Воин из Ниоткуда
Шрифт:
— Это был передовой отряд. — запыхавшись, доложил Клюд. — Но мы не смогли всех догнать, небольшая часть ушла.
— Что ж, тогда у нас немного времени. Возвращаемся в поле, биться будем там. Слушай мою команду…
Олег оказался прав, и вскоре с гиканьем и криками не меньше двух сотен оранцев выскочило из леса. Не сбавляя скорости, они пошли на сближение с замершей на месте дружиной светлогорцев, стреляя на скаку из луков. Однако обстрел велся больше на удачу, и скрытой щитами дружине особого вреда не нанес. Когда между ними оставалось уже не более тридцати шагов, передний ряд гридней расступился, и вперед выбежали дружинники с длинными заостренными жердями, нарубленными в лесу. Опустившись на одно колено и уперев древки импровизированных копий в землю, они направили острие под углом, целясь в грудь лошадей.
Дружинники преследовали врага до самого леса, дальше Олег их не пустил. Недовольные его решением, они возвращались обратно.
— Мы не можем их долго преследовать, нужно позаботиться о раненных. — ответил Олег на гневные взгляды Андрея и Рогвода.
— Ну так дай нам полсотни, мы сами справимся. — горячился Андрей.
— Нет! — жестко настоял воевода. — сюда оранцы больше не сунутся, повернут обратно, собирать силы. Вот тут мы и нагрянем к ним в гости со своей дружиной, а сейчас — отбой!
— Ну хорошо. Только там тебе не удастся меня остановить! — дернув поводья, ханкас повернул коня вслед за другими.
Олег приказал добить раненных оранцев и поймать лошадей. Потери же самих светлогорцев оказались не велики: четверо убитых и десятка полтора раненных. Однако Олег сидел на коне мрачнее тучи. Он понимал, что прежние бескровные победы не идут ни в какое сравнение с этим боем, но все равно тяжело переживал потерю ребят.
— Ты и так сделал невозможное. — произнес подъехавший Клюд, пытаясь его поддержать.
— Только их-то я не уберег, и это только начало. Все серьезные бои еще впереди. — больше он за всю дорогу не произнес ни слова.
— Отец, ну зачем надо было ехать именно сейчас? Вернулись бы мы из похода, потом и поехали бы. — Арах ехал рядом с Лудом и придерживал его с боку. Братья так и не смогли убедить Луда с Чераком подождать еще немного, никакие увещевания и объяснения что опасность еще не миновала, не помогли. Они твердо настаивали на возвращение в свой род. Пришлось согласиться, тем более что остальные вардане, узнав о разгроме оранцев и шурусов, тоже стали возвращаться в свои веси. И хотя места в крепости хватало, всех тянуло домой. Первоначально было решено ехать двумя десятками, но когда желание поехать вместе с братьями изъявили все десятники и даже Межата, Олег, не желая рисковать, взял с собой еще три десятка. Кроме дружины поехали, разумеется, и все родовичи.
— Эх, сынок. Ведь это земля наших щуров, и она ждет, когда мы выполним свою клятву.
Они уже были в веси Черака. Разграбленная, с зияющими темными проемами землянок, она была не похожа на ту жизнерадостную весь, которую они покидали полгода назад, молчаливая и вымершая, она вызывала тягостное ощущение на душе. Дрожичи остались приводить в порядок свои жилища, только некоторые из них решили проводить арожичей до их родовой земли.
Дружинники ехали, негромко переговариваясь друг с другом. Арожичам тоже выделили лошадей, которых после боя с оранцами теперь было в достатке. Незнакомые с верховой ездой, те еле-еле держались на лошадях, мечтая побыстрее добраться до места, чтобы встать на твердую землю. Женщин и детей оставили в веси Черака — незачем было их тащить за собой туда — обратно. Только Агура с Лунгой изъявили желание сопровождать мужчин и получили согласие. Наконец-то среди деревьев забрезжил просвет, и отряд выехал на просторную поляну.
Зима скрасила место давнишней трагедии, прикрыв снегом следы пожарищ, лишь торчащие бревна и завалившиеся на бок крыши полусгоревших землянок напоминали о произошедшем. С тяжелым вздохом Луд спустился с коня и нетвердыми шагами направился к своему дому. Тот уцелел во время пожара, и теперь сиротливо стоял на пустыре. Внутри все было цело: очаг, дубовый стол посреди землянки, лавки, и даже полог, отделявший угол сына со снохой от остального пространства. Слезы навернулись на глаза, до того он был знакомым и в тоже время брошенным, замерзшим. Сердце защемило от боли. Опершись рукой о стол, Луд присел на край лавки.— Держись, старина. — услышал он тихий голос Черака. — Скоро тепло придет, пошлю мужей — пусть поднимут весь. Даже если никто жить не будет, пусть для охотников стоит.
