"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22

– Ярцев, - Коля спрятал паспорт.
– Все тщательно обыскать, труп - в морг. Попросите экспертов, чтобы по возможности реставрировали лицо…

Судебно-медицинская экспертиза дала совершенно неожиданный результат. После того как реставраторам удалось восстановить первоначальные черты лица погибшего, выяснилось, что этот человек не имеет с Ярцевым ничего общего… Ярцеву было 60 лет, погибшему - не более 30. Ярцев был ростом около 1 метра 70 сантиметров, это хорошо помнили и Миронов, и Смирнов, и все соседи, а погибший имел 1 метр 85 сантиметров. Наконец, черты лица на фотографии в паспорте, в личном альбоме Ярцева и черты лица погибшего не сходились совершенно. В погибшем никто Ярцева не опознал. Зато когда труп был предъявлен оперативным работникам, в свое время проводившим осмотр поездов, тем самым, которые встретили переодетых бандитов, - все трое легко опознали в погибшем одного из преступников, а именно "старшего лейтенанта". Труп был дактилоскопирован, и первый спецотдел МВД тут же выдал справку: отпечатки пальцев принадлежат Елисееву Вениамину Андреевичу, осужденному за кражу и освобожденному по амнистии в связи с победой над фашистской Германией. Родственники Елисеева тоже его опознали и сообщили, что Елисеев дома бывал крайне редко, с остальными членами банды, в том числе и с Ярцевым, не встречался.

Итоги были малоутешительные. На свободе оставались Штихель и "Санько". В том, что Штихель и Ярцев - одно и то же лицо, никто из опергруппы уже не сомневался. Можно было предположить, что и ценности, изъятые у Жаркова, к сожалению, только незначительная часть тех сокровищ, которые успели скопить бандиты.

– Размножим фотографии Ярцева, кто-нибудь из участковых его непременно узнает!
– предложил Смирнов.
– Он наверняка живет в Москве, только под другой фамилией, я убежден!

– Сколько времени пройдет, - присвистнул Олег.
– Вот если бы мы могли показать его фото населению, скажем, в газете опубликовать!

– Ну да, - Миронов усмехнулся.
– Ты еще скажи - по радио объявить. Такой позор на всеобщее обозрение.

– А Рудаков прав, - сказал Коля.
– Никакого позора в этом нет. Придет время, и те, кто будет работать после нас, так и станут делать. Эх, ребята, ребята. Подрастете, поймете: не замазывать надо такое зло, как преступность, а бороться с ним всеми мерами и средствами, лишь бы закон не преступать, ясно вам? А если какой-нибудь болван стремится скрыть, что и при социализме иногда крадут и убивают, - так с болвана какой спрос? Он на то и болван. А теперь давайте о деле. Честно сказать, Миронов, надеялся я на твою гравюру.

– И я надеялся, товарищ комиссар, - вздохнул Миронов.
– Ищу, с кем потолковать. Обещали с одним коллекционером познакомить. Да они все, как огня, милиции боятся.

– Почему?

– Да кто их знает, - махнул рукой Миронов.
– Коллекция - она ведь как собирается? Купил, продал, обменял… Другой раз и в спекуляции обвинить могут…

– Ты вот что сделай, - Коли хитро прищурился.
– Ты к этому деду приди с гравюрой Кранаха и предложи поменяться, Язык у тебя по части искусства подвешен. Может, старик что-нибудь и скажет?

…"Дед" оказался совсем еще молодым - лет сорока, крепким, спортивного вида человеком с пристальным взглядом.

– Вы Николай Семенович?
– улыбнулся Миронов.

– Я Николай Семенович. Кто вас прислал?

– Матвей Исаевич, из Ленинской библиотеки, эксперт, Он сказал, что вы собираете Кранаха…

– У вас есть Кранах?
– Глаза Николая Семеновича расширились.
– Покажите.

– Прямо здесь?

