Водораздел
Шрифт:
Крикку-Карппа был человеком набожным и такие вещи он не одобрял. Поведение Теппаны не укладывалось в старые добрые традиции. Кроме того, эти его разговоры о штыках, всаженных в брюхо, о расстреле Тимо оставили у Крикку-Карппы на душе нехороший осадок, и Теппана представлялся ему теперь только в плохом свете. Пульке-Поавиле тоже не понравилась развязность Теппаны, но они оба решили, что Моариэ говорить ни о чем не стоит.
На следующий день рано утром Теппана со своими разведчиками прибыл на трех лодках к Вочажу. Быстро перетащив лодки в верховье порога, они вновь погрузили в них свои тяжелые рюкзаки и отправились дальше, навстречу неведомой судьбе.
— Кланяйся там нашим, — крикнул Поавила Теппане, уже вскочившему в лодку.
— Поклоны-то обязательно дойдут, —
Лодка отошла от берега.
В полдень на Вочаже стало еще оживленнее и шумнее. Одна за другой подходили лодки из Зашейка. Их было немало: ведь в поход отправлялись две роты отряда. Часть штаба и солдат оставили в Кеми как бы заложниками, чтобы отряд не вздумал разбежаться по лесам или повернуть оружие против тех, кто его ему дал. Кроме того, остались заболевшие «испанкой» — так называли свирепствовавшую в Кеми болезнь. Часть людей пришлось оставить на Вочаже — охранять склады отряда. Получилось так, что Пулька-Поавила отправился на первых лодках с грузами, а Крикку-Карппе приказали остаться. Он не знал, радоваться этому или печалиться. Хотя лодки с грузами и шли в арьергарде отряда, все же никто не мог быть уверен, что противник не оставил засады. Вдруг откуда-нибудь с берега из-за ели грянет выстрел и… А, с другой стороны, хотелось скорей попасть домой.
— Скоро начнут жать ячмень, — вздыхал Крикку-Карппа, почесывая затылок.
— Служба есть служба, — отрезал отделенный. — Да ведь бабы и раньше жали ячмень.
Пришлось Крикку-Карппе остаться на Вочаже. С печальным видом он стоял и смотрел, как Пулька-Поавила сел, в лодку и вместе с другими пожилыми мужиками отправился в путь. Вот уже его лодка скрылась за излучиной.
Теппана со своими людьми, плыл уже далеко впереди. Настроение у разведчиков было приподнятое. «Нечасто идут в наступление вот так, как мы, повернувшись спиной к противнику», — смеялись они, налегая на весла.
Река Кемь и ее берега были давно знакомы этим мужикам: многие из них еще в довоенные годы промышляли здесь извозом и работали на сплаве. Кто знает, может быть, именно кто-то из них срубил или доставил на берег реки вон те бревна, застрявшие на камнях бог весть еще когда. А вот стоявшую на мысе «контору», как в этих местах называли избушку, в которой останавливался подрядчик, никто из них не ставил: эта древняя развалюха была построена еще в те времена, когда здесь в береговых лесах только начиналась заготовка древесины. Места здесь были не очень богаты лесом, все, что можно было вырубить, вскоре вырубили, и из года в год лесозаготовки переносились все выше по течению реки, все ближе к верховью, к их родным местам, куда они сейчас возвращались с оружием в руках.
— Ребята, давайте перекусим, — предложил Теппана.
На пустынном берегу, где чернел круг от давно горевшего костра, они устроили привал. Поели, отдохнули часок — и опять вода весело заплескалась о борта лодок.
К вечеру добрались до Кривого порога, где решили заночевать.
В низовье извилистого Кривого порога стояло два дома. В избе, куда зашли разведчики, семья сидела за ужином. Старый хозяин дома, рыжебородый патриарх, ужинал отдельно за маленьким столиком из своей посуды. Теппана ввалился в избу, не перекрестившись, не заметив, что хозяин дома старовер, наскоро осенил себя крестом и сказал:
— Хлеб-соль!
— Милости просим, — тихо ответил старик. Он встал из-за стола и перекрестился.
Остальные тоже молча вышли из-за стола. То ли так требовали их старообрядческие обычаи, то ли потому, что люди, вошедшие в дом, были с оружием. Когда Теппана спросил, не появлялись ли в их местах руочи, все посмотрели на старца и молчали, ожидая, что тот скажет.
