Воин огня

Прементор жестом предложил слугам Этэри высвободить пленника из захватов пыточного кресла. Осмотрел свежие ожоги и шрамы, не проявляя ни показной жалости, ни столь же фальшивого возмущения.

– Верхом ехать, вероятно, сможет, – то ли уточнил, то ли подтвердил прибывший. – Ваша светлость, неужели вы держите дешевых мастеров, которые в краткий срок столь изрядно портят материал? Перевязать, выдать одежду. Но сперва главное…

Служитель Дарующего отстегнул от пояса золотую трубку, снял крышку и вытряхнул в ладонь бумагу. Развернул, пробежал глазами, кивнул:

– Оставляя подробности в стороне… Чадо, три вопроса задам. Следует достоверно установить, тебя ли требовалось мне найти, случайности нам некстати. Начнем. Имя, полное и внятно, род и принадлежность к народу.

– Ичивари, второе имя Чар, из рода секвойи по линии отца, кедр по линии матери. Житель зеленого берега, махиг.

– Соответствует, – удовлетворенно кивнул прементор. Покосился на пленника, которому наспех перетягивали тряпицей свежие раны на руке. – Вождь ваш объявил имя земли. Самагир вы теперь зоветесь, как страна, это записано в договоре о мире… Второй вопрос: имя деда твоего, а также имя священного коня и масть его. – Прементор покосился на махига. – От себя хочу добавить, чадо. Сообщи, не сочти за труд, что может быть священного в лошади?

– Деда моего, наверняка приплывшего сюда, зовут Магур, второго моего деда, погибшего в давнюю нашу с вами войну, – Ичива. Коня, приносящего сейчас удачу и счастье людям леса, именуем мы Шагари. Цвет шкуры его необычайно красив, он подобен темной коре ореха, на которую падает яркий свет, белый и праздничный. Пятна правильные, некрупные, правая передняя нога белая, и копыто белое… – Ичивари чуть улыбнулся. – Хотя скажу и тайное, ладно уж… Я сам высветлял копыто. Натирал особым составом время от времени. Копыто у Шагари темное. Священного и чудотворного в коне нет ровно ничего, кроме нашей к нему любви. Он славный, такой красивый конь и для праздников важен, и для уверенности в себе он тоже полезен… Если он идет с правой белой ноги, рядом шагать куда легче и веселее.

– Название места, где находится столица махигов. Хотя, в общем, все и так понятно…

– Долина ручья Типпичери.

Прементор снова кивнул, глянул в последний раз в бумагу, свернул ее. Покосился на Хуана, замершего в углу и затравленно наблюдающего крушение величия своего хозяина:

– Помоги ему одеться. Мы спешим. Зачем ногти рвал? Это право и дело нашего ордена, и совершается означенная казнь в отношении судейских людишек, на золото падких, но еще не запятнавших себя так, чтобы с них кожу резать для обивки кресла нового судьи и укрепления совести его… Явишься в обитель Серой Совы, чадо. Покаяние тебе требуется. Длительное, с умерщвлением плоти и исповедями, с жизнью тихой и благочестивой. Пять лет покаяния. Иди.

Хуан метнулся по коридору и сгинул, вполне довольный тем, что может покинуть страшное место и не ощущать спиной взгляд пристальных темных глаз прементора. Служитель Дарующего помолчал, обернулся к герцогу и добыл из той же трубки вторую бумагу.

– Говорят, ваш слуга пытался сделать некоего прементора мучеником, радея о его душе, исключительно о душе, – все так же ровно сообщил прементор. – Но слухи неугодны Дарующему, ибо они есть тьма, только истина – свет…

– Сегодня твой праздник, – сухо и зло усмехнулся Этэри. – Твой и твоих хозяев.

– Довожу до вашего сведения, что я взошел на ступень ожидания и следует ниже склонять голову и привыкать именовать на «вы», это позже пригодится, если Дарующий в доброте своей отмеряет вам долгую старость, – не меняя тона, продолжил прементор. – Радетель желал передать вам свой перстень… Полагаю, вы знаете, что сие означало бы. Но король наш благочестив и добр к своим вассалам.

