Военно-эротический роман и другие истории

И когда она почувствовала, что…

Когда, казалось, что-то взорвется внутри…

Когда уже считанные секунды оставались…

Она оттолкнула голову замполита….

Она оттолкнула его голову и притянула к себе то, что сжимала ее ладонь.

Его тело оказалось понятливым и исполнительным…

И он вошел в нее глубоко и плотно… И взрыв наступил…

Как будто порох…

Как будто порох подожгли одновременно с двух сторон.

Ах, Лиза, Лиза!

Ты, оказывается, женщина!

Ты, оказывается, женщина, которая может быть счастлива…

Ослепительно счастлива…

Хотя бы мгновенье…

Хотя бы одно мгновенье!

И только спустя некоторое время, когда дыхание успокоилось, и наготу прикрыл домашний халат, в голову вплыла мысль, простая и непререкаемая, как указание директора школы.

Лаже не мысль, а вопрос.

Простой, естественный и настойчивый вопрос: что с Мартыном?

Она быстро поправила прическу и подправила губы и совершенно спокойно, так спокойно, будто ничего сверхъестественного только что не произошло, спросила:

– Так что случилось с моим мужем?

Замполит тоже не терял времени даром. Он оделся быстро, как по боевой тревоге, и ответил, поправляя галстук:

– Он прислал телеграмму, что находится в городе Эн. Как выяснилось, в тот же вечер был избит неизвестными лицами и доставлен в городскую больницу.

– Я должна ехать к нему.

– Нет смысла. Он сейчас в реанимации. Как только состояние позволит, его перевезут в здешний госпиталь.

Напрашивался ревнивый вопрос: а как ее муж оказался в незнакомом этом городке? Но она спросила то, что должна спросить жена:

– Он в сознании?

– Не знаю, – смутился замполит.

– Так что же мы сидим? Нужно немедленно звонить в больницу!

Бравый воспринял это, как приказ. Через полчаса они уже сидели на телефонной станции, и телефонистка соединяла их с городом Эн. В больнице какая-то дежурная сначала ничего не могла ответить, но трубку взял Бравый, нажал на басовые ноты, расшевелил.

– Больной пришел в сознание, – сказали ему, – Состояние стабильно тяжелое.

– А в госпиталь его будут переправлять?

Этого дежурная, конечно, не знала.

* * *

Куда уходим мы, куда,Когда беда случается?Туда, откуда никогдаНикто не возвращается.

То есть, мы уходим в никуда. Нет сознания, нет осязания. А также – обоняния зрения и слуха. То есть, никаких чувств. Мрак, мрак. По-медицински – кома. Из комы, однако, возвращаются. Иногда некоторые. Что-то услышал. Открыл глаза – что-то увидел. Увидел лицо. Знакомое лицо. Лицо жены Елизаветы. Увидел, послушал какие-то неинтересные слова и отправился обратно в кому. И опять надолго отправился в кому. Медицинский персонал знает, на сколько времени отключка. Записывает, когда впал в кому, когда вышел из комы, какой пульс при этом давление и так далее. Сестра записывает, врач анализирует. Пограничное состояние. По одну сторону границы существует время. По другую – только мрак. Но вот – что-то услышал. Открыл глаза – что-то увидел. Знакомое лицо жены Елизаветы. Закрыл глаза – мрак. Пульс редкий, слабого наполнения. Кома, кома.

– Вы к Зайцеву? Он в коме, увы.

– Я знаю.

– Жена пять дней сидела возле него.

– Я знаю. Она уехала.

– А вы кто ему будете? Пауза. Потом:

– Я ему буду любовница.

– Не понял?

– Почему? Я хорошо говорю по-русски.

– Повторите, пожалуйста, кем вы приходитесь капитан-лейтенанту Зайцеву.

– Повторяю, пожалуйста. Я ему прихожусь любовницей.

Доктор, майор медицинской службы никогда в жизни не встречался с тем, чтобы это слово спокойно произносили применительно к себе. Без осуждения, без обиды, без сарказма просто, служебно.

Вы кто? Я – майор. А вы кто? Я – любовница. Шутка, подумалось ему. Однако девушка говорила совершенно серьезно. Большие зеленые глаза смотрели на доктора печально. И в то же время – лукаво. Пухлые губы шевельнулись и сложились если не в улыбку, то в намек на нее.

– Я серьезно вас спрашиваю, – сказал майор, стряхивая очарование.

Дзинтра кивнула. Потом сказала, грустно вздохнув:

– Вас смущает слово «любовница»? Но в нем, ведь, нет ничего плохого. Оно образовано от слова «любовь». И я люблю этого человека.