— Спасибо, друг. — Луд благодарно посмотрел на товарища. — Надо на капище сходить, вот только сердце немного отпустит. А дети где?
— Они снаружи остались, не хотят тебя беспокоить.
Через некоторое время они покинули жилище и в сопровождении сыновей и дружинников направились к деревянному идолу Корса, медленно поднимаясь на небольшой холм. Присыпанный снегом, Корс внимательно смотрел из-под густых бровей на пришедших, словно спрашивая о чем-то.
— Мы сдержали свое слово, Великий Корс, мы вернулись. — срывающимся голосом произнес Луд, смотря тому в глаза.
— Мы вернулись! — вторили ему сыновья.
Сколько пришлось преодолеть за эти полгода, прежде чем они смогли выполнить свою клятву. Не сам ли Корс отпустил их обратно на землю, чтобы они смогли сдержать свое слово, когда они были так близки к нему там, под Корчей? Братья стояли склонив головы, вспоминая былые дни.
— Вдохни жизнь в землю наших предков, верни обратно детский смех и тепло очагов. Ты уберег нашу землю от лесного зверя, так не дай ей погибнуть теперь. Мы — твои дети, Корс.
Луд с мольбой посмотрел на идола, прося того внять его словам. Затем, повернувшись к Межате, он попросил:
— Я старый стал, нет уже былых сил. Соверши полагающийся обряд сам, он услышит тебя. А я пойду, побуду в доме, устал я с дороги.
Межата согласно кивнул и отдал необходимые распоряжения, несколько гридней тут же бросились их исполнять.
Олег проводил Луда до землянки и помог ему устроиться на лавке.
— Может очаг разжечь, холодно здесь?
— Не надо, сынок. Просто зажги пару веток, чтоб поуютней стало и иди. Я отдохну немного. А как будет все готово, придете за мной.
— Хорошо, отец, отдыхай.
Вскоре пятачок перед идолом был расчищен, с него самого смели снег, а сбоку потрескивал небольшой костер. Принесли и захваченную с собой рожь и карагу.
— Что ж, все готово. — повернувшись к Олегу сказал Межата. — Посылайте за Лудом, он вождь рода, его место тут.
— Я схожу за отцом. — Арах махнул Олегу рукой и стал спускаться с холма.
Он быстро достиг землянки и, толкнув дверь, вошел внутрь. Ветки уже почти прогорели и только угольки посвечивали в полутьме. Луд спал на лавке, укрытый шкурой.
— Отец. — тихонько потряс его Арах. — Все готово, только тебя ждут.
Старик не проснулся, как это бывало обычно, когда он вставал по первому зову, он тихо лежал с закрытыми глазами, и легкая улыбка застыла на его лице. Боль тисками сжала сердце Араха и он со стоном опустился на колени. Обхватив руками голову отца, он прижал ее к своей груди.
— Прости меня, отец. Я слишком долго шел.
Слезы комом стояли в его горле, застилая глаза. Поднявшись с колен, он посильнее укрыл Луда шкурой, словно тому было холодно, и, выйдя из землянки, спотыкаясь побрел к капищу. Олег увидел пошатывающегося Араха и все понял. Он бегом бросился вниз мимо него, и только краем уха услышал громкий вскрик Лунги.
Решено было сложить погребальный костер здесь, в веси Арога Старого. Гридни стаскивали отовсюду хворост и бревна, выискивая наиболее смоляные. Луда вынесли из землянки и уложили на сооруженный помост. Все по очереди простились со старейшиной арожичей, и сейчас рядом с ним остались только его дети. Черак сидел на уцелевшей скамейке и смотрел вдаль. Он долго держал старого друга за руку, не желая его отпускать. Старейшина так и не проронил ни слова и, дойдя до скамейки, сел ко всем спиной. Никто не решался потревожить старика, понимая его состояние. Вскоре приготовления были полностью закончены, многоярусный холм из бревен стоял посреди веси, ожидая своего хозяина. Это было последнее ложе мудрого вождя, отдавшего всего себя своему роду.