Вниз по великой реке

– Это не отговорки, а причины, – холодно отозвалась Робин.

– Я был несправедлив. Прошу прощения.

Робин, несмотря на свои ошибки, управлялась с ним куда лучше, чем это получилось бы у меня. Наверное, с этой мыслью я уснула опять. Когда же пробудилась в следующий раз, спор продолжался.

– Я не понимаю, откуда ты можешь это знать! – еле слышно простонала она.

– Знаю, и все, – отрезал Танамил. – Ты рискуешь сильнее всех – после Гулла. Я говорю это не просто для того, чтобы убедить тебя…

– А для чего еще? – перебила его Робин.

– Ну, уела, – согласился Танамил. – Я не могу заглядывать далеко в будущее, но то, что я вижу, мне не нравится. Позволь им уйти. Они унаследовали его упорство. А ты – нет.

Эта его фраза подсказала Робин еще один довод. И сестра не замедлила его привести.

– А что ты обо мне подумаешь, если я отступлю только потому, что уродилась слабой? – спросила она.

Должно быть, этим она и поставила точку. Когда я проснулась снова, Танамила в комнате не было, а Робин дремала рядом со мной. На этот раз меня разбудил Утенок. Он наклонился надо мной; с одной стороны он казался розоватым из-за отсветов пламени в очаге, а с другой – на нем дрожало кружево лунного света, отражавшегося от реки.

– Танакви, – прошептал он, – я кое-что вспомнил. Помнишь ту лодку, в которой было полно народу? Танамил еще сказал, что там варвары.

– Помню, – отозвалась я.

Меня вдруг охватил приступ недоверия к Танамилу. Он забрал у нас Гулла, а теперь пытался похитить еще и Робин. Свихнулись мы, что ли, что согласились остановиться у него? Он наверняка наложил на нас какое-то заклятие. Тут я перепугалась как полная дура.

– А что такое с этой лодкой? Это же были не варвары, а наши люди, разве не так?

– Нет, – все так же шепотом возразил Утенок. – Тут такая странная штука – это взаправду были варвары. У них такие же волосы, как у нас, и коричневые лица – как у него, – и дурацкая одежда, и железные шапки. Почему же он назвал их варварами?

Тут оказалось, что Хэрн, спавший у другого края очага, тоже сидит.

– А ты точно уверен? – шепотом спросил он.

– Совершенно точно. Я их видел, – объяснил Утенок.

Мы дружно уставились на маленькую бледную фигурку Гулла, стоящую у очага.

– Значит, он с самого начала знал, кто мы такие, – пробормотал Хэрн. – Мы…

Тут снаружи послышалось журчание, а потом всплеск. Тростник, росший напротив входа, закачался, и лунный свет обрисовал силуэт Танамила, бредущего по воде. Мы нырнули под одеяла и затихли, так что он не узнал, что мы не спали. И вскоре все снова заснули. Ни Утенок, ни Хэрн не помнят ничего, что было после того, как накрылись одеялами.

На следующее утро Танамил куда-то делся. Укрытие было именно таким, каким оно мне запомнилось с первого взгляда: хижина из старого дерева и красной земли, прилепившаяся к подножию утеса. Единственная дверь выходила на поросший травой уступ между двумя реками. Утро выдалось холодное. Огонь погас, и одеяла куда-то подевались. Во всяком случае, когда я перед уходом заглянула в хижину, там их тоже не оказалось. Мы вскочили и, дрожа, побежали на солнышко.

Всех опередила Робин, державшая фигурку Гулла.

– Я так понимаю, он хочет, чтобы мы ушли, – сурово заявила сестра. – Хотя мог бы и попрощаться.

– А мог бы и дать позавтракать, – буркнул Утенок.

– У нас есть еда в лодке, – напомнил Хэрн. – Пошли туда.

Лодка ждала там, где мы ее оставили. Она покачивалась на воде в крохотной зеленой пещерке среди тростника. Еда и наши Бессмертные оказались на месте.

– Аж на душе полегчало, – сказал Хэрн. – Ладно, забирайтесь. Поедим по дороге.

– С чего такая спешка? – поинтересовалась я.

– И чего ты раскомандовался? – подал голос Утенок.

– Я – глава семьи! – завизжал Хэрн. – Изволь слушаться!

Мы с Утенком повернулись к Робин. Та покосилась на глиняную фигурку Гулла и пожала плечами.

– Похоже, это правда, – бросила она.

– Тогда ему стоило бы сказать то же самое, но повежливее. – И мы с Утенком сердито зыркнули на Хэрна.

– Я не могу быть вежливым, пока не позавтракаю, – огрызнулся Хэрн. – Меня это бесит. Мы ничего не ели с тех самых пор, как высадились здесь, – не считая иллюзий. Ведь правда же, Робин?

– Мне так не кажется, – заметила сестра, забираясь в лодку. – Но откуда мне знать?

Мы прошли через заросли тростника, отталкиваясь шестом, выплыли к месту слияния двух рек, и ленивый красноватый поток понес нас между двух рядов деревьев, некогда отмечавших берега. Хлеб жутко зачерствел. Капуста загнила. Мы пожевали морковки, затвердевшего сыра и сушеных фруктов. Утенок настолько проголодался, что съел луковицу. Из глаз у него тут же хлынули слезы. Мы были продрогшие, раздраженные и как-то мрачно испуганные. Мы знали, что возвращаемся обратно в реальную жизнь, и нам хотелось узнать, почему Танамил задержал нас и почему теперь отпустил.

– Ты сказал, что мы ели невзаправду, – обратилась я к Хэрну, когда мы закончили завтракать. – Но ты же не веришь в волшебство.

– Я верю своим глазам, – отозвался Хэрн. – Я видел, что произошло с Гуллом.

Я ведь чуть не разрушил тогда это заклятие. И жаль, что не разрушил! А та еда была слишком хорошей для настоящей. Мне не хочется верить, что она была ненастоящая, но, боюсь, придется это признать. Это… неприятно.

– Ну, не повезло, – вежливо сказал Утенок.

Хэрн пребывал в таком унынии, что даже не врезал Утенку. Он проговорил:

– Раздражает, что в голове все перемешалось. Я ничего не могу вспомнить толком.

Тут я и поняла: у Хэрна те же самые трудности, что и у меня.

– Свихнуться же можно! – воскликнул Хэрн. – Робин, что это такое с нами было?

– А мне-то откуда знать? – Она была мрачнее всех.

Мы поставили парус. В его складках обнаружились червяки, жуки и уховертки, а под мачтой обосновались древесные вши и какие-то многоножки. Завидев их, Хэрн нахмурился.

И так же хмуро он смотрел на деревья, пока мы медленно плыли между ними, время от времени меняя галс, когда менялся ветер. Мы не выбирались за них, хотя за деревьями и тянулись широкие полосы воды. Никто не знал, какая там глубина. Вокруг не было ни души – только деревья среди водной глади.

– А вас в этих деревьях ничего не удивляет? – спросил Хэрн.

Вроде бы ничего особенного в них не было. Мы проплыли под очередной раскидистой кроной, и Утенок начал перечислять:

– Тут растут дубы, вязы, ивы…

– Иди лучше поспи! – рявкнул Хэрн. – Танакви, ты же обычно замечаешь всякие штуки. Что ты скажешь про эти деревья?

Я присмотрелась повнимательнее. Дуб, под которым мы проплывали, был большим – но не каким-нибудь сверхъестественно большим. Он как раз начал покрываться листвой, словно пучками желтоватых лоскутков. Росшие за ним вяз и ивы выглядели совершенно обычно; они уже успели зазеленеть.