Воин огня

День за днем теперь идти к горам, к Кедровому перевалу, вверх. Туда, где и летом дышит зима, нагоняя мороз и раззадоривая ледяной ветер. Зато потом – вниз, с каждым шагом погружаясь в тепло, примечая скоротечную весну, переходя из нее в уже окрепшее южное лето, живущее в тени великих секвой. Дышать туманами, гладить стволы, заросшие зеленью мха. Потом снова увидеть море, синее, теплое. Как глаза мавиви, наверняка в очередной раз пропадающей в степи и навещающей лес лишь изредка…

Столица издали удивила Ичивари, от опушки, с первого взгляда. Всего-то и не был тут одну зиму, а сколько перемен! Три новых больших дома. Забор университета снесен и заменен на низкую красивую оградку из камня, с великолепными воротами в виде двух башенок, совсем как у тагоррийцев в их замках, только поменьше высотой и без створок. И башенки в точности такие: с острыми зубчиками, с флажками на шпилях. На обеих – смешные маленькие крыши из листовой меди… Гух, опробуя новые идеи профессора Томаса Виччи и руду из недавно обнаруженных залежей в горах, смог сделать довольно тонкий лист. Пока все зримые результаты – как раз и есть эти маленькие красивые крыши для столбов ворот. Сам Гух все и пояснил, раздуваясь от гордости. Еще бы! Самородную медь искать – это же огромный и почти бесполезный труд, то ли дело руда… Ичивари усмехнулся, одобрительно хлопнул тощего приятеля по плечу. Отметил, что тоже не зря человек прожил год, окреп и под ладонью не приседает.

А от дома уже бежала мама. Неугомонная малышня из бранд-пажей нового набора свистела с каланчи и лупила в бронзовый диск, вывешенный для оповещения о пожарах и новостях: охотники вернулись из большого зимнего похода и сын вождя с ними… Ичивари пошел навстречу маме, обнял, стал торопливо рассказывать, как у него все хорошо и даже замечательно, мешая ей задавать вопросы. И зная, что все равно вопросы будут заданы. И самому ему предстоит изложить свои мысли. Глупые, опасные, но упрямо не покидающие голову… Да как сказать такое? Как выговорить вслух, что тебе чудится плохое, что душа не на месте и что покоя ей нет. Все равно ему не позволят во второй раз сунуться на запад. Что отрезано, того назад не приставишь. Так сказал осенью Джанори, тоскливо погладив пустой рукав.

Три дня Ичивари старался удержать на языке свою глупую мысль, не позволяя ей быть высказанной вслух. Разве можно расстраивать маму, едва явившись домой? Тем более что время неспокойное, явились от берега охотники, сказали: недавно у южных скал они видели с холма парус, большой. Он вполне отчетливо мелькнул вдали. Нет, корабля не заметили, хотя смотрели долго. Может, море так странно играло, но было очень похоже на парус. Конечно, только безумец подойдет к берегу возле южных скал! Но это была тревожная и неожиданная новость. И Шеула в степи, не спросить, не уточнить… Тори же не вполне мавиви, она умеет раскрывать дар чужих душ, но с духами сама шепчется редко и невнятно. Лаура могла бы многое рассмотреть, но она еще в зиму ушла с мужем за горы, на восток. Их пригласили макерги, желающие обеспечить эту мавиви годным ранвой. Народ гор давно ждет посещения своих земель хоть одной из мавиви и даже немного обижен: у махигов живет вон как много ближней родни духов, магиоры к себе переманили Шеулу, а им, людям гор, не везет…

После заката Ичивари вышел на крыльцо и сел, глядя в небо и собираясь с мыслями. Надо ведь уже все сказать. Он имеет право, раз все решил. Это окончательное решение, и он уверен, что так должен поступить. Дверь без скрипа качнулась, свет на миг выкрасил крыльцо в рыжий оттенок заката – и угас. Тори села рядом, нырнула под руку и потерлась носом о рубаху:

– Чар, давай сначала я расскажу секрет. Я имею право.

– Младшие имеют право на самые важные секреты, – не стал спорить Ичивари, навивая на палец кудряшки названой сестры и удивляясь их плотности и ровности. – Говори свой секрет.

– Там корабль, у берега. – Улыбка Тори блеснула и спряталась. – Я давно знаю. Пять дней. Нет, семь! Но я думала, он еще далеко. И когда пришли охотники с юга, я не стала их слушать. И даже дед не догадался, почему я вот такими глазами глядела и не понимала ничего про парус!

– Какой корабль? – По спине пробежал озноб. – Неужели опять… Тори, так что же ты молчала?

– Пушек на нем нет, я шепталась с духами и знаю точно, – удивилась Тори, рассматривая брата, вскочившего на ноги и торопливо спрыгнувшего с крыльца. – Чар! Ты не беспокойся так… Арих сонный, весна, море, но все равно он отметил бы порох… Я решила, что это с берега Таари пришли, вот… Может, меня все там разыскивают, а не только Бгама. Я же числюсь там, кажется, родней богов… Чар…

– Где корабль? – резко уточнил Ичивари.

