Вниз по великой реке
Шрифт:
– Вот это да! Я и не думал, что он знает хоть один мотив.
Танамил и Хэрна чему-то учил. Я помню, как они сидели на корточках и варвар что-то рисовал палочкой в пыли, а Хэрн кивал. А то еще прыгали друг на друга и принимались бороться. Мне нравилось на это смотреть. Я дернула Танамила за руку, прямо как Робин, и сказала:
– Покажи и мне!
И он показал. Кое-что я просто не могла сделать, потому что не такая сильная, как Хэрн, но зато Танамил поведал, как использовать силу другого человека против него же. Наверное, если бы в тот момент туда вошел какой-нибудь взрослый
Зато Танамил научил меня двум вещам, которыми я пользуюсь. Не помню, с чего вдруг речь зашла об этом, но я ему пожаловалась, что про многие слова не знаю, как их ткать.
А Танамил сказал, что нет ничего дурного в том, чтобы составлять собственные узоры – только тогда обязательно надо объяснить другим, что они значат. Но еще он посоветовал:
– Ты всегда должна использовать правильный узор для обозначения Реки. Это важно.
И он показал мне этот узор, переплетя стебли тростника. Еще он открыл мне более быстрый способ сучить нити. Он заставлял меня упражняться на тростинках, пока не получилось как надо.
– Такую пряжу используй для самых важных мест твоей истории. И тогда эти фразы станут более выпуклыми и будут выделяться на ткани.
Я так и сделала в нескольких местах этой накидки. И меня вовсе не смущает, что этому меня научил Танамил. Главное, что оно работает.
Спрашивала я и у Хэрна, что Танамил ему объяснял, когда писал палочкой в пыли, но Хэрн не ответил.
А потом Танамил пришел к нам, когда огонь плясал в очаге и его отсветы смешивались на потолке с пятнами солнечного света.
– У каждого из вас должен быть ко мне вопрос. Спрашивайте.
Сперва мы никак не могли придумать, что же такое узнать.
Тут вспомнилось, как тетя Зара любила говорить: «Танакви, тебе следовало бы молвить мне одно словечко. Какое?» Я, конечно же, никогда не могла понять, что она имеет в виду, потому ничего и не говорила, и тетя Зара называла меня грубиянкой. Если бы она хоть раз объяснила по-человечески: «Танакви, ты забыла „пожалуйста“», – я бы сразу все поняла. Вот и с Танамилом получилось что-то в этом роде. Он хотел, чтобы мы сказали что-то определенное. Но мы не догадывались, о чем он.
Первым заговорил Хэрн:
– Вы называете себя волшебником?
– Ну, в некотором смысле я действительно волшебник, но я себя так не именую.
И он повернулся к Утенку.
– Вы верите в Бессмертных? – спросил Утенок.
Он очень старался, и видно было, что Утенок считает, будто задал жутко умный вопрос.
Танамила это позабавило. Он запрокинул голову и расхохотался.
– Не так, как вы, – ответил он. – Однако они существуют.
Потом, все еще посмеиваясь, он повернулся ко мне.
На мгновение мне показалось, будто я знаю, какой вопрос он хочет услышать от меня, но это ощущение тут же ушло.
– Нет-нет! – произнес Танамил. – Ты должна спросить о том, что тебе самой важно.
Это было ужасно похоже на слова тети Зары о том, что я должна говорить «пожалуйста» по собственному желанию. А у кого такое желание бывает?
– Пожалуйста, –
буркнула я на всякий случай, но это было, конечно же, не то. И тогда я спросила: – Откуда вы?Неправильный вопрос. Танамил снова рассмеялся.
– Полагаю, вы бы сказали, что я пришел с Черных гор.
Я окончательно перестала понимать, что к чему. Всем известно, что варвары пришли с моря. Пока я пыталась хоть что-то сообразить, Танамил повернулся к Робин. И я не знаю, о чем его спросила сестра. Какой-то вопрос она задала, и я думаю, что на этот раз попала в точку, и Танамил на него ответил, но совершенно не помню, о чем у них шла речь. Утенок считает, что я этого не помню потому, что Робин в этот момент там не было. Он говорит, что Танамил ходил и спрашивал каждого отдельно, а я все перепутала, поскольку это произошло в самом начале, как только мы туда пришли. Но по-моему, это было почти в самом конце, именно так я и тку эту историю.
Дальнейшее случилось уже ночью, и я знаю, что это и правда было в конце. Мы все спали на груде одеял, у очага. Нам еще ни разу с тех пор, как уплыли из дома, не было так тепло и удобно, так что не знаю, отчего я вдруг проснулась. Ну, если только Робин и Танамил забылись и повысили голос во время спора. До меня донеслись лишь отдельные отрывки из него. Сон то возвращался, то пропадал, а они все спорили. Я запишу здесь то, что расслышала.
– Но им нужно идти, – убеждал Танамил. – Они все связаны друг с другом, и я не могу оставить их здесь навсегда.
– В таком случае, – сказала Робин, – я тоже должна идти.
– Но ты никогда себя не связывала, – возразил Танамил. – Зачем же ты пойдешь?
– Пойду, и все. Я еще давным-давно пообещала маме…
– Если бы твоя мама знала, о чем я прошу, – быстро ответил Танамил, – она велела бы тебе сделать, как я говорю.
Мне это показалось нечестным приемом. Танамил никак не мог знать, что сказала бы мама. Но Робин вечно повторяет, что мама хотела бы того или что ей не понравилось бы то, и я уверена, что Танамил догадался об этой привычке Робин. Сестра заплакала.
– Я прошу лишь одного: чтобы ты осталась со мной.
Ну ничего себе скромная просьба! Он еще будет запугивать Робин!
Я совсем уже собралась сесть и сказать Танамилу пару ласковых, но вместо этого уснула.
А очнулась оттого, что сестра закричала:
– Я сказала – нет!
– Но почему? – воскликнул в ответ Танамил. – Почему, почему, почему?!
– Потому, что ты тот, кто ты есть. – Робин опять плакала – или так и продолжала плакать еще с того момента. – Это будет неправильно.
Мне захотелось дать ей пинка. Она же все равно что напрямую сообщила Танамилу, что мы не варвары!
– Что ты имеешь в виду под этим «неправильно»? – нетерпеливо спросил Танамил. – Чем мы друг от друга отличаемся?
– Ну, для начала возрастом.
– Глупая отговорка! – заявил Танамил.
В голосе у него звучало негодование, в точности как иногда у Хэрна. Но я обрадовалась, потому что поняла – Робин пытается исправить свою ошибку.
– Нет ли у тебя каких-нибудь отговорок поумнее? – поинтересовался Танамил.