Майор медицинской службы спросил озадаченно:

– И что теперь?

– Теперь, – оживилась Дзинтра, – отведите меня к нему в палату и на полчаса оставьте с ним наедине.

– Как так?

– Никого не впускайте полчаса.

– Сам-то я могу…

– Нет-нет. Сами тоже… Только я и он.

– Но он же без сознания.

– И не приходит в себя?

– Приходит. Но ненадолго.

– Я помогу ему.

– Не могу. Я его лечащий врач…

– А я любовница. Это важно.

Майор задумался. Несуразные, неуставные, даже, можно сказать, антинаучные мысли подняли переполох в голове, облысевшей в медотсеке подводной лодки. Черт их разберет, этих прибалтов! Он махнул рукой и сказал:

– Ладно. Полчаса. Идемте.

Мартын открыл глаза и увидел перед собой женское лицо. У него мало-помалу уже выработался цикл: открыл глаза. Увидел Лизу. Вернулся во мрак. Мартын прикрыл веки. Но что-то шевельнулось в полусонном мозгу, что-то непохожее… Он открыл глаза. Это не Лиза. Мираж. Зажмурился. В голове шумело. Сквозь этот шум, напоминающий шум моря, донесся звук тихого, теплого голоса. Незатейливая мелодия латышской песенки. Веки, тяжелые, как иллюминаторные броняшки, приподнялись, связав Мартына с внешней жизнью. И эта внешняя жизнь не оставила его безучастным. Продолжая напевать, Дзинтра коснулась пальцем его губ и со словами «ну, смотри, смотри» расстегнула кофточку, под которой не было белья. Она ласкала свои груди, мяла их, терла друг о друга, теребила соски. Мартын уже не закрывал глаз. Он почувствовал, что где-то под панцирем гипсовых стяжек зашевелилась жизнь. Дзинтра взглянула на часы. Пора. Она попрощалась с Мартыном нежным прикосновением, моментально привела себя в порядок и, выйдя из палаты, кивнула лечащему врачу, который шел ей навстречу. Врач посмотрел на нее вопросительно. Дзинтра слегка кивнула, прикрыв веки. И опять намек на улыбку тронул ее губы. «Чудеса», – подумал майор медицинской службы.

* * *

Должно быть, пьяная судьба,Разделывая дыню,Наслала Божьего рабаНа Божию рабыню.

Лиза точно знала, что не только не должна думать о неожиданном любовнике, но не должна даже помнить о нем. Случилось какое-то наваждение, помутнение разума. Ошибка, единичная, локальная ошибка. Забыли раз и навсегда. И никогда, никогда больше… И вдруг обнаружила, что, повторяя емкое слово «никогда», наводит макияж, одну за другой прикидывает блузки, то есть, готовит себя к тому, чтобы понравиться мужчине. И словно против своей воли, словно под гипнозом, выходит на улицу, останавливает такси и едет к судоремонтному заводу.

Командир снял с рычагов тяжелую трубку внутреннего телефона и набрал «двойку».

– Слушаю, Бравый, – раздался голос замполита.

– Заместитель, как дела у Зайцева? – спросил командир.

– Идет на поправку, я вам докладывал.

– Новых проблем не появилось?

– Никак нет, – не слишком уверенно ответил замполит.

– Вас жена Зайцева ожидает на проходной. Сходите, побеседуйте.

Замполиту почудилась в последней фразе какая-то каверза. Он рассеянно ответил «Есть!» и в смятении чувств положил трубку. Ситуация выходила из-под контроля. Замполит Бравый был волевым человеком. Упорно делая военно-политическую карьеру, он неустанно укрощал неуемную половую доминанту. Но время от времени эта неуемная доминанта торжествовала, преодолевая сопротивление капитана третьего ранга. Природа брала верх над разумом и службой. Каждый раз, придя в себя после такого сладостного поражения, Бравый старался как можно дальше отскочить от события с тем, чтобы забыть о нем навсегда. В общем, ему это удавалось, репутация оставалась сухой, не подмоченной, и должность заместителя начальника политотдела с присвоением очередного звания дразнила своей доступностью. Он представлял себе погон парадной тужурки не с одной, а с двумя звездами и сладострастно жмурился. Что преобладало в нем: жажда очередной звезды или жажда очередной женщины? Повседневно – жажда, конечно же, звезды, а в периоды затмения… Но к черту, к черту затмения! Приказ: вычеркнуть, и все. Что было, то было. Вернее так: что случайно было, того вовсе и не было, и не будем сбиваться с генерального курса.