– Пройдите.
– Николай Семенович нехотя отошел от дверей.

Вся его комната была сплошь увешана гравюрами XVI и и XVII веков. Здесь были Дюрер, Гольбейн, Лука Лейденский, остальных Миронов не знал.

– Богато, - похвалил он.
– Долго собирали?

– Бабка собирала, - буркнул Николай Семенович.
– У меня на это денег нет. Одна гравюра стоит две тысячи, а то и больше. Показывайте.

Миронов развернул Кранаха. Николай Семенович жадно схватил гравюру, поднес к самому лицу, потом положил на стол, включил лампу и вытащил увеличительное стекло в толстой медной оправе.

– Старинное, - завистливо протянул Миронов.

– Бабкино, - снова буркнул Николай Семенович, не отрываясь от гравюры.

– Так что же?
– нетерпеливо спросил Миронов.

– Это не Кранах… - Николай Семенович посмотрел на Миронова в упор.

– А кто же?
– притворно изумился Миронов.
– Серяков, что ли?

– Серяков - это Россия прошлого века.
– А здесь - Россия наших дней. Это работа Заньковского, и не морочьте мне голову, коллега. Я не идиот, я истратил на эти подделки целое состояние!

– Бабка истратила?
– невинно поправил его Миронов.

– Бабка истратила на подлинники, - мрачно сказал Николай Семенович.
– Если бы не Матвей Исаевич, я бы вас в мусоропровод спустил вместе с мерзавцем Заньковским!

– Впервые слышу, - Миронов лихорадочно заворачивал гравюру в газету.
– Выводит, меня самого надули! Но где мне искать этого Заньковского? Я набью ему морду!

– Не знаю… - Николай Семенович сбавил тон.
– Наверное, искреннее горе "коллеги" тронуло его.
– Об этом Заньковском мне еще бабка говорила, когда была жива. До войны еще. У него кличка такая была, на манер воровской, бабка случайно о ней узнала и очень возмущалась, что у коллекционера такая кличка.

– Штихель?
– спросил Миронов.

– Штихель, - кивнул Николай Семенович.
– А вы откуда знаете?

– На обороте гравюры надпись есть, - соврал Миронов.
– Я пойду. Вы разрешите к вам заглядывать, когда будет материал?

– Только не такой?

– Разумеется!

Ярцева-Заньковского арестовали на его городской квартире в тот же вечер. Он воспринял появление работников милиции как должное. С тоской смотрел, как складывают в два больших чемодана золотые и серебряные кубки, стаканы, сову с бриллиантовыми глазами, плакетки лиможской эмали и чеканные ритуальные кресты средневековых голландских мастеров.

Коля молча наблюдал за ним, потом спросил:

– Вы могли скрыться. Вполне могли. Или не верили, что найдем вас?

– Не знаю… - Штихель вздохнул.
– Устал я, наверное, гражданин начальник. Мне уже за шестьдесят. Пора на покой.
– Он улыбнулся, едва заметно, уголками рта: - В могилу с собой это все не унесешь, а конец один… - Глаза его оживились, он с ненавистью посмотрел на Колю и закончил: - Я пожил в свое удовольствие, вам дай бог так пожить. А то, что вы меня взяли, - это ерунда. Ученики остались. "Санько" остался. Знаете такого? Он вам еще попортит кровь.

Через неделю Коля и Виктор уезжали в Сочи, отдыхать. Нина с Генкой остались дома. Генка ходил в детский сад, и Нина не хотела отрывать мальчишку от привычной среды. Перед отъездом сходили на кладбище. За оградой, сделанной из черных железных прутьев, возвышался простой деревянный обелиск со звездочкой.

– Помнишь?
– Коля посмотрел на Виктора.

– Все помню, - тихо сказал Виктор.
– А что, батя. И наша жизнь потихоньку проходит. Странно, правда? Не забуду, как ты ко мне подошел тогда, на Дворцовой… Молодой, красивый.