ВоенТур 3
Шрифт:
Ну вот, похоже представление продолжается… Изредка они поглядывали на штабную палатку и на окружающих, как бы подтверждая друг другу, мол, да, именно это я и имел в виду. Через какое-то время подойдя к машине, батальонный комиссар Барсуков встал у дверцы и вытащил планшетку. У меня сложилось твердое мнение, что они ожидали, когда на них обратят внимание.
Наконец они не спеша, вразвалочку пошли к с нашей палатке. Войдя в нее, они прошли к обшарпанному раскладному столу.
— Здравствуйте, товарищи — особист вскинул руку к фуражке. — Это полковник Мисюрев, заместитель
Это был первый сравнительно высокий по званию представитель НКГБ, оказавшийся в расположении бригады. Я внутренне подтянулся и вышел навстречу гостям, но не один, а взяв с собой начальника штаба и подвернувшегося рядом комбата зенитчиков.
— Здрасть! — нестройным хором ответили ему все присутствующие в штабной палатке.
— Здравствуйте, товарищи. — с легкой приветливой улыбкой отдал честь Мисюрев.
По тембру его голоса сразу стало ясно, что он не местный, как я и предполагал. Он кивнул, и в его глазах мелькнула лукавая насмешка. Но выражение лица человека, стоящего передо мной, не отличалось такой же чистотой, как его френч и сапоги.
— Прошу меня простить, товарищи — полковник мастерски изобразил легкое смущение и, посмотрев мне прямо в глаза, спросил — Товарищ полковник, где мы можем с Вами переговорить наедине?
Возникшая неловкая пауза слегка затягивалась. Я указал на поваленное дерево, где он с особистом недавно курил и развернувшись двинулся в ту сторону, бросив НШ:
— Пока ты за старшего. — Тот в ответ понимающе кивнул.
Полковник, дойдя до поваленного дерева огляделся, полез в карман и слегка нерешительно спросил — можно ли закурить?
Я коротко кивнул, но не удержался и съязвил:
— Вроде недавно курили…
— Все так… Но с началом войны, стал дымить намного больше… и ничего не могу с этим поделать…
— А мне вот удается сдерживать себя в этом деле…
— Даже не начинали?
— Да нет… было дело, но сумел бросить.
— Где это вы? — Я кивнул на его загипсованный палец.
— «Мессер» на дороге, третьего дня обстрелял. Водитель убит, а мне вот рикошетом палец сломало. — Вы — «кадровый»? — спросил он. Я кивнул. — Я тоже, — ответил он. — В 24-м начал службу рядовым на заставе…
Ситуация складывалась интересно и была довольно странная. Особисты приехали фактически одни, без соответствующей в таких случаях группы поддержки. Впрочем, если он собирался проводить силовую акцию, поддержка должна была иметь размер не менее роты, а лучше даже батальона НКВД. Но у него реально нет вообще никого. Странно. Ведет себя предельно вежливо, но знаем мы эти их подходики, есть опыт общения с товарищами из КГБ, которые нам далеко все и не всегда товарищи.
Я сел на ствол упавшего дерева и изобразил на лице усталое внимание.
— Пожалуй тоже присяду? — Полковник стряхнул пепел на зеленую траву.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Вы хотели со мной поговорить?
— Да, товарищ полковник, конечно. Меня Александр Петрович зовут. Сам я из рязанских…
— Александр Андреевич… — откуда я родом, решил умолчать, мало ли… Пошлют запрос…
— Мы уже не первый день,
так сказать, наблюдаем за вами, и сначала за вашим подразделением, а теперь частью и отметили большие успехи в борьбе с немецкими агрессорами и вот, наконец, я сам решил к вам заехать… — полковник выкинул окурок, и сложил руки на коленях.Я отметил, что поза майора была показательно миролюбивой и до кобуры достать с такого положения крайне сложно. Да и соствола он не встал. Тем не менее я немного занервничал. И хотя все его поведение дышало умиротворением и спокойствием, только глядя на его холеную морду, я совсем перестал ему доверять. Что-то было не так. Каким бы добрым и хорошим этот полковник ни казался, это был не тот случай, что бы расслабить булки.
— Кстати, а кто у вас отвечает за политработу? Он в расположении части?
От этого вопроса слегка напрягся и не сводя глаз соврал: — Нет, наш замполит сейчас осматривает передовые позиции.
— Давайте я сам его найду, заодно и посмотрю на вашу передовую…
— Хорошо. Лучше, если вы поговорите с ним с глазу на глаз.
— Александр Андреевич, в последние дни сложилась крайне тяжелая ситуация для наших войск, связь со многими частями потеряна, враг нагло лезет вперед и у нас есть некоторые проблемы… — полковник Мисюрев с трудом подбирал слова.
— Есть такое… Но хочу сказать, что многие командиры сознательно не используют даже те радиосредства, которые имеются в наличии…
— Почему?
— У них так называемая «радиобоязнь» — они опасаются пеленгации и удара или артиллерии противника или люфтваффе.
— А Вы?
— А я имею таких радиоспециалистов, которые грамотно используют свою технику.
— В эти тяжелые дни ваша часть показала пример доблести и крайне высокой выучки, а товарищ генерал-лейтенант Филатов очень лестно отзывается о вас. Но есть небольшие вопросы, которые мне необходимо разъяснить.
— Слушаю Вас внимательно, товарищ полковник. — Я непроизвольно сцепил свои руки на колене.
Мисюрев потупил глаза, хмыкнул и замялся, изображая явно деланное смятение и неуверенность.
— Давайте так: я изложу Вам некоторые факты и попрошу на них ответить…
— Хорошо…
— Итак первое. В начале ваших боевых действий, ваше подразделение было оснащено абсолютно новой техникой, которой нет и никогда не было на вооружении Красной Армии. А именно — плавающий скоростной бронетранспортер, танки, бронированное самоходное орудие крупного калибра, мостоукладчик, бронированная техничка. А еще Ваше подразделение полностью радиофицировано. Это только то, что мы на текущий момент успели выявить.
— Есть такое, не буду отрицать.
— Я уже не один год служу в Западном особом военном округе и хорошо знаю о всех новых образцах военной техники, поступающей на вооружение, — он по прежнему упорно смотрел не на меня, а в траву, куда-то в точку перед мной, медленно перебирая пальцами здоровой руки. — Второе. Бойцы вашего подразделения, во главе которого вы встретили войну, все как на подбор очень образованы и технически грамотны. Рядовые бойцы отлично знают радиодело и электротехнику.