Во все Имперские. Том 4. Петербург
Шрифт:
Так что считаю Франка III нашим с вами общим врагом.
Готов оказать вам любую военную, финансовую или политическую поддержку.
Но увы — сейчас я сам нахожусь в положении изгнанника. Я далеко от России, а престол моей страны захвачен узурпатором.
Так что я сам остро нуждаюсь в помощи. Поэтому прошу вас выслать мне пятьсот франков золотом, чтобы я мог уладить кое-какие срочные дела.
Обещаю вернуть их вам, как только верну себе Русский трон, а кроме того, обещаю тогда же оказать вам всестороннюю поддержку и помощь.
Искренне желаю вам победы!
Его
Я вроде бы вырубился и потерял сознание.
Но это неточно. Мой отравленный радиацией и токсинами мозг путался все больше, так что я едва помнил свое имя.
Очнулся я от того, что Шаманов сильно пнул меня кованым сапогом…
Я лежал на холодной брусчатке, надо мною склонились обеспокоенные полицейский и золотоволосая девушка в серебристом платье. Девушка протягивала мне нечто, завернутое в мятую бумагу…
— Эээ… Ыыы… — попытался я говорить, но вместо этого чуть не захлебнулся собственной слюной.
Похоже, что мозги у меня натурально разлагаются, как на последней стадии бешенства.
— Да он не может сам выпить! — раздраженно крикнул Шаманов, — Дай ему!
Девушка присела на корточки, развернула бумагу и достала оттуда стеклянный флакон без маркировки. Удерживая меня ладонью за затылок, она влила мне в рот содержимое флакона.
Мне потребовались все силы и остатки разума, чтобы проглотить неизвестное зелье. На вкус содержимое флакона было, как настойка боярышника вперемешку с подсолнечным маслом.
Мне пришлось приложить усилие, чтобы не блевануть. Девушка отпустила мою голову, и та довольно больно припечаталась о брусчатку набережной.
Мне вдруг стало очень тепло. Как будто я разом выпил бутылку коньяку, только никакого опьянения не было.
Прошло еще несколько секунд, нестерпимая резь в животе превратилась в тупую боль, а потом и она стихла.
Башка у меня трещать тоже перестала. В голове прояснилось, полуобморочное состояние попустило, разум вернулся ко мне.
— Встать помогите, — потребовал я.
Шаманов подал мне руку, я встал на ноги и осознал, что стою на них твердо.
Прислушавшись к своей ауре, я понял, что в моем организме больше не осталось ни следа полония.
Мы все еще были на набережной, рядом с Зимним дворцом. Передо мною стояли Шаманов, Аленка в своем серебристом платье и украшенный густыми бакенбардами полицейский с гербом Петербурга на шевроне мундира.
— Живой, барин! — радостно воскликнула Аленка и бросилась меня обнимать.
Она чуть не повалила меня обратно на брусчатку своей роскошной грудью, но я с наслаждением ответил на это объятие, охватив руками внушительные покатые бедра Алены.
От Аленки до сих пор пахло, как от холопки — сеном и молоком. Наши губы коснулись друг друга, я страстно поцеловал девушку, вложив в этот поцелуй всю свою радость вновь обретенной жизни.
— Кхе-кхе, — прокашлялся полицейский, — Вообще крепостных в Центральный район не пускаем. Но ваша девка сказала, что вы умираете, а у неё есть лекарство. Так что я вынужден был её сюда к вам сопроводить, нарушив тем самым предписание
Государя…— Да, я понимаю сложность вашей ситуации, — ответил я копу, чуть ослабляя свои объятия, в которых нежилась Аленка, — Спасибо. Вот вам за беспокойство…
Я максимально нежно отстранил от себя девушку, а потом достал бумажник и сунул полицейскому с бакенбардами сторублевую ассигнацию.
— Девку все равно нужно отсюда удалить, в самое ближайшее время, господин сержант… — напомнил мне полицейский, браво козырнув.
— Чего? Господин сержант? А, ну да… — я только что вспомнил, что до сих пор гоняю в форме сержанта Охранного Отделения, — Хорошо. Мы уже уходим. Еще раз спасибо. Я вас больше не задерживаю, фельдфебель.
Фельдфебель еще раз козырнул и зашагал прочь.
Я поднял с земли теперь уже пустой флакон из темного стекла и осмотрел его. Флакон вонял боярышником, маслом, хвоей и еще какой-то мощнейшей магией.
— Ты мне жизнь спасла, — серьезно сообщил я Аленке, — Откуда это?
— Мне рыбка дала, барин! — воскликнула Аленка, которой явно не терпелось рассказать о своих приключениях, — Ну, я сидела в том кафе, где вы меня оставили. А из Невы вдруг рыбка вынырнула. Золотая, как в сказках. Кафе-то на набережной. Я к речке подошла поглядеть, а рыбка изо рта вот этот бутылек достает, да мне и говорит, человечьим голосом — мол, Алена, барин твой в беде. Ты ему вот этот бутылек передай — тогда поправится барин.
Ну я и побежала к полицейским, а те меня не пущают, я же не магичка… Но я им сказала, что барин мой помирает, а еще что барин заплатит, коли пустите меня. Энтот вот волосатый в мундире и согласился меня к вам проводить… А нашла я вас, потому что Шаманов бегал по всей набережной, да кричал, что вы уже на тот свет собрались…
— Это правда, — мрачно подтвердил Шаманов, — Только всем на тебя было плевать, Нагибин. Никто даже не остановился.
— Это как раз понятно, — пожал я плечами, — Мир жестокой магократии, что поделать. На умирающего сержанта Охранки или худородного аристо без мундира, типа тебя, Шаманов, тут всем реально пофигу.
Я задумчиво повертел в руке пустой бутылек:
— А это, стало быть, экстракт сердца дриады…
— Точняк он, — кивнул Шаманов, — Больше отравление полонием ничего не лечит. А экстракт сердца дриады выводит из организма все токсины и радиацию в принципе. Потому что сами дриады к таким вещам неуязвимы, мне Кабаневич по телефону рассказал.
— А что это за рыбка-то была, барин? — почтительно спросила Аленка, — Али волшебная?
— Волшебная, — подтвердил я, — Эта рыбка раньше была вороном, а потом котом, а потом срущим голубем…
— Ох, барин! Спасла она вас! И я тоже помогла, так ведь?
— Так, Алена…
Аленка снова бросилась ко мне сосаться.
Её золотые волосы, собранные в длинный хвост, вспушились, холопка вся разрумянилась, её большие голубые глаза блестели от восторга. Сейчас она была еще притягательнее, чем обычно…
Прямо само воплощение жизни и вечной женственности. Не то что моя невеста вечно мрачная и бледная Головина, у которой даже во время секса такой вид, как будто она только что вылезла из могилы.