Воевода
Шрифт:
У Адашева были иные заботы. Когда он приступил к осмотру крепостных стен, у него в груди родился холодок. Его сторожевой полк встал словно за деревенским частоколом. Крепостные стены хоть и были в две с половиной сажени высоты, но из такого тонкомерного леса, что любой таран мог прошибить их. Ров за стеной был неширокий и неглубокий. Башни имели по две бойницы. А уж о воротах и речи не могло быть: не годились они для обороны, не способны были выдержать удар таранов. Даниилу даже стало стыдно за опрометчиво брошенные князю Воротынскому слова о том, что его соколы заклюют ордынцев. Пустой была его похвальба сдержать натиск крымцев, если они нагрянут. Другой воевода руки опустил бы, сказав: «Авось, беда минует, и не придёт ноне ордынец». Однако такая крепость только подлила масла
— Мы, браты, попадём в этой крепости как кур в ощип, ежели придут крымчаки. Потому говорю: с завтрашнего дня никакого отдыха нам, пока не устроим крепость, как ей должно быть. Наверно, не забыли Свияжск, вот и Мценск должен быть таким.
— Это мы понимаем, воевода. Говори, что нужно делать, — отозвался Иван Пономарь.
— Слушайте. Нам нужно много леса. Вот таких брёвен, на которых мы сидим. И жердей много. Очень много. Думаю, что, ежели каждый всадник притянет из леса за три дня по три бревна и по три жерди, нам этого хватит. Брёвна пойдут на укрепление стен и ворот. Против ворот изнутри мы поставим тараны. Помните, как у казанцев в крепости? Это надёжно. У стен, изнутри, мы воздвигнем срубы в рост человека и засыплем их землёй — тоже как в Казани. Рвы, конечно, нам не углубить, там вода. А вот ежели крымчаки пойдут на приступ, то мы можем им сильно помешать. — Даниил нашёл прутик, разломил его на две части, большую воткнул в землю. — Вот это наш частокол, здесь мы, там — наш враг. Вот мы выпускаем навес из жердей в сторону врага. И что же? Он идёт на приступ, ставит лестницу, лезет, но до стены ему не добраться. Он поднялся на навес, а мы его жердью в пузо, да тут же лестницу жердью отбросим. Вновь поставит и полезет — и опять мы его таким же путём. Тут уж его надолго не хватит. Просто и надёжно. Теперь говорите, годится ли такое действие?
— Смекалки у тебя, батюшка-воевода, хоть отбавляй, и я бы сказал, что годится. Карниз врагу не одолеть, к тому же если его туда не пускают. И то сказать, не одной силой надо врага ломить, но и хитростью, — отозвался Степан.
— Ну а ты, Пономарь, как считаешь? Ты, Григорий, сын Пушечников? — спросил Даниил.
— Всё ладно сказано, да на деле как будет, — осторожно молвил Жолобов.
— Верно мыслит батюшка-воевода, — проговорил Иван. — Но я бы к этому добавил ещё одну новинку. Вот как поставим срубы к стенам, засыплем их землёй, повыше срубов надо бойницы малые для стрельцов и лучников прорубить через два аршина. И будем мы бить ордынцев не только сверху, со стен, но и сквозь стены.
— Я бы ещё пушки поставил в башнях у ворот на первом ярусе, чтобы близ них бить ордынцев, — добавил Степан.
— Годится и то, и другое, — согласился Даниил, — и потому, как заготовим лес, ты, тысяцкий Иван, готовишь со своими ратниками срубы и бойницы, ещё тараны к воротам. А ты, Степан, ладишь со своими умельцами карнизы, как ты их назвал. К тебе, Григорий, особая просьба: подними на помощь воинам всех горожан. Вели им камни собирать по округе и по берегам реки Снежеть. Да пусть заносят их на стены. И последнее: ни себе, ни людям никакой пощады за лень. Пока не укрепим стены, никакого отдыха! А там уж, как судьбе угодно, будем ждать ордынцев.
Уже на другой день ранним утром, после трапезы, первая тысяча конных ратников отправилась в лес, который начинался северо-западнее Мценска за версту от него. Вскоре кони потянули волоком первые брёвна и жерди. Лошадей жалели. Только одно, чисто обрубленное от сучьев бревно конь тащил на постромках. В первый же день тысяча Ивана Пономаря поставила в город за три ездки почти половину нужного материала. Ещё день, и урок будет выполнен.
Так слаженно ратники Адашева начали укреплять свою «твердыню».