Тори виновато вздохнула и показала пальцем в темноту. Сын вождя прищурился, пытаясь провести линию до берега… Вроде бы устье ручья Типпичери. Лучшая бухта берега. Та самая, где тагоррийцы ждали оптио Алонзо, спрятав корабль за островком поодаль.

– Тори, разбуди вождя и деда Магура, все расскажи. Потом, если не велят иного, во весь дух лети к бранд-пажам и лупи в бронзовый диск. Корабль у берега, а в столице ни одной мавиви! Ты понимаешь? Бегом!

Сам Ичивари тоже побежал. Он мчался все быстрее и увереннее. К берегу, напрямик, лесом – должен же кто-то разведать, что за напасть в очередной раз грозит зеленому миру! И могли ведь догадаться! Нельзя верить ни единому слову тагоррийцев! Если уж они сказали, что не явятся еще сто лет, то наверняка обмануть хотели и через год наведаться… А что пороха нет, так у них и без пороха немало гадостей в запасе. Может, снова украсть кого решили? Надо мчаться, не жалея ног, пока бледные не разбрелись по лесу, пока не выслали своих людей в глубь мира, пока еще свежи следы и есть надежда никого не упустить, как тридцать лет назад упустили Алонзо. Он ловко спрятался, переждал и влился в жизнь берега, назвавшись чужим именем, невесть где припрятав тело настоящего Маттио Виччи и явившись под его видом в поселок… До сих пор не удается извести причиненные беды. Людей с холодной кровью и мертвыми душами нашли всех, собрали в одно место и охраняют, ограничив для них право перемещения одной долинкой в горах, не выпуская наверх, на свет солнечный, и вынуждая добывать руду, содержащую медь… ту самую медь, из которой сделаны маленькие игрушечные крыши башенок-ворот.

Через каменную дорогу Ичивари перемахнул одним прыжком и снова нырнул в тень леса, двигаясь чуть тише и восстанавливая дыхание. Рассвет еще нескоро высветлит берег, полночь едва миновала, а на берегу – вон, уже видно – арих пляшет! Огромный огонь, яркий. Может, корабль пришел не один? И теперь подает знак прочим, тем, у которых и порох имеется, и пушки уже заряжены, едко дымят фитилями… У ствола последнего великана леса Ичивари замер, настороженно рассматривая близкий берег, озаренный пожаром.

Вся команда корабля – соплеменники Тори, в этом малышка не ошиблась. Темнокожие молча и быстро переносят ящики, складывают их на берегу и снова принимают из лодок, и снова складывают, и даже вылавливают в мелкой воде. Прочие люди нелепые и уж точно не воины. Сидят, стоят, разговаривают громко и даже смеются. Рассматривают берег и секвойи, охают, машут руками… Беспечность, немыслимая и возможная только для жителей города. Ичивари мысленно так их всех и обозвал – «горожане». Даже успел на них разозлиться. Горит, оказывается, сам корабль. И никто не пытается погасить пламя, убивающее красивый деревянный корпус. Надо думать, капитан этого корабля тоже горожанин. Глупее глупого поступил: выгнал корабль на отмель и тот теперь жалко лежит на боку, накренившись и свесив неубранные паруса, нижние вспыхнули – и берег высветился еще ярче. Ичивари вздрогнул, рассмотрев за толпой горожан нечто очень важное и совершенно невозможное. Настолько невозможное, что махиг, забыв об осторожности, вышел из-за дерева и направился прямиком к берегу.

– Господа! Глядите, местный житель, – громко крикнул один из горожан на сложном для понимания полузнакомом диалекте сакрийского наречия. – Мы спасены! Если нас не съедят, то нас накормят… Я решительно не готов ночевать вне жилища, решительно!

– Вы еще расскажите ему о гражданских правах – и на этом берегу у вас будет столь же уютное жилище в подвале, как и на том, – булькнул смехом второй голос, на том же языке. – Дон Луиджи! Здесь вроде знают язык тагоррийцев. Идите и объясните этому великану, что мы тут делаем.

– Я не знаю, что вы тут делаете, – зло рявкнул новый голос, весьма бодрый, с южной торопливостью произношения. – Но я вас убью прежде дикарей. Берите ящик и тащите, хватит пялиться на деревья, оправдывая свою лень. Обычные сосны, только повыше.

Ичивари молча отодвинул с пути одного из горожан, протиснулся мимо второго – оба явно готовили речь для приветствия и теперь стояли молча и недоуменно, да и прочие попритихли. Сын вождя добрался до берега, отнял факел и загасил его в море.

– Словно тут мало огня! – упрекнул он. – Зачем? Красивый корабль…