— У нас никого не бывало, — ответил старик дрожащим голосом, словно испугавшись. — В Паанаярви заходили…
Что могли знать здесь на Кривом, откуда до Подужемья было верст тридцать и до Паанаярви столько же! А то, что сказал старик-старовер, Теппане было известно еще в Кеми, куда пришло также немало мужиков из Паанаярви. Командование карельского отряда имело
довольно точные сведения о расположении белофинских гарнизонов. Однако Теппана, шедший со своим взводом в авангарде, должен был с самого начала пути проявлять осторожность и проверять на месте данные, полученные в штабе. Любые неожиданности могли подстерегать их в таком походе. Пока все шло хорошо. На пути из Подужемья до Кривого не было даже порогов, которые могли задержать их продвижение. Зато с Кривого путь был уже тяжелее.Сразу с утра, как только сели в лодки, пришлось взяться за шесты и, упираясь ими в дно, толкать лодки вверх по порогу. Шли у самого берега. Течение в Кривом не очень сильное, и бывалым гребцам, умевшим орудовать шестами, понадобилось не так уж много времени, чтобы добраться до верховья порога, где они опять могли сесть за весла. Но через несколько верст пришлось снова встать и взять в руки шесты. Начался порог Шомба, не особенно бурный, но зато длинный, протяженностью восемь верст. Спускаться по Шомбе нетрудно, но подъем требует сил, потому что все время надо идти на шестах. За Шомбой — Юма. Порог этот почти такой же буйный, как Вочаж. В его клокочущих водах бревна потоньше ломаются, как спички. Мало кто осмеливался спускаться по нему на лодке. А подняться по Юме на шестах никому не удавалось. Чтобы преодолеть его, лодки надо тащить бечевой вверх по боковому протоку между берегом и небольшим скалистым островком. Пока путники доберутся до верховья порога, они так устанут, что устраивают привал и подкрепляются. Так было заведено с давних времен. И разведчики Теппаны тоже остановились передохнуть на берегу, где были места для костров и даже с приспособлениями, чтобы подвесить котелки над огнем.
— Да, Юма еще тот порог, — проговорил кто-то, когда мужики поели и закурили после сытной еды.
— Порог как порог, — заметил Теппана. — Плеснет чуть водички за ворот да и только. Мы с сыном Пульки-Поавилы прошли его.
Мужики встретили слова Теппаны с явным недоверием.
— Хоть у Ховатты спросите, — сказал Теппана. — Мы с ним вместе отправились на войну. Ховатта не посмел сесть в лодку, так мы вдвоем с Иво спустились.
Но мужики все равно не поверили и решили между собой, что их командир, кажется, любит завирать.
Трудным и опасным был и следующий, Белый порог. Вот уже, кажется, силы его на исходе и течение вроде становится тише, но река вдруг круто поворачивает и, словно собрав новые силы, делает стремительный рывок, с грохотом проносясь через так называемый Престольный камень. Этот камень, находящийся на самой середине порога, очень коварен: его не видно, только по течению воды кормщик может угадать его. А проходить его нужно впритык, иного пути нет. Года два назад не очень опытный кормщик не сумел миновать камень, и все пять человек, находившиеся в лодке, погибли. Трудно спуститься через Белый, да и подняться нелегко. Все пять верст надо идти на шестах или же тащить лодку на веревках, пробираясь по густым зарослям, выходящим к самой воде. Уж тут-то сто потов прольешь и руки и плечи бечевой натрешь.
Преодолев Белый, мужики вздохнули с облегчением: в этот день им не предстояло больше подниматься по трудным порогам.
Берега, мимо которых они теперь гребли, заметно отличались от берегов в низовье реки: здесь по обеим сторонам реки рос уже настоящий лес. И контора, показавшаяся на берегу, имела совсем другой вид, чем та, у которой они вчера отдыхали. Это было добротное строение, срубленное, наверное, всего несколько лет назад. Однако устраивать здесь привала не стали: к вечеру надо было успеть добраться до Паанаярви.
— Лодка! — вдруг крикнул Теппана.
Мужики схватились за винтовки и, как по команде, повернули головы.
— Рыбаки, — сказал кто-то. — Перестали грести, испугались, наверно.
Уже можно было разглядеть, что за веслами сидит женщина, а правит лодкой старик с окладистой бородой. Судя по всему, они действительно направлялись на рыбалку.
— Не бойтесь, — крикнул Теппана по-карельски. — Мы свои…
Лодка стала медленно приближаться.
— Ортьё, ты их знаешь? — спросил Теппана у разведчика, который был родом из этих мест.