А весна уже накатывалась на Мценскую землю. Грачи отбушевали на гнездовьях, уселись высиживать птенцов. Теперь надо было ожидать ордынцев. Конь уже не пропадёт от бескормицы: появились травы. Русичам пора было подумать о дозорах. Даниил
выслал их в трёх направлениях: прямо на юг, к Муравскому шляху, на запад, в сторону польских земель, и к востоку, в сторону Казани. Сказано было дозорным держаться от Мценска не дальше двадцати вёрст, чтобы весть о приближении орды дошла быстро.Уже близились к концу работы по укреплению крепости. Иван Пономарь и его воины выполнили свой урок: поставили срубы, укрепили ворота, прорубили бойницы. Воины Степана навесили карнизы. Их изготовили без единого гвоздя, но прочно. Каждое сопряжение жерди и брёвна делали «ласточкиным хвостом» — конём не порвёшь такое соединение. Цепляли верёвками, десять—пятнадцать воинов пытались сорвать карнизы — не удавалось. Потом одни воины ставили к ним лестницы, а другие наверху одним движением рогатины валили их. А когда кто-то из воинов достигал карниза, показывался над ним, он тут же получал удар в грудь.
— Ты только легче бей, а то конец! — кричал воин, идущий на «приступ».
— То-то, не будешь на чужие стены лазить! — шутили наверху.
Казалось бы, всё было предусмотрено в крепости, чтобы встретить врага во всеоружии. Однако дозоры день за днём напрасно всматривались вдаль степей, пытаясь по малому признаку угадать приближение орды. Даже воронье, сопровождающее орду, не показывалось в небе.
Однажды Даниил вспомнил про Козельск, который теперь стоял за его спиной, вёрстах в ста пятидесяти. Тогда Крымская орда навалилась на него с северо-запада, на обратном пути. Что ж, надо быть настороже, потому как коварство крымцев непредсказуемо.
Наступило лето. Григорий Жолобов выезжал из Мценска за кормом для полка в Серпухов и привёз оттуда вести, озадачившие Даниила.
— Крымцы ноне идут на Русь вкупе с Ногайской ордой. И начали ногайцы разбой на правобережье Казанского края и в Чувашии. Там сожгли город Шумерляй, потом Сергач в Новгородской земле. Теперь к Рязани подошли. Да сказывают, что хан Девлет-Гирей за мордобитье под Тулой хочет посчитаться с царём-батюшкой. А куда главные силы бросит, ещё неведомо.
— Выходит, что и о Козельске вспомнит, — заметил Иван. — Мы ведь тогда племянника Девлет-Гирея побили. За Козельском и догнали.
Июнь стоял жаркий. Ратники, управившись с делами, кои задал им воевода, обходили округу, бродили по полям, брали в руку землю на пашне, взвешивали, сколько даст зерна: ржи, ячменя, овса. Дивились силе земли. Она обещала щедрый урожай. Борисоглебские мужики искали себе целину, дабы поставить на ней избы, зажить новой жизнью на реке Снежеть. А с востока к Мценску уже приближалась беда.
Сам хан Девлет-Гирей с Крымской ордой подошёл-таки к Туле и осадил крепость. А ногайского князя Губенчи с десятитысячной ордой отправил зорить западные земли Руси вплоть до Брянска, и на его разбойничьем пути оказался город Мценск. Дозорные с востока примчали в крепость под утро. Ногайцы на ночь остановились в чистом поле. Дозорные наблюдали за ними близ деревушки Малое Тёплое, что в двадцати вёрстах от Мценска. Даниил прикинул, что в полдень они появятся близ крепости, упрутся в неё, и тогда уж сечи не миновать.
И всё-таки Даниил вздохнул с облегчением. Да, ногаев в пять раз больше, чем защитников крепости, но это менее искусные воины, чем крымчаки. Били же ногайцев под Казанью за милую душу. Однако Даниил погасил в себе надежду на лёгкую победу над врагом, настроился встретить его не абы как, а во всеоружии. Выслушав весть дозорных, Даниил поднял полк по тревоге, велел тысяцким и сотским готовиться к бою. Не забыл и о том, чтобы послать гонцов за дозорами на юг и на запад: там всё-таки двадцать умелых воинов.
Когда ратники заняли свои места на стенах, под навесами у бойниц, когда в башнях встали у бойниц пушкари и стрельцы, к Даниилу подошёл Степан и посоветовал:
— Батюшка-воевода, а что ежели нам в засаду поставить сотен пять ратников?
Даниил задумался: соблазнительно напасть на орду внезапно со спины да тут же сделать вылазку из крепости. Однако и риск большой. А что, если за ногайцами следом идут татары? Дозорные того могли не знать. И тогда будет ослаблен гарнизон, тогда пятьсот воинов обрекут себя на гибель.