Воевода

Иван Пономарь и Степан Лыков слышали, как дьяк Мефодий поведал Даниилу о смерти отца, и, когда он уехал с Мефодием, долго стояли, печальные и удручённые горем своего побратима. Им было отчего впасть в уныние. Иван осиротел, когда ему и пяти лет не было. Отец погиб в сече с поляками под Смоленском, матушка в тот же год скончалась от скоротечной горячки. А у Степана отец был уведён в татарский полон, там и сгинул. Молча они прошли к берегу Москвы-реки, сели на траву и окунулись в раздумья. Однако их огневые натуры не могли долго пребывать в унынии. Степан встал.

— Идём-ка, Ванюша, посмотрим, как наших ратников на постой устраивают, не то воткнут в собачьи конуры.

Они отправились к длинному ряду огромных рубленых строений, которые назывались казармами. Старожилы Ходынского поля могли бы поведать историю этих помещений с неведомым русскому языку названием «казармы». Они были построены здесь во времена великого князя Ивана Третьего Васильевича, и строили их для работных людей архитекторы Аристотель Фиораванти и Пьетро Антонио Солари, которые руководили работами по возведению стен и соборов Кремля. Они и слово «казарма» привезли на Русь.

Но ни Ивана, ни Степана эти казармы не интересовали. Оба они рвались домой, к своим ненаглядным семеюшкам. А Степан ещё и к тому, чего не видел. Ждал его в люльке маленький голубоглазый Федяшка, которого принесла ему искусная Саломея. Терпение побратимов испытывалось до сумерек. Даниил вернулся с дьяком Мефодием, и вид у воеводы был уже не такой удручённый.

— Заждались? Ну простите. Небось, одной ногой уже дома.

— Угадал, воевода. Только мы уж и дома побывали, и с семеюшками намиловались. А теперь хоть снова в поход...

— Ох и язык у тебя, Степан. Вот и накликал себе на беду, — откликнулся Даниил.

Той порой Мефодий куда-то отлучился, а вскоре вернулся и позвал всех в казарму.

— Вы, поди, голодные, аки волки. Идёмте в наши приказные хоромы, там и трапеза нас ждёт.

Никто не отказался от приглашения. Мефодий привёл их в небольшую камору внутри огромной казармы, и они увидели накрытый стол. Тут было всё, чтобы утолить голод и жажду нагулявших голод молодцов. Дьяк Мефодий был не чванлив и прост. Он налил всем хлебной водки и предложил выпить за русское воинство.

— Дошли до Москвы слухи, как вы бились с ордынцами один против пяти. Честь и хвала вам.

— Ордынцев было двенадцать тысяч, а нас — две. Выходит, здесь ошиблись, — засмеялся Степан.

— И во благо вам же, воеводы. Потому как Ивану и Степану даруется городское дворянство, и отныне вы служилые на жалованье.

— Вот за это спасибо, почтенный Мефодий. А то всё в нахлебниках да в примаках, — опять сбалагурил Степан.

И постепенно за столом стало оживлённее. Иван взялся рассказывать Мефодию, как они привели дырявую крепость в божий вид и как положили карнизы, придуманные Даниилом.

— Не будь их, нам бы не сидеть тут. Как пить дать...

Однако пространный рассказ о мценском стоянии прервал Даниил:

— Вот что, други. Поскольку вы теперь служилые люди и вас уже воеводами величают, послушайте, что я скажу. Благословил меня ноне князь Михаил Иванович на новый поход. Степан как в воду глядел. Так спрашиваю вас: пойдёте ли со мной?

Степан был немного хмелен и отделался шуткой:

— Так ведь дозволения надо спросить у домашнего воеводы.

— Вот и спросишь сегодня ночью, как гладить будешь, — отшутился и Даниил.

— Э-э, брат воевода, мне одной ноченьки мало. И тебе, поди, мало, Ванюша?

— Вовсе мало. Скоро два года, как не видел семеюшку и сынка.

— Ну, а ты что скажешь, почтенный Мефодий? Ежели мы им по месяцу отвалим от щедрости нашей?

— Дак оно так и получится. Месяц у вас на семейную житуху, — ответил Мефодий. — В конце сентября вам и выступать. Даниилу Фёдоровичу уже ведомо. Поведёт он передовой полк.

— Ого, ну как тут в Москве усидеть! — воскликнул Степан.

— Трудный, однако, будет этот поход, братцы, и может надолго затянуться, — начал речь Даниил. — Ливонскую войну, которую вынужден начать царь-батюшка, нам навязывают, нас толкают в неё. Русь во все времена до монголо-татарского нашествия вольно дышала на западе и на севере морским воздухом. Но вот нам перехватили там горло, лишили выхода к Балтийскому морю. А ведь к нам ещё при князе святом Владимире вольно приплывали суда шведских и норвежских викингов [35] . Вот и пойдём мы за то Балтийское море сражаться. Война справедливая и потому нужная, и поднимется на неё вся Русь. И не только Русь... — Даниил замолчал, выпил немного, закусывать стал.

35

Викинги — норманны («северные люди» от nord — север и mann — человек), занимавшиеся в конце VIII-XI вв. главным образом морским разбоем, не считая его предосудительным, и торговлей; древнескандинавские морские воины.

— А кто ещё с нами пойдёт? Ведь передовой полк — это пять тысяч...

— Верно. Да в том и трудности. Сказано мне, что я должен получить рать многоязыкую. Как с нею идти в сечи, ума не приложу.

Захмелевший дьяк Мефодий изрёк:

— Правду скажи своим тысяцким: пойдут с вами черемисы, татары, мордва и чуваши. Вот какое славное войско вам доверяют!

— А тех, что во Мценске стояли с нами на стенах, — их куда? — спросил Иван.

— Отвоевал я их у батюшки-князя. Так и сказал, что без своих не пойду. Разве что ратником пошлёте...

— Так нам с тобой, воевода, ещё рано «караул» кричать. Мы их за милую душу научим воевать, — отозвался Степан.

Даниил улыбнулся. Ему было приятно видеть возле себя этих отважных воинов. С ними он давно не ведал страха, на них мог положиться, как на каменную стену.

— Всё так и будет, други. А теперь давайте по коням и домой. Да вот что, Ваня: сбегай до кибитки и принеси самую лучшую саблю в богатых ножнах.

— Бегу и не спрашиваю, зачем.

Кибитки стояли близ казармы. В них было добро, добытое в сечах. Даниил ещё не знал, как распорядиться им, но был убеждён, что все, кто вернулся из Мценска, имели на него право. Счёл он, что в добытом есть доля и для подарков. Такой подарок и хотел сделать Даниил Мефодию. Да было за что, потому как дьяк всегда был справедлив к Адашевым. Пономарь принёс саблю, которая принадлежала самому князю Губенчи. Рукоять её сверкала золотом, драгоценными камнями, ножны украшала золотая вязь. Вручая саблю, Даниил сказал:

— Ты, почтенный Мефодий, дьяк и не выходишь впритык на врага, но ты радеешь достойно за русское воинство. И от нас тебе этот подарок — сабля самого ногайского князя Губенчи. Ты о нём слышал многажды.

— Спасибо, воевода Адашев. И вам, тысяцкие, спасибо. Это для меня большая честь.

Дел на нынешний день на Ходынском поле ни у кого не было, и потому Даниил и его побратимы отправились по домам. По пути Степан попросил у Даниила позволения навестить его завтра.

— Нам бы с Иваном поклониться твоей матушке и побывать на могиле твоего батюшки.