Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Оставьте на стенах по две сотни воинов, всех остальных в седло! И гнать, гнать всех татар и ногайцев, если они ещё сами не догадались убежать!

К вечеру на многие версты от Мценска не было ни одного ордынца. Только тысячи их трупов устилали землю. Возвращаясь из погони за отступающими ордынцами, ратники Адашева нашли множество брошенных кибиток, повозок, и во многих из них оказался корм для воинов. Там было пшено, сыр, вяленая баранина, лук, чеснок — всё, что брали с собой в набеги степные кочевники.

А на другой день после сражения Даниил поднял всех ратников и горожан на важное работное дело. Он вывел их из крепости, и все стали копать ямы и сбрасывать в них трупы ордынцев, лошадей. Даниил знал, что, не прими он такие меры, может

нахлынуть чума, которая страшнее любого сражения. Перед тем как начать работы, Даниил сказал, что всё ценное, всё оружие будет собственностью того, кто добудет его в труде. И воины, горожане сделали невероятное: они убрали за два дня тысячи трупов. В эти дни всюду горели костры, дабы добрым духом смолянок очистить воздух, уже пропитанный смрадом.

В эти же дни в крепости захоронили павших воинов. Их было значительно больше, чем после первого приступа ордынцев. Вновь были выкопаны братские могилы, вновь священник Пимен отслужил панихиду по усопшим. Но жизнь постепенно входила в мирное русло.

Вскоре из Москвы вернулись пятеро охотников во главе с Ипатом. Они удачно довезли добычу до Разрядного приказа, отдали отписку Даниила князю Михаилу Воротынскому и передали княжича и нукера. Воротынский поблагодарил охотников, выпил с ними хмельного, попотчевал обедом и всё хвалил Адашева. Он же отправил с Ипатом подьячего Фадея с царским жалованьем всем служилым полка. Ипат попросил Воротынского:

— Ты бы, батюшка-князь, послал с нами кого-либо до Адашевых, поклон передать от Даниила Фёдоровича да ночлег получить там.

Воротынский, не глядя Ипату в глаза, ответил:

— Времени у вас нет по ночлегам ходить, служилые. В приказе есть покой — вот там и ночлег вам будет. А утром на зорьке в обратный путь.

Ипат всё подробно пересказал Даниилу, что было с ними в Москве. Даниил выслушал молча, не перебивая. Но сердце подсказало ему, почему князь Воротынский не пустил Ипата и его сотоварищей на Сивцев Вражек. Там, в палатах умирал батюшка Даниила, и князь не хотел нанести ему неутихаемую боль утраты. Знал князь, что в таком случае воевода и голову потерять может. Всё было сделано князем Михаилом во благо Даниилу, и потому он не обиделся на князя. Выслушав Ипата, он готов был вскочить на коня и умчать в Москву.

И пришло для Даниила Адашева время мирного воеводства в Мценске.

В «Русском библиографическом словаре» написано так: «В июле 1556 года Данила Адашев был ещё во Мценске, а в октябре шёл уже в Ливонию воеводою передового полка, а с ним казанские люди из Казани и из Свияги, и из Чебоксари, и черемисы, и новокрещены».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ПРОЩАНИЕ

Как оказалось на поверку, Даниилу нелегко было уехать из Мценска, где он простоял на воеводстве больше года. Его удерживали воины, с которыми он защищал крепость от врага. Ещё в Борисоглебском было сказано им полусотне ратников, что они, послужив в Мценске, могут получить там землю во владение, построить дома и зажить семьями. Большинство из этой полусотни почувствовали извечную тягу к земле, и, когда прогнали от города ногайцев и татар, тяга вспыхнула с новой силой. Воины просили воеводу Адашева сдержать своё слово, проявить к ним милость и помочь обзавестись землёй. К борисоглебским присоединились многие другие ратники из тех краёв, где земля была не родимой матушкой, а жадной мачехой: не кормила она землепашца, как он ни старался на ней трудиться. Говорили о своей нужде ратники чуть ли не со слезами на глазах. И как же Даниил мог отвернуться от них, не порадеть, тем более что земля вокруг Мценска пустовала на многие версты вокруг!

