Внутренняя линия

— Нет, — в проеме обозначилась сухощавая фигура александрийского гусара, — свежая газета «Пражский час». Вот, смотрите передовицу: «Через два дня в столицу Чехии прибывает знаменитый русский генерал Брусилов, чей вклад в создание нашей республики невозможно переоценить. Президент Масарик объявил, что будет лично встречать на вокзале славного победителя австро-венгров. Предполагается, что господин Брусилов далее отправится на воды в Карловы Вары».

— Николай Александрович, — подытожил генерал Згурский. — Встреча обязательно должна состояться.

Дача банкира Рубинштейна — спецобъект Особняк — попала в поле зрения Владимира Орлова еще в бытность того следователем по особо важным делам при Ставке верховного главнокомандующего. В те дни Орлов как раз занимался делом группы финансовых воротил, продолжавших, невзирая на войну, переводить русское золото в германские банки. Тогда-то следователю и довелось оценить все преимущества двухэтажного особняка, некогда построенного для сподвижника Алексашки Меньшикова, графа де Виера.

Находящийся в стороне от проезжих дорог барский дом с несколькими флигелями, окруженный громадным английским парком, был надежным убежищем для врагов отечества. Чугунная решетка в полторы сажени с навершием из острых пик позволяла не опасаться незваных гостей. У ворот неизменно дежурила стража — несколько дюжих верзил, судя по манерам, явно не выпускников пажеского корпуса. Одним словом, когда злополучный банкир приобрел себе графский особняк, он точно знал, что и зачем покупает. После революции именно Орлинский затребовал передать национализированное имение в распоряжение ОГПУ для проведения секретных мероприятий. Дзержинский охотно поддержал своего выдвиженца и позволил «с ведома местного руководства» использовать банкирскую дачу сотрудникам не только ГПУ, но и НКВД.

Болеслав Орлинский остановил автомобиль у запертых ворот и просигналил, не выходя из машины.

«Никакого ответа. Да что ж они, заснули, что ли? — Орлов снял кожаную фуражку и утер платком обширную лысину. Снова рев клаксона, и снова тишина. — Неужели датчанин сумел выбраться отсюда?»

В голове Орлинского мелькнула картина: белобрысый доктор голыми руками разбрасывает известных своей отличной выучкой и свирепостью китайских бойцов интернациональной бригады: «Нет, ерунда какая-то получается. Не может быть. Как бы ни был он хорошо подготовлен, одолеть полсотни этих узкоглазых демонов…»

— Проклятие! Да что ж это происходит?! — под нос пробормотал бывший статский советник и открыл дверцу автомобиля.

Не успел он вылезти, как в затылок его уперся винтовочный ствол.

— Ти кто такой?

Орлинский заскрипел зубами от невольного унижения, но безропотно, медленно, чтобы излишней поспешностью не спровоцировать караульного нажать на спуск, достал удостоверение из кармана френча.

— Насяльник, мандата! — прокричал караульный.

Железная калитка со светлым пятном на месте сбитого герба с лязгом отворилась и на платановую аллею, ведущую к воротам, вышел довольно высокий плечистый китаец в ладно сидящей форме. На лице его, точно приклеенная, сияла доброжелательная улыбка, но в повадке чувствовалась скрытая опасность, будто к начальнику Уголовно-следственной комиссии Петрограда не подходил, а стремительно подползал с доброжелательной улыбкой огромный питон.

Он остановился рядом с Орловым, принял из рук часового мандат, быстро пробежал его глазами и кивнул энкавэдэшнику:

— Добрый вечер. Командир взвода охраны, Фен Бо. Разрешите сопровождать вас?

— Сделайте милость, — глядя на молодцеватого краскома, произнес Орлинский.

Если вдруг разговор с датчанином пойдет ненадлежащим образом, то такая предосторожность может оказаться не лишней.

Они пошли к зданию пешком. Владимир Григорьевич любовался старым парком и жадно вдыхал наполненный ароматом сирени воздух. Орлинский всегда хотел иметь подобный особняк, теперь же — на самом взлете — судьба дала пинка господину статскому советнику, и он мог приезжать сюда лишь для того, чтобы заниматься делами весьма неприятного свойства.

— Вы уроженец Китая? — давая волю любопытству, спросил энкавэдэшник.

— Так точно, — без запинки и намека на акцент, подтвердил Фен Бо.

— Надо же. — Орлинский вновь утер платком лысину. — Однако ваш русский безукоризнен!

— Я с малолетства говорю на этом языке. Мой отец, Лун Ван, работал лекарем в русском посольстве.

— A-a — a, вот оно в чем дело. Это многое объясняет. Скажите, что там ваш подопечный?

— Ведет себя спокойно. Просился на прогулку. Я дал ему четырех бойцов в сопровождение, и еще двенадцать следовали на расстоянии десятка саженей, оставаясь вне его видимости.

— О-о — о! Хвалю!

— Служу трудовому народу!

Болеслав Орлинский невольно усмехнулся оттого, насколько странно и несообразно прозвучали эти слова в устах Фен Бо. За сегодняшний вечер это, пожалуй, было единственным поводом для улыбки. Полученный спозаранку приказ из Москвы гласил недвусмысленно четко: «Передать задержанного сотрудника Красного Креста Нильса Кристенсена из ведомства Ленинградского управления НКВД в распоряжение Центрального аппарата ОГПУ. Доставить под стражей в следственный изолятор Лефортово. По исполнении доложить. Дзержинский».

Первоначально задуманная комбинация, простая и изящная, рассыпалась, словно карточный домик. Орлов представлял, откуда в Москву идет утечка информации. Будучи человеком без иллюзий, он лучше всех понимал, что никакое старое приятельство не заставит Феликса окончательно и бесповоротно довериться недавнему врагу.

Он бы и сам, окажись в такой ситуации, не замедлил приставить «наседку» к столь неоднозначному сотруднику. Но предположить, что вчерашний улов вызовет такой ажиотаж в Москве, Орлинский не мог.

Какой-то безвестный агент, явный недоучка… То, что агент безвестный, Владимир Григорьевич мог поклясться хоть на Библии, хоть на собрании сочинений товарища Ульянова.

В лучшие времена именно он — Владимир Григорьевич Орлов — был создателем замечательной обширнейшей картотеки, в которую аккуратно заносились все шпионы, секретные агенты и лица, как-либо связанные с тайной деятельностью, хоть раз попавшие на заметку контрразведке, полиции или жандармерии. Сейчас такой архив стоил тыщи и тыщи, и уж конечно, не в совдензнаках. Особенно если учесть, что там хранились свидетельства, подтверждавшие связь многих красных вождей как с царской охранкой, так и с секретными службами иных держав.

Нильс Кристенсен в его картотеке не значился. Конечно, время было такое, что ремесло бесстрашных рыцарей плаща и кинжала притягивало зачастую людей, весьма далеких отданной профессии, но этот… Либо он действительно профессионал высокого класса, что вряд ли, либо природа решила зло пошутить и создала двойника ни в чем не повинному датскому врачу. Опрошенный со всей тщательностью бывший штабс-капитан Зощенко заверял, что знает господина Кристенсена по меньшей мере с начала пятнадцатого года. Правда, звали его тогда Сергей Владиславович Деладоннель.