Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Донесение из Ленинграда, как и ожидалось, было подписано секретным сотрудником, приставленным негласно надзирать за товарищем Орлинским. Как и генерал Джунковский, бывший статский советник Орлов являлся «сотрудником» личной агентуры Дзержинского. Старому революционеру и опытному конспиратору — ему было отлично известно, сколь немалую пользу можно извлечь, держа на крючке подобных «золотых рыбок». Специалистов такого класса в Советской России не имелось, и взять их было неоткуда. Воспитать и обучить своих, как гласила партийная доктрина? Несомненно. Однако на это нужно время, и немалое. А специалисты жизненно необходимы сейчас. У врага, в

отличие от нас, проблем с кадрами нет — одними штыками и партийными билетами его не разобьешь. Но, с другой стороны, приходится со всей бдительностью следить, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.

Дзержинский потер грудь — зачастившее отчего-то сердце рвалось наружу, мешая нормально дышать.

«Хорошо бы пройтись, воздухом подышать. — Председатель ОГПУ глянул в просвет между тяжелыми бархатными шторами. На улице давно стемнело, и редкий перезвон трамваев напоминал о том, что есть время для работы, а есть и для отдыха. — Сейчас… Сейчас посмотрю этот донос и пойду, — словно уговаривая сам себя, подумал Дзержинский. — Так, что тут у нас?»

Уставший за день мозг отказывался воспринимать написанное.

«Датчанин. Должно быть, шпион. Спецобъект… Стоп! По совместной службе в Мингрельском гренадерском полку!..»

Феликс Эдмундович снова пробежал глазами текст. Точно. Мингрельский гренадерский полк. Так ведь это же снова Згурский!

ГЛАВА 9

«Люди всегда готовы были умереть во имя добра, зла и других безрассудных целей».

Артур Кестлер
Май 1924

Небо из зловеще черного стало багрово-серым, рассвет крался на мягких лапах, готовясь петушиным криком провозгласить новый день. Судаков шел быстрой размашистой походкой, точно легавая по кровавому следу, ориентируясь более на чутье, нежели на окрестные елки и осины. Лес был старый, густой, буреломный. Еще три года назад здесь вольготно чувствовала себя банда Метлы — дружка судаковского детства, Захарки Метелкина. Покуда не вернулся Судаков с гражданской, никак этого самого Метлу изловить не могли, точно сквозь землю уходил из-под носа у погони. Но, как водится, не все удаче зубы щерить — возвратился в родные места комэск [17] Судаков, и назначили ему, лихому кавалеристу, бандитов ловить. Столкнула насмешница-судьба Петра Федоровича с дружком лоб в лоб, да по разные стороны баррикады.

17

Комэск — командир эскадрона.

Как-то таким вот ранним утром пришел начальник Елчаниновской милиции сам — один в лес на заветное место, посвистел дроздом, и нате — вылез, откуда ни возьмись, на его призыв разбойный атаман Метла — Захар, внук местного лесника.

— Уходи, — сказал тогда Судаков. — Что прихватил, бери с собой и уходи. Догонять не стану. День тебе даю.

— Не дури, Петруня. Что ты мне сделать-то можешь? Лучше к нам иди. Ты ж сызмальства ухарем был. Помнишь, когда мы в училище про Разина проходили, так мы с тобой и Яшкой Фроловым по ночам на баржи набеги делали на Зазнобином озере?

— Яшка под Луцком в земле лежит, а мы с тобой — вот. Что было, то было — к чему поминать? Мир перевернулся. Уходи, а лучше сдайся.

Я тебе повинную оформлю.

— Да ты че, Петрунь! Когда такое было, чтобы я сдавался?

Судаков молча постукивал прутом по высокому голенищу сапога, угрюмо слушая бандитского вожака.

— Так, стало быть, не уйдешь? — наконец промолвил он.

— Мог бы и не спрашивать.

— Ну, тогда прощай.

— И ты прощай. Извиняй, Петрунь, что так все вышло.

Следующим утром на опушке банда Метлы попала под кинжальный огонь пулеметов. Немногих выживших отвезли в губчека, где они были расстреляны по законам военного времени.

Сейчас Петр Судаков шел той же звериной тропой, и ему казалось, что призрак Захара Метелкина глумливо усмехается, глядя на него из-за каждой встречной осины.

— Мама, куда мы идем? — послышался за спиной бывшего краскома голос Ольги. — Я устала.

Судаковым овладело глухое раздражение — как совсем недавно, в учительском доме, когда он велел быстро собрать все нужное и ценное.

— …Лишнего не берите! — скороговоркой распорядился Судаков, и тут же первым делом Татьяна Михайловна достала из-под половицы большой, обтянутый сафьяном, альбом с эмалевым гербом на обложке.

Судаков только мельком увидел чересчур шикарное украшение: красная полоса на белом щите, рыцарские шлемы… На одном вроде бы расколотое дерево, на другом — рука с мечом.

— Я же сказал — лишнего не брать! — взорвался Петр Федорович.

— Я и беру только самое ценное, — очень спокойно, глядя прямо в глаза, тихо ответила Татьяна Михайловна.

Судакову вдруг стало невыносимо стыдно, он отвернулся, буркнув:

— Берите то, что при случае можно продать, — и направился к выходу. — У старицы встретимся, где Вешкина гать. Не задерживайтесь! Поторапливайтесь! Я тоже скоро.

И вот сейчас Судаков шел, негодуя на себя, на внезапную мягкотелость, заставившую вступиться за недобитую буржуйку. За то, что теперь из-за минутной слабости судьба его рухнула под откос, и кто знает, чем дело закончится.

«У Таисии-то, тьфу, Татьяны, может, все бы еще и обошлось, — думал он. — Помурыжили бы в ГПУ и отпустили. А теперь каково будет? Что ж я натворил-то?!»

Он ни на минуту не пожалел о тех двоих, кто остался лежать с простреленными головами во флигеле на полу. Его крутили, разрывали и корежили боль и тревога о судьбе жены и дочери.

«Если терехи возиться не будут, к рассвету доберутся до Воеводино. Хватиться, поди, еще не успеют. Оттуда до Харькова — поездом. А там, в столице-то украинской, затеряться есть где. Дружок в городской управе работает. Оно, конечно, рисковое дело — беглых укрывать. Так ведь и сам, как пить дать, не захочет, чтоб в ГПУ прознали, что до революции он был не унтер-офицером, а подпоручиком. А после того — не в госпитале с сыпняком валялся, а у Петлюры в гайдамаках шашкою махал. Спрячет, куда денется…»

— Велика беда — устали. Надо идти. Спасаемся мы.

— Мама, а от чего мы спасаемся? На нас же бандиты напали! А Петр Федорович их застрелил…

— Это не бандиты были. Это товарищи из ГПУ.

— ГПУ? А какое ГПУ дело до нас?

— Оленька, так не говорят. Следовало бы сказать: «Почему ГПУ нами интересуется?»

— Ну, хоть бы и так. Я — пионерка, и ты…

— Оленька, я не хотела тебе говорить… Твой отец не погиб на фронте. Он жив, сейчас где-то за границей. Его зовут Владимир Игнатьевич Згурский. Генерал-майор Владимир Игнатьевич Згурский.

Поделиться с друзьями: