Водораздел

Жандармы и арестованные уже скрылись из виду.

— Давай не пойдем в город, — решил Пулька-Поавила и повернул назад.

Перед глазами у Пульки-Поавилы все время стояли родные места. При мысли о них щемило сердце и казалось, что они, эти леса и озера, зовут к себе. Да, скоро они вернутся. Прогонят руочи. И первым делом начнут убирать хлеба. Хоть и не ахти какой богатый урожай, а все же свой. А потом, попозже, когда наступит осень, можно будет приняться и за новую избу. Хуоти, наверно, уже окорил бревна для нижних венцов. Только бы поскорее выбраться отсюда.

Им не пришлось долго ждать. На следующий день им дали по мулу и велели возить продовольствие и снаряжение к низовью Кемского порога, к Зашейку, как его называли местные жители. Некоторое время пирттиярвцы с удивлением рассматривали мулов: «И этих длинноухих баночники с собой привезли». Поудивлявшись, стали выполнять приказ.

В Зашейке грузы перетаскивали с подвод в лодки и доставляли по воде к порогу Вочажу, что находился повыше Ужмы. Вочаж был не такой длинный, как Ужма, и каменистых перекатов на нем было меньше, но своей могучей силой и величественной красотой он не уступал Ужме. Надо было кричать прямо в ухо, чтобы стоящий рядом человек услышал тебя сквозь шум порога. Никто из старожилов не помнил, чтобы кому-нибудь удалось пройти через Вочаж. Правда, говорили, что когда-то давным-давно нашелся отчаянный человек, который рискнул вступить в единоборство с порогом и преодолел его. Но никто не мог точно сказать, как это было и кто был этот смельчак. Рассказывали, что многие пытали свое счастье на Вочаже и после, но никому больше не удалось выбраться из порога живым.

В низовье Вочажа, на берегу перешейка, был причал, где и приставали к берегу лодки, доставлявшие грузы из Зашейка. Затем лодки волоком перетаскивали через перешеек, а грузы переносили на себе. Это была нелегкая работа. Из Кеми надо было отправляться чуть свет, и только к позднему вечеру путники добирались до верховья Вочажа. Здесь они и ночевали, в избушке у порога, построенной подужемцами для путников.

Намаявшись со своими длинноухими непривычными «конями», Пулька-Поавила и Крикку-Карппа попросили перевести их на Вочаж. Здесь вместе с такими же негодными к строевой службе пожилыми мужчинами они несли охрану складов отряда.

Вечерами они сидели в избушке, покуривая и пробуя ром, который им выдавали в отряде. Хотя они и считались всего лишь обозниками, паек им полагался такой же, как и другим бойцам. А почему бы им и не выпить? Времени хватает, и забот у них никаких, только сиди да смотри, чтобы не стали воровать эти ящики да мешки.

— Ох уж и пришлось с этим дьяволом почертыхаться, — посмеиваясь, вспоминал своего мула Пулька-Поавила.

— А как же это англичане свои поля пашут на такой ленивой скотине? — удивлялся Крикку-Карппа. — Видать, бедная эта страна, Англия-то. Но откуда у них всякие ромы и прочее добро?

Пулька-Поавила, повидавший мир больше, чем его товарищи, стал объяснять:

— У них, брат, по всему миру владения имеются. Вот откуда они и привозят всякие ромы и прочее. Потому они и к нам пожаловали — может, и в наших лесах чем-нибудь можно поживиться. Дьяволы!

— Да не ругайся ты, — остановил Крикку-Карппа захмелевшего собутыльника.

— А что? — Пулька-Поавила опять налил себе рома. — Мы ведь почти уже дома. Имеем мы право говорить свободно или не имеем? Да, о чем это я? Ага, вспомнил… Они и свои болезни привезли с собой. Уже, говорят, в Подужемье эта зараза…

Они еще не успели побывать в деревне, но слышали, что там началось какое-то поветрие.

— А мне все равно, чья власть, лишь бы было что жрать, — вступил в разговор пожилой легионер. — Удержись большевики — мы бы как тараканы подохли от голода.

— Ты, видать, не был на фронте, — ответил отделенный. — Там и при царе приходилось ремень подтягивать.

— А верно, что царя-то расстреляли? — спросил его Крикку-Карппа. — Что и семью тоже…

Но Пулька-Поавила перебил его:

— А ты помнишь, как староста проводил у нас сходку?

— Это не тогда, когда ты пообещал подарить царю свои рваные порты?

— Тогда, тогда, хах-ха! Порты совсем были рваные, а лахтарям мы еще покажем… Улепетывать будут без оглядки. Вот! А потом я начну строить новую избу… Да, избу…

Утром сильно болела голова и не хотелось ни с кем разговаривать. Пулька-Поавила не мог вспомнить, что он вчера говорил. «Конечно, какие-нибудь глупости. Впрочем, что до речей пьяного. Пьяный несет всякую чушь, которую всерьез не стоит принимать», — успокаивал себя Поавила.

— На занятия! — услышал он крик отделенного.

«Вот еще, на занятия», — проворчал Пулька-Поавила и, бросив окурок на землю, неохотно пошел в барак.

Командир отделения решил обучить своих стариков обращению с винтовкой, поскольку им таковые выдали. Была у него и другая цель — пусть убедятся, что он бывал на войне и разбирается в таких делах побольше, чем они, и что его не напрасно поставили командовать ими.

— Эта штука называется затвором, — начал объяснять отделенный. — А это — курок.

Командирами в карельском отряде были вернувшиеся с фронта унтер-офицеры и просто рядовые солдаты русской армии. Они знали только русские слова команды, и поэтому все занятия проводили на русском языке. И делопроизводство в отряде тоже велось на русском языке. Их отделенный, родом из Юшкозера, тоже называл части винтовки по-русски, но потом перешел на родной язык.

— Вот штык. У германцев штык не такой. У него как нож. Им можно и резать. Но штык русского образца лучше. В штыковом бою немец не выдерживал. Такой как всадишь, то и у лахтаря морда скривится…

Так на занятиях да в караульной службе проходил день за днем.

Однажды к берегу в низовье порога причалила лодка, из которой вышли Ховатта и еще два каких-то незнакомых офицера. Один из офицеров был англичанин, а другой оказался карелом, родом из Костамукши. Как потом выяснилось, этот костамукшец в поисках лучшей доли побывал даже в Америке, где научился болтать по-английски. Он был переводчиком в штабе карельского отряда.

— Какая красота! — воскликнул англичанин, обозревая раскинувшиеся во все стороны, насколько хватало глаз, лесные просторы. Но приехал он совсем не для того, чтобы любоваться лесными пейзажами. Он прибыл инспектировать интендантскую службу отряда.

— Да, продовольствия завезено немало, — заключил инспектор, когда они осмотрели склады.

Продовольствия и снаряжения действительно было завезено немало, больше, чем требовалось отряду.

— Есть договоренность с полковником Пронсоном, что по пути отряд будет пополняться, вербуя крестьян из карельских деревень, — пояснил через переводчика Ховатта. Он, конечно, не стал раскрывать перед англичанином, для чего он постарался захватить в поход как можно больше продовольствия и обмундирования.