Вне рутины

— Да конечно-же, — согласилась Манефа Мартыновна.

— Только не въ томъ прелестномъ уголк, гд рай земной, — подхватила Соняша. — Помните, вы мн о вашей завтной мечт разсказывали, о ра-то земномъ? Гд это? На рк Мст, что-ли? Ну, такъ не тамъ, а въ такомъ мст, гд можно съ людьми встрчаться, публику видть.

— Какъ вамъ будетъ угодно. Ваше желаніе для меня законъ, — поклонился Іерихонскій. — Гд прикажете?

— Ну, въ Павловск, въ Ораніенбаум. Изъ Ораніенбаума мн далеко на службу будетъ каждый день здить.

— Боже мой, да ужъ въ первые-то мсяцы женитьбы службой можно, я думаю, немного и пренебречь.

Іерихонскій улыбнулся.

— Служба прежде всего-съ, — проговорилъ онъ. — Она хлбъ даетъ, дачу даетъ.

— Ну, отпускъ взять. Вдь можно отпускъ взять.

— Отдаляется пенсія-съ. Я шестнадцать лтъ не бралъ ни на недлю отпуска въ этомъ разсчет.

— Ахъ, какой вы несносный служака!

— За то и почтенъ. Изъ ничтожества вышелъ. Исполнительность и аккуратность всегда были моими отличительными качествами. За нихъ и взысканъ.

— Ну, въ Павловск, а не въ Павловск, такъ въ Озеркахъ, въ Шувалов, въ Парголов. Это недалеко.

— Извольте. Всенепремнно.

— А потомъ къ осени и будемъ искать квартиру побольше, — продолжала Соняша. — Къ тому времени и обстановку прикупите, и освжите, что плохо. А теперь только будуарчикъ для меня…

— Осмлюсь замтить, что обстановка моей квартиры, кажется, въ надлежащемъ порядк, - возразилъ Іерихонскій. — Конечно, сами вы еще не изволили видть, но вотъ ваша мамаша…

— Нтъ, нтъ, мамаша-то мн и сказала кое-что, — перебила его Соняша.

Мать вспыхнула.

— Да когда-же это я, Соняша! Ну, что ты врешь! — воскликнула она.

— Нтъ, нтъ. Ужъ обновляться, такъ обновляться. Вы обновляете вашу жизнь, такъ какъ-же не обновить квартиры! А новый будуаръ себ такъ я прямо требую.

— Будетъ исполнено-съ… — опять поклонился Іерихонскій, любовно взглянувъ на Соняшу и улыбаясь.

— И еще я вамъ хочу кое-что сказать… — начала Соняша. — Я считаю, что это лучше заране выговорить. Если я ршила выйти замужъ, то ршила выйти… какъ-бы это вамъ сказать… въ лучшую обстановку, то-есть, чтобъ жить лучше, чмъ теперь. Понимаете? Ну, такъ вотъ вы заведите для меня и лошадей съ экипажемъ, чтобы я могла. кататься. Ужъ кутить, такъ кутить!

Соняша хотла сказать: «ужъ продаваться, такъ продаваться», фраза эта такъ и вертлась на ея язык, но она не сказала.

Іерихонскій не сразу отвтилъ. Онъ пошевелилъ губами, сдлалъ серьезное лицо и проговорилъ:

— Трудновато для меня будетъ, Софія Николаевна. Бюджетъ не будетъ сходиться. Нельзя-ли въ этомъ случа меня пощадить?

Мать качала дочери укоризненно головой, но та не слушала и воскликнула:

— Какіе пустяки! Сами-же вы хвастались, что у васъ есть прикопленный капиталъ.

— Есть, не отрицаю. Скопилъ кое-что умренностью и аккуратностью, но надо, Софія Николаевна, кое-что и на черный день приберечь. Благоразуміе говоритъ.

— Нтъ, нтъ. Къ лту ужъ вы мн хоть одну лошадку съ шарабаномъ купите, а тамъ видно будетъ. Этого я требую. Понимаете-ли, требую, — подчеркнула Соняша.