– То есть две бумаги имеешь, – усмехнулся герцог, и в глазах его загорелся огонек интереса. – Во что мне обойдется примирение с прементором Томизо? Хоть и нет на мне вины, но есть у вас ложная обида.

Прибывший снова не повел бровью, даже не подумав тратить хоть каплю сил на раздражение и перечисление обид. Бросил бумагу на пол, покосился на нее. Добыл из поясного кармашка перстень и уронил его с раскрытой ладони. Качнул головой, предлагая Ичивари покинуть комнату.

– Воистину люди порой неблагодарны, – довольно громко сообщил он махигу, не оборачиваясь более к герцогу. – Виктория и-Сэвр выхлопотала для старого мерзавца бумагу. И если он не вернет сей благочестивой женщине имение, светом клянусь, я сам вскрою перстень ментора над его гнилозубым ртом.

Герцог замер. Кажется, он даже задохнулся, не в силах принять и понять сказанное. Ичивари тоже едва не споткнулся. Прементор поддержал его под локоть и уже не отпустил, толкая вперед и направляя в путанице коридоров. Ни один ход не имел окон, зато обладал множеством разнообразных дверей и ответвлений.

Заседланные кони, рослые, длинноногие, сияюще-серебряные, без единого пятнышка мрака, гарцевали во дворе. Сын вождя ненадолго ослеп под распахнутым небом. Слуги помогли Ичивари, поддержав стремя. Прементор был уже в седле и разбирал поводья. Охрана – снова чернорукавники, это махиг понял сразу – сомкнулась со всех сторон плотно, в два ряда. Цокот подков наполнил каменную чашу стен до самых крыш и выплеснулся из нее в парк… Галоп у коней оказался резвый на редкость, Ичивари понравились и ход, и мягкость движения, и непривычное седло, и возможность опираться на стремена.

– Куда меня везут?

– Порт Рамину изволили избрать для посещения твои соплеменники, – без промедления отозвался прементор, едущий рядом, стремя в стремя. – При следующей смене коней в обители я прикажу изыскать средство, утоляющее боль. Ногти – это мучительно.

– Какая забота, – усмехнулся Ичивари.

– Избавить берег от еретиков следует по возможности быстро, – все тем же ровным тоном уточнил Томизо. – В этом согласны и едины все. Мне не хотелось бы везти полутруп в карете и затягивать доставку… Могу еще сказать: я вполне доволен тем, что проделал с тобой Хуан. Хотя и не повторю этого при иных людях.

– Как приятно для разнообразия встретить честного человека, – улыбнулся Ичивари. – Ты искренне меня ненавидишь и не скрываешь этого.

– Ненависть – удел слабых. Я желал бы очистить от вас мир, – сухо и более резко ответил прементор. – Но время еще не пришло. Празднуйте победу, дикари любят плясать и радоваться без причины. Орден подождет. Пятьдесят лет, сто… Вы дозреете. Мы дадим вам все необходимое. Ешьте досыта, жирейте и плодитесь. Стройте города и растите хлеб. Нам нужны тучные земли, но никак не пустыни. Мы придем и соберем урожай. Не я, но иные. Ибо закон мира един. И не вам его переиначивать.

– Как жаль, что я не сидел в твоих подвалах, такая важная и полезная беседа не состоялась, – расстроился Ичивари.

– Было бы куда больнее, – прищурился Томизо, пряча за прищуром усмешку или даже улыбку… – Не знаю, чем ты умудрился извести Хуана, но раны на вид страшны. Особенно для людей, ничего не смыслящих в пытке. Однако же настоящего большого вреда нет. Даже ногти отрастут к весне… Обитель Сов в моем ведении, чадо. Был ли ты искренен с наказанным? Или я зря потрачу время, освежая его память?