Даниил понимал ратников. Хотя им и было сказано, что они могут получить землю, но дело это было хлопотное и требовало терпения. Имелось у Даниила одно преимущество: он являлся в Мценске воеводой и единоличной властью над всем населением города. И, помня наказ Разрядного

приказа оставить в городе после летнего несения береговой службы гарнизон, он решил своей властью наделить землёй тех, кто оставался служить. Вскоре на свободном полевом пространстве вокруг Мценска, близ лесной чащи и реки Снежеть начали обживаться двадцать три ратника-домохозяина, неимущих мужиков Борисоглебского и деревень, входящих в вотчину боярина Фёдора Адашева. Поднимались избы и в других облюбованных местах около Мценска. А всего набралось сто двадцать семь будущих домохозяев. Волею воеводы Даниил разрешил воинам брать лес на возведение домов, изб, хозяйственных построек. За всё это они должны были защищать Мценск и земли вокруг него от нашествия врагов. Понимал Даниил, что это громко сказано: «защищать от врагов», — но в том и другом случае это были уже ратные служилые люди. И если близ Мценска их осядет двести или триста человек, то при нужде они будут сведены в сотни, а там, с ратниками из других мест, и в полки. Так или иначе, но, наделив землёй ратников, кои к нему обратились, Даниил мог с чистой совестью отправляться в Москву.

Когда в сентябре пятьдесят шестого года в Мценск прискакал гонец и передал волю Разрядного приказа явиться в Москву, то Даниил покидал крепость со спокойной душой. С ним уходили поредевший полк и его побратимы Иван и Степан. Воеводой в Мценске оставался Григорий Жолобов, «сын Пушечников», честный и трудолюбивый служилый.

В Москву полк Адашева прибыл погожей порой затянувшегося «бабьего лета». На Ходынское поле ратники приехали в полдень. Тут распоряжались дьяки Разрядного приказа. Они или отправляли ратников домой, или оставляли их в людских «общих житиях» до новой отправки куда-либо по военной надобности. Даниила встретил дьяк Разрядного приказа, давний его знакомый Мефодий.

— С благополучным тебя возвращением, батюшка-воевода, — сказал с поклоном Мефодий.

— Здравствуй, почтенный. Я сейчас домой поспешу, а ты пока с моими тысяцкими разберись, что к чему. Вот Степан Лыков, вот ведомый тебе Иван Пономарь.

— Разберусь, голубчик. Только тебе надо поспешить в Разрядный, к батюшке Михаилу Ивановичу. Так он просил, потому как дело неотложное.

— Домой рвусь, Мефодий, домой! Ты понимаешь это?

— Понимаю, болезный. Да не пускают тебя, родимый: горе неизбывное на Сивцевом Вражке тебя ждёт.

— Батюшка?!

— Он, родимый, преставился. Царствие ему небесное...

— Ну вот, ну вот, — растерянно повторял Даниил, — да как же он меня не дождался!

Мефодий достал из кармана плоскую глиняную баклагу с пробкой, открыл её, глотнул и подал Даниилу.

— Погаси пыл, сердешный, погаси. Легче будет. Тебе ещё много ноне страдать. — Мефодий заставил Даниила выпить хлебной водки.

Даниил выпил, и изрядно. Отдал баклагу Мефодию.

— Когда случилось наше горюшко, почтенный?

— Как раз в те дни, когда ты с ордой бился. Твои-то воины пришли через неделю, как предали земле твоего батюшку.

— А где упокоили его?

— Как воеводу, в Донском монастыре. И всё с почестями великими. Князья, бояре, воеводы приходили отдать долг. А на панихиде в Благовещенском соборе сам царь-батюшка побывал. И слово сказал: «Долгую жизнь прожил Фёдор Григорьевич, прежде чем достиг высоты почестей и стал боярином. И был он человеком больших способностей, настойчивым и прямодушным». Тебе гордиться батюшкой надо.

— Спасибо, почтенный Мефодий, — утирая набежавшие слёзы, ответил Даниил.

Не знал он одного: что цена царской любви к Фёдору Григорьевичу Адашеву ломаного гроша не стоила. «Можно сказать с уверенностью, что только своевременная смерть спасла его от печальной судьбы сыновей», — читаем мы в «Русском библиографическом словаре».

Мефодий же продолжал утешать Даниила:

— А отходя, твой батюшка принял монашество, как подобает большому воеводе. Дали ему имя Арсений. — И забыв, что надо принимать полк, Мефодий усадил Адашева в новую карету и отбыл с ним в Разрядный приказ.

Поделиться с друзьями: