Воды слонам!

Опустив глаза, я вижу, что розовые шелковые туфельки Марлены потемнели от шампанского.

– Ой, простите! – смеюсь я.

– Ничего страшного, – отвечает она. – Это не последняя бутылка.

– Я спрашиваю, это что еще такое?

Мы с Марленой замираем, не разнимая рук. Она беспокойно поднимает взгляд. В обеих руках у нее по почти что пустому бокалу для шампанского.

– Это сюрприз! Праздник.

Смертельно побледневший Август смотрит на нас, не мигая. Пиджак у него расстегнут, галстук ослаблен.

– Да уж, сюрприз, – говорит он, снимая цилиндр, и крутит его в руках, внимательно изучая. Волосы у него на лбу всклокочены. Вскоре он уже глядит на нас в упор, подняв бровь. – Вы полагаете?

– Что, прости? – упавшим голосом спрашивает Марлена.

Встряхнув запястьем, он швыряет цилиндр в угол. Медленно, методично снимает пиджак. Подходит к туалетному столику и поднимает пиджак так, как если бы намеревался повесить его на спинку стула. Однако, увидев головной убор Рози, останавливается. Передумав, складывает пиджак и кладет на сиденье. Опуская взгляд, упирается им в торчащие из ящика розовые ленты.

– Что, я не вовремя? – спрашивает он, окидывая нас с Марленой красноречивым взглядом.

Спрашивает очень обыденно, как если бы просил передать соль.

– Дорогой, я не понимаю, о чем ты, – мягко говорит Марлена.

Август наклоняется, вытаскивает из ящика длинную, почти прозрачную оранжевую ленту и, пропустив ее сквозь пальцы, принимается обматывать вокруг них.

– Баловались с ленточками, а? – Он перехватывает ленту за другой конец и вновь пропускает сквозь пальцы. – Ах ты, негодница! А ведь я догадывался.

Марлена таращится на него, потеряв дар речи.

– Итак, – продолжает он, – празднуем случку? А времени-то я вам дал достаточно? Или, может, мне уйти и вернуться попозже? Должен признать, слон – это что-то новенькое.

Страшно подумать.

– Боже правый, о чем ты?

– Ага, два бокала, – замечает он, взглянув на ее руки.

– Что? – она поднимает бокалы так быстро, что их содержимое выплескивается в траву. – Так третий же…

– Думаешь, я совсем дурак?

– Август… – вмешиваюсь я.

– Заткни пасть! Заткни свою вонючую пасть!

Август багровеет и выпучивает глаза. Он весь дрожит от ярости.

Мы с Марленой стоим совершенно неподвижно и от удивления не можем вымолвить ни слова. На лице Августа теперь появляется что-то вроде удовлетворения. Он продолжает играть с лентами и даже улыбается, а потом, аккуратно их свернув, складывает обратно в ящик. Выпрямившись, он принимается медленно покачивать головой.

– Вы… вы… вы… – подняв руку, он обмахивается пальцами, а перестав, замечает свою трость с серебряным набалдашником, прислоненную к стене у стола, где я ее поставил. Медленно подойдя к столу, Август берет ее в руки.

Услышав, как за моей спиной что-то льется, я резко поворачиваюсь. Рози, плотно прижав к голове уши и загнув хобот под морду, мочится в траву.

Август постукивает серебряным набалдашником о ладонь.

– И как вам кажется, долго вы еще могли от меня скрываться? – Помедлив, он смотрит мне прямо в глаза. – А?

– Август, – начинаю я, – я не понимаю, о чем…

– Я сказал, заткни пасть! – он разворачивается и лупит тростью по сервировочному столику, сбрасывая на землю бутылки, тарелки, вилки и ножи. А потом опрокидывает столик, толкнув его ногой. Столик заваливается на бок, фарфор, стекло и угощение падают в траву.

Оглядев учиненный разгром, Август вновь поднимает глаза.

– Думаешь, я не понял, что у вас тут творится? – Он сверлит Марлену взглядом, на виске у него бьется жилка. – Хороша же ты, дорогая. Ничего не скажешь. Хороша.

Вернувшись к туалетному столику, Август прислоняет к нему трость. Склонившись, пялится в зеркало. Поправляет волосы на лбу и приглаживает их ладонью. И вдруг замирает, не убирая ладони со лба.

– Ку-ку, – говорит он нашим отражениям. – А я вас вижу.

Из зеркала на меня смотрят полные ужаса глаза Марлены.

Август поворачивается и берет розовый головной убор с блестками, который Марлена сшила для Рози.

– В том-то и беда, верно? Я вас вижу. Вы думаете, я не вижу, а я вижу. А что, неплохо вышло, надо сказать, – говорит он, крутя в руках сверкающий головной убор. – Любящая жена, спрятавшись в уборной, шьет что-то грандиозное. А может, не в уборной? А прямо здесь? Или в шатре у шлюх? Шлюхи ведь друг другу помогают, правда? – Он оглядывается на меня. – Ну, и где ж ты умудрился, Якоб, a? Гдe именно ты отодрал мою жену?

Я беру Марлену под локоть:

– Пойдем отсюда.

– Ага! То есть вы даже не отрицаете! – взвизгивает он. Вцепившись пальцами с побелевшими костяшками в розовый головной убор, он тянет что было сил, скрежеща зубами, пока наконец не разрывает его пополам.

Марлена вскрикивает и, уронив бокалы, зажимает рот руками.

– Шлюха! – орет Август. – Потаскуха! Сука паршивая! – с каждым новым эпитетом он разрывает убор еще на несколько кусков.

– Август! – кричит Марлена, делая шаг вперед. – Прекрати! Прекрати!

Видимо, крик сбивает его с толку, потому что он и правда прекращает. Глядит на Марлену и моргает. Глядит на головной убор. И снова на Марлену, в заметном недоумении.

Марлена делает еще шаг вперед.

– Агги, – нерешительно говорит она, умоляюще глядя на него. – Ты пришел в себя?

Август недоуменно таращится на нее, как будто только что очнулся и неожиданно для себя оказался здесь, с нами. Марлена медленно, шаг за шагом, подходит все ближе к нему:

– Дорогой…

Он двигает нижней челюстью и морщит лоб. Обрывки головного убора Рози падают на землю.

Я, кажется, вообще перестаю дышать.

А Марлена между тем уже совсем рядом с ним.

– Агги…

Он смотрит на нее сверху вниз, подергивая носом. И вдруг толкает с такой силой, что она падает прямо на разбросанные тарелки. Шагнув вперед, он нагибается и пытается сорвать с ее шеи колье. Но замочек не расстегивается, и все заканчивается тем, что он тащит ее за шею, а она пронзительно кричит.

Рози трубит, а я скорее устремляюсь к ним и перехватываю Августа. Мы падаем прямо на осколки тарелок, в разлитую по траве подливку. Сперва сверху оказываюсь я и луплю его по лицу. Но вот сверху уже он, заезжает мне кулаком в глаз. Я сбрасываю его и рывком поднимаю на ноги.