Іерихонскій тяжело вздохнулъ, поклонился и отвчалъ:

— Хорошо-съ. Лошадка и шарабанъ у васъ будутъ. Видите, я на все согласенъ. Со мной ладить можно.

Соняша улыбнулась.

— Спасибо. За это будете и награждены. Вотъ моя рука. Цлуйте, — протянула она Іерихонскому руку, который сейчасъ-же ее три раза взасосъ чмокмулъ.

Стали подавать ужинъ. Зашелъ разговоръ о «жительств мамаши». Вопросъ этотъ поднялъ самъ Іерихонскій. Манефа Мартыновна вся отдалась вниманію и ждала, что скажетъ дочь.

— Хозяйка я плохая, то-есть лучше сказать, никакая, — начала Соняша. — Да не думаю, чтобы и могла быть хорошей хозяйкой, поэтому считаю, что съ маменькой намъ лучше жить.

— Ваше слово законъ-съ… — снова наклонилъ свою голову въ знакъ согласія Іерихонскій.

Манефа Мартыновна вся просіяла, а Соняша продолжала:

— А характеръ у мамаши спокойный, и вы не увидите въ ней водевильной строптивой тещи.

— Богъ мой, да мн только-бы радоваться на васъ и угождать вамъ, — подхватила Манефа Мартыновна.

— Ну, вотъ мамаша и будетъ хозяйничать. Содержаніе ея не Богъ знаетъ чего будетъ стоить.

— Даже вамъ изъ моей пенсіи могу предложить за комнату и столъ… ну, хоть двадцать пять рублей въ мсяцъ, — сказала Манефа Мартыновма въ припадк восторга и взглянула на Іерихонскаго, ожидая, что тотъ любезно откажется отъ платы.

Но тотъ поправилъ очки и произнесъ:

— Двадцать пять рублей въ мсяцъ хорошее подспорье въ хозяйств. Могу быть только признателенъ.

Соняша продолжала развивать устройство предстоящей жизни.

— А перехать мамаша можетъ къ намъ прямо на дачу, такъ какъ до іюня у насъ срокъ квартиры и жильцы-студенты все-таки до двадцатыхъ чиселъ мая, до каникулъ, проживутъ, говорила она. — Согласны, мамаша?

— Да какъ Антіохъ Захарычъ и ты, а то я могла-бы и раньше.

— Совершенно согласенъ, — подтверждалъ Іерихонскій.

— Ваша Дарья останется у насъ кухаркой, а наша Ненила кухарка на первыхъ порахъ можетъ у насъ горничной быть, — говорила Соняша. — Согласны?

— Согласенъ, согласенъ, — повторилъ Іерихонскій. — Но долженъ вамъ сказать, что я безъ Семена не могу быть.

— Семенъ при васъ останется, — закончила Соняша.

Въ это время Манефа Мартыновна поднесла Іерихонскому блюдо рыбы и стала угощать его.

XXV

Хоть и много было Іерихонскому поставлено Соняшей разныхъ условій, но все-таки отъ Заборовыхъ онъ уходилъ торжествующимъ. Лицо его сіяло, носъ покраснлъ отъ выпитаго вина и самъ онъ былъ очень развязенъ и даже шутилъ.

— Надюсь, что вы теперь позволите мн вашъ домъ и мой домъ считать принадлежащими къ одному вдомству и ужъ посщать васъ безъ оффиціальной переписки, — сказалъ онъ.

— Ахъ, пожалуйста! Милости просимъ, когда вздумаете, — отвчала Манефа Мартыновна.

— Стало быть, смю думать, что директоръ департамента Софія Николаевна не будетъ имть для меня строго опредленныхъ пріемныхъ часовъ. Васъ спрашиваю, добрйшая? — обратился онъ къ Соняш.

— Приходите, приходите. Но ужъ прошу васъ не титуловать меня больше ни добрйшей, ни милйшей, ни многоуважаемой, — проговорила та.