Военно-эротический роман и другие истории

* * *

Ветерок невесомых дождинокНа ресницах единственных глаз,Их теперь заменил поединокЭгоизмов, заложенных в нас.

Бравый готовился к приезду жены и дочки – делал в квартире большую приборку.

Шум пылесоса заглушал звонок, и Бравый расслышал его только с третьего раза. Выключил бытовую технику, открыл дверь.

– Елизавета Макаровна? Добрый день!

Да, это была Лиза. Глаза ее сияли. Не обратив внимания на официальность приветствия, она порывисто, не снимая уличной обуви, устремилась к Бравому и уткнулась лбом в плечо разгоряченного работой мужчины. Бравый стоял неподвижно, словно каменный, но она и этого не замечала. Наконец, заглянула в черные, как у цыгана, глаза:

– У нас с тобой будет ребенок.

Теплая волна поднялась откуда-то из недр организма, готовясь полностью овладеть замполитом. Подняться-то поднялась, но овладеть не успела, наткнулась на команду, которую мысленно подал себе офицер. Команда была такая:

– Стоять, Юра!

И неподвижное тело отвердело еще больше, и глаза посветлели от вызванного по тревоге равнодушия.

– Стоять!

Лиза отпрянула от него, не встретив ответного движения.

– Ты не слышишь меня?

– Я слышу вас.

– У нас будет ребенок.

Бравый ответил спокойным, почти доброжелательным тоном:

– У вас будет ребенок, Елизавета Макаровна.

С нажимом на «у вас».

Что тут можно сказать?

Если бравый сумел взнуздать себя, остановить порыв ликования, то и Лиза не кинулась в женскую истерику. Взяла себя в руки. Посмотрела на недавнего любовника тяжелым взглядом и промолвила только одно слово:

– Хорошо.

Самому Бравому казалось, что это не он, а кто-то другой, одетый в парадную форму при кортике, произносит ровным голосом:

– Поздравляю вас с будущим прибавлением. И мой вам совет: обязательно съездите, навестите мужа. Обрадуйте его. Добрая весть пойдет ему на пользу.

Только глаза выдавали ту бурю, которая бушевала в ее душе. Они расширились и, кажется меняли цвет: цвет отчаяния, цвет негодования, цвет презрения. Только глаза. Не губы. Губы же разомкнулись только для того, чтобы еще раз произнести:

– Хорошо.

Она ушла. Бравый отправился в ванную и принял душ. Поскольку приборка была уже закончена.

Офицеру история болезни выдается на руки под расписку. Вот она, история. Вот предписание. Вот проездные документы. Вот и последние напутствия лечащего врача. Вот поезд до Риги. В Риге – пересадка. На перроне Мартын кутался в дождевик и молчал. Осень между тем разбушевалась, размахалась мокрым порывистым ветром. Мелкий дождь стучал по капюшону прорезиненного плаща и по зонтику над головой Дзинтры.

– Почему ты молчишь, Мартын?

Мартын поерзал плечами под плащ-накидкой.

– Мы так любим друг друга, Мартын, мы так сильно любим Друг друга, – продолжала Дзинтра. Ей пришлось усилить голос, чтобы перекричать ветер. – Не бросай меня, Мартын! Этого нельзя делать! Этого никогда нельзя делать!

– Моя жена беременна, – вдруг буднично произнес Мартын.

– Ну и что? – уставшим голосом проговорила Дзинтра. – Мы с тобой, ведь, тоже люди! Мы люди. Райнис сказал: «Теряя друг друга, теряем себя». Сами себя теряем.

Подали поезд. Мартын механически обнял Дзинтру и полез во внутренний карман за билетом. Дзинтра не пошла с ним в вагон. Она молча смотрела на плачущие под дождем вагонные окна, не замечая того, что стоит в луже, в одной из многочисленных перронных луж, и туфли ее полны воды. Ночью у нее поднялась температура, заболело горло, из глаз и носа текли нескончаемые ручьи. Лицо опухло. То ли от слез, то ли – от насморка. Утром она не пошла на работу и вызвала участкового врача.

«Озаренный» проходил ходовые испытания, одновременно готовя боевые задачи. Мартын с головой окунулся в службу. Его каюта превратилась в настоящий штаб. Старшины команд, сменяя один другого, отчитывались (докладывали, докладывали! Лаконичный военный язык вытеснил из головы штатскую терминологию) о выполненных заданиях и получали новые. Мартын заново сдал командиру экзамен на допуск к несению ходовой вахты, и в море не слезал с мостика. Корабль после ремонта восстанавливал боевое слаживание.

Пошли стрельбы.

Служба крутилась.

Время летело.

На берег Мартын не сходил, уступая свою очередь товарищам. Жизнь как будто разделилась на две части. Одна часть – служба, и в ней – жизнь. Другая часть – непробиваемая тоска. «Теряя друг Друга, теряем себя». Додумался же человек десятилетия назад до такой простой истины! Мартын себя потерял. Превратился из человека в функцию. Он был единственным офицером на корабле, у которого в каюте отсутствовали какие бы то ни было фотографии. Стол, покрытый оргстеклом, был свободен от следов личной жизни своего хозяина. Только на полке рядом с уставами и наставлениями пристроился тоненький томик стихов Яна Райниса в русских, конечно же, переводах. После успешных стрельб артиллерии главного калибра с Марьына сняли выговор. Командир объявил об этом в кают-компании при офицерах. Товарищи пожимали ему руку, дружески похлопывали по плечу. А уж замполит-то Бравый улыбался на все тридцать два зуба, давая понять, что снятие взыскания произошло с его подачи. Поздравил горячо, потряс руку сверх нормы и сказал, не убирая улыбки – Зайдите ко мне, Мартын Сергеевич.

Мартын кивнул:

– Есть!

Замполитовская каюта располагалось напротив кают-компании. Мартын зашел, аккуратно затворив за собой дверь.

– Курите.

– Я не курю теперь. Врачи…

– Понятно. Как ваша семейная жизнь, Мартын Сергеевич? Я смотрю, вы на берег совсем не ходите.

– Так стрельбы. Отчеты потом ночами пишу.

– Я знаю. Флагманский артиллерист хвалил ваши отчеты. И все же надо иногда и на берег, к семье. Как у вас в семье – все в порядке?

Мартын пожал плечами.

– Да, в порядке. Жена собирается стать матерью…

– Что вы говорите! – оживился Бравый. – Это прекрасно. Вы уж будьте к ней повнимательней. Сходите на берег. И, – Бравый широко, по-свойски улыбнулся, – безо всяких приключений. – Он уставился в Мартына черными цыганскими глазами. – Безо всяких опасных приключений. – И спросил лихо, по-морскому – Добро?

– Добро, – сказал Мартын. – Разрешите идти?

– Идите, идите.

Когда за Мартыном Зайцевым захлопнулась дверь, Бравый облегченно вздохнул. Он обязан был деликатно провести работу по укреплению офицерской семьи. Работа была проведена.

Лиза встретила мужа спокойно и приветливо. Ни вопросов, ни упреков. Ужин. Рюмочка. В квартире чисто. На письменным столе – аккуратная стопка ученических тетрадей. Она, конечно, устает, но с жизнью справляется. Даже курсы испанского пока не бросила. Но скоро придется бросить. В женской консультации сказали, что все у нее идет нормально, но нагрузки необходимо сократить. Необходимо сократить нагрузки. И гулять. Гулять, гулять. Перед сном – обязательно. Вот даже и сейчас. Неплохо бы пройтись. Мартын согласится с ней прогуляться?