно сообщил, что мать Вити дала официальное добро на усыновление и Витя остался в Америке навсегда. Мальчик хорошо учится, здоров и весел.

Мне жаль мать мальчика, но я убежден, что судьба распорядилась правильно: в дедушкином сарае, на хрустящей картошке ребенок с вшитым кардиостимулятором прожил бы недолго.