"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22

– Они уже на воле?
– показал Панайотов в сторону окна.
– Крыши эти?

– Да, - кивнул Олег.
– За пределами тюрьмы, так сказать. У вас нет настроения поговорить откровенно?

– Нет. Не о чем.

– Ну, как же, - Олег протянул арестованному лист бумаги.
– Вот список драгоценностей, снятых с погибших людей. Эти драгоценности обнаружены у вас и опознаны родственниками погибших.

– А я при чем?
– вяло спросил Панайотов.

– А "Санько"?
– продолжал Олег.
– Помните? Что он бандит, вы хорошо знали, правда? А этих вы знаете?
– Он показал Панайотову фотографию Тишкова и фотороботы двух других.

Панайотов посмотрел и отвел глаза:

– Нет, не знаю.

– И то, что они людей в поездах резали и грабили, а вещи вам носили, - этого вы тоже не знаете?

Панайотов промолчал.

– Назовите фамилии этих людей, их адреса, их связи. Я не скрою: только самое полное и самое искреннее признание может сохранить вам жизнь.

Панайотов покачал головой:

– Я ничего не знаю, гражданин начальник. Но вы - человек серьезный, я вижу, и как серьезному человеку я вам скажу так: я и знал бы - так язык проглотил. Ссучившимся знаете что бывает? Ну и замнем.

– Да будет вам, - презрительно поморщился Олег.
– Эти слова вы мальчикам желторотым в камере говорите, а мне не надо. Ваш блатной мир - это же банда пауков в банке! Жрете друг друга, продаете с потрохами, вы же мокрая пыль.
– Олег говорил спокойно, размеренно, внешне равнодушно. И это презрительное равнодушие испугало Панайотова. Он понял, что оперативник, сидящий перед ним, не зло срывает, произнося жесткие слова, не мстит за неудавшийся допрос, а высказывает свое кредо. "Значит, он знает гораздо больше, раз идет на откровенную ссору, значит, я ему не так уж и нужен…" - испуганно решил Панайотов.

– Ладно, - сказал он вслух.
– Я все понимаю. Я подумаю, начальник.

Миронов и Смирнов поехали к Ярцеву на дачу. Был вечер, сквозь голые кроны берез просвечивало синеющее небо, вороньи гнезда застряли в ветках нелепыми черными шарами. Вороны кружили над ними и неистово кричали, словно жаловались или ругались.

– Как в коммунальной квартире, - усмехнулся Смирнов.
– Хуже этих вороньих слободок ничего на свете нет. От них все наши беды.

– Достается тебе?
– улыбнулся Миронов.

– Еще как, - вздохнул Смирнов.
– Впятером живем на двенадцати метрах. Я, жена, теща, тесть и Петька. А Петьке четыре месяца, и орет он вроде этих ворон.

– С жильем сейчас трудно. Не одному тебе. Всем. Терпи.

Они подошли к даче, открыли калитку и скрылись в глубине аллеи. Ни тот, ни другой не видели, как два человека проводили их внимательным взглядом. Это были бандиты "Санько" и Тишков.

– Видал?
– "Санько" торжествующе посмотрел на сообщника.
– Так и вышло, как я говорил. А теперь какие меры принимать?

– Ништяк, - лениво протянул Тишков.
– Не нашего ума дело. Штихель придумает…

Бандиты ушли.

…Ярцев - импозантный, усы щеточкой, в безукоризненно выглаженном белом костюме, встретил гостей радушно.

– Со мной уже беседовали, - он усадил Миронова и Смирнова на диван.
– Но если необходимо еще… - Он развел руками, давая понять, что надо - значит надо.

– Красиво у вас, - Смирнов восхищенно закрутил головой.
– Сами собирали?

– Картины - сам. А фарфор и стекло - это наследство. Тетушки, дядюшки. Чем могу?

– А гравюры?
– спросил Миронов.
– Вот эта, с рыцарем, просто роскошная.

– А это - отцовское наследство. Отцу они перешли от деда и так далее… Так что же вас привело ко мне, молодые люди? В прошлый раз мне так ничего и не объяснили.

– Мы объясним. На обратном пути доктора Султанова убили бандиты. Деньги они и похитили. Вот так.

Ярцев встал, трясущимися руками наполнил стакан водой и жадно выпил. Посмотрел на Миронова мутными глазами.

– Какой ужас. Я немедленно заведу собаку. Я здесь совершенно один!

– У вас нет городской квартиры?

– Это ведь зимняя дача. Закон запрещает иметь то и другое одновременно. А к закону, молодой человек, лично я всегда относился с уважением.

– Понятно, - кивнул Смирнов.
– Значит, при передаче денег Султанову никто не присутствовал? Исключено?

– Категорически!
– Ярцев испуганно посмотрел на оперативников.
– Вы что же, подозреваете, что кто-то видел и… выследил Султанова?

– Это обычный вопрос, не придавайте ему слишком большого значения, - улыбнулся Миронов.
– До свидания.

Все труднее и труднее было Коле выслушивать доклады своих подчиненных. Все чаще и чаще ловил он себя на мысли, что хочет снять трубку телефона, позвонить в министерство и попросить, чтобы его отстранили от этого дела. Собственно, по правилам так и должно было быть с самого начала. Закон отводил здесь Коле роль незначительного свидетеля, не больше. Но его безупречная репутация, уникальный опыт исключали какое бы то ни было вмешательство начальства. Только в одном-единственном случае это могло произойти: в случае личной просьбы о передаче дела другому лицу. Коля понимал это и теперь - уже в который раз - снял трубку прямой связи с руководством МВД. Снял и… снова положил на рычаг. "Нет, - подумал он.
– Это малодушие, трусость. Разве я сомневаюсь хотя бы чуть-чуть в своей объективности, честности, профессиональном умении? Если я не обратился с рапортом сразу, теперь я не должен этого делать… Была бы жива Маша, она бы мне не посоветовала".

Пришли Миронов и Смирнов. Следом за ними Виктор и Олег. Коля усадил их в кресла и начал молча ходить по кабинету.

– Гложет меня одна мысль, - вдруг сказал Миронов.
– Я от нее, можно сказать, одурел.

– Ну, поделись… Может, легче станет.

– Как говорит подполковник Желтых, хоррибиле аудиту «Страшно услышать», - улыбнулся Виктор.
– У тебя такой тон…

– Коллекции похожи. У Панайотова и Ярцева. Вы мне верьте, у меня чутье искусствоведа.

– Ты что же, считаешь, что Ярцев причастен?
– спросил Олег.

– Не знаю, - пожал плечами Миронов.
– Гравюра там у него одна висит с рыцарем. Ладно, я лучше промолчу, потому что все мои предположения из области мистики. Проверить надо.

– Сколько дней тебе потребуется?
– спросил Коля.

– День-два.

– Добро. Мы тебе верим на слово, проверяй.

– Вообще-то у нас уголовный розыск, а не клуб писателей, - язвительно вставил Олег.
– Что за тайны.

– Не хочу, чтобы мои слова звучали дурацким домыслом, - сухо отрезал Миронов.
– Прошу меня простить.