Воин Русского мира
Шрифт:
Сильвестр продолжил подъем медленно, осторожно прикасаясь ладонью к перилам. Деревянная отделка перил давно истерлась в труху или была оторвана от сварной арматуры. Прикасаться к ним противно, неприятно топтать частые следы плевков на ступенях лестницы. Сильвестр начинал злиться. «Вихрь» пригрелся на положенном ему месте – под мышкой. Но сегодня он не хотел плеваться в противника крупным калибром. Дело следовало завершить по-тихому. А для этого сгодится и обоюдоострый нож, изготовленный местным мастером из стали хорошей закалки.
Сильвестр преодолел последний пролет. Вот она, квартира номер девятнадцать, пятый этаж. Ему удалось сохранить дыхание спокойным.
Мужик навалился на него внезапно и, получив адекватный отпор, отлетел к стене. Межкомнатная перегородка содрогнулась. По ту сторону её, в комнате, что-то с грохотом сорвалось со стены. Кто-то завозился, зашлепал босыми ногами по полу. Кто-то застучал по батарее, снизу послышались глухие вопли:
– Эй, Половинка! Угомонись! – визжал пронзительный женский голос.
Сильвестр приложил палец к губам:
– Надо по-тихому, иначе…
– По-тихому не буде, – сказал противник, обдавая Сильвестра смрадом дешевого алкоголя.
– Мне нужна Виктория Половинка. Пчелка. Ты мне не нужен. Иди отдыхать.
В ответ жилец квартиры номер девятнадцать непристойно выругался, за что и получил нового нагоняя. Однако на этот раз ему удалось устоять на ногах. Подернутые недельным опьянением, глаза его прояснились, в них появилось знакомое уже Сильвестру, свойственное местному населению волчье выражение. Что ж, его противник намерен драться.
– Быть по сему! – проговорил Сильвестр.
– Та да, закордонна мразь! – был ответ.
Теперь Сильвестр мог рассмотреть противника. Грузный, сутулый, с беспокойным взглядом, его противник, тем не менее твёрдо стоял на ногах. Устрашающая рожа заросла недельной щетиной, рот оскалился двумя рядами железных зубов, под выпуклым животом болтались вытянутые на коленях, линялые портки. Он заполнял собой почти всё пространство крошечной прихожей. Кроме него, здесь нашли себе местечко узкий шкаф, вешалка и подставка для обуви под ней. И всё бы ничего, и нашлось бы где развернуться, если б не высокая, плотно спаянная куча хлама в углу: коробки, пакеты, связки журналов.
Сильвестр с изумлением покосился на красочные обложки: «Космополитен», «Эсквайр», «Вог». Чудеса! Они читают глянец! Сильвестр со стыдом припомнил соитие с Беловолосой. Спонтанное и стремительное, она оставило по себе ощущение неприятной, оскорбительной нечистоты. Воспоминание о её крупном, неповоротливом, голодном теле, о странном обычае употреблять бранные слова даже в минуты интимной близости, о чугунных, не по-женски тяжелых объятиях вызвали у него желание немедленно покинуть полутемную прихожую. Но добросовестность!
Нанимаясь на эту работу, Сильвестр не сомневался в собственной резистентности к ментальным импульсам чуждого ему народа. Доводить начатое до конца, ставить однозначно трактуемые цели, не отвлекаться на второстепенные задачи, не подменять реалии бесплодными фантазиями, не поддаваться лени, не заменять здравый смысл излишней чувствительностью, желая оправдать собственную недееспособность, не лезть на рожон – чего, казалось бы, проще? И вот он стоит на давно не мытом полу, в захламленной прихожей пустопольской трущобы и борется с неизведанным доселе
желанием войти на такую же грязную, захламленную кухню, найти в переполненной мойке емкость почище, наполнить её прозрачной, обжигающей влагой, опустошить и…– Поговорим? – предложил хозяин квартиры.
– О чем? – быстро отозвался Сильвестр.
– Водки? – вопросом на вопрос ответил хозяин.
Несколько невыразимо коротких мгновений потребовались Сильвестру на преодоление растерянности. Хозяин квартиры напал первым, ударил отработанным ударом в горло и промахнулся. Сильвестр ушел от удара и в прыжке задел хозяина дома по колену. Тот охнул и не только устоял. Он кинулся в атаку. Сильвестр уходил от ударов, совершая затейливые пируэты. Сейчас их схватка походила на сложный обрядовый танец, который мог бы длиться вечно. Но Иван начал уставать.
Нет, всё же Беловолосая плохая хозяйка. Жилище завалено хламом, самой нет дома даже ранним утром, мужа не уважает, плохо думает о нём, и потому он стал таким вот обрюзгшим, бестолково молотящим кулаками в стены собственного дома неудачником.
Не прошло и пары минут, как Сильвестр понял – он имеет дело с отъявленным уличным бойцом. Обычным драчуном-забиякой и не более того. Казалось, будто удары Сильвестра обладают чудодейственным свойством уменьшать массу тела. Грузный Иван Половинка порхал от стены к стене, сокрушая убогую обстановку. Каждое новое движение Сильвестра оставляло на теле Ивана очередную рану, в то время как сам нападавший оставался невредим. Совершая свой первый полет, хозяин квартиры задел головой низко свисающий, зажженный абажур и теперь тот раскачивался, орошая грязные обои, барахло, Сильвестра и его противника беспокойными тенями. И без того грязная майка хозяина квартиры разукрасилась алыми пятнами. Сильвестр ранил его несколько раз ножом, но все раны были всего лишь порезами, неглубокими и неопасными. Ивану пока удавалось избегать колющих ударов, а боли от порезов он, казалось, вовсе не чувствовал. Прибегая к однообразным приемам, Иван всё время пытался поразить противника в горло. Поразить наверняка или уж, как минимум, не пустить дальше прихожей, потянуть время.
Исход схватки был вполне предсказуем. Сильвестр нанес удар по самому выпуклому и уязвимому месту на теле Ивана – животу – и промахнулся. Противник ушел влево и, воспользовавшись случаем, извлек из груды хлама в углу длинный, узкий металлический предмет – заточку, слишком длинную для ближнего боя. Он вытащил его из-под связки журналов, зная наверняка её положение среди коробок и пакетов. О, Иван Половинка, бывший глава бригады проходчиков не так-то прост! Вид остро отточенного куска железа стал хорошей мотивацией для завершения схватки. Сильвестр сорвал со стены вешалку и ударил ею по голове противника, одновременно прижимая острый кусок арматуры подошвой к полу. В результате недолгой борьбы с теряющим силы противником, Сильвестр оказался сидящим у того на груди. Левую руку его пригвоздил к полу всё той же заточкой, правую прижал к боку коленом. Надо заканчивать дело.
– Налей водки, – внезапно попросил Иван.
Помутившийся его взгляд был устремлен куда-то в пространство мимо Сильвестра. Тот много слышал о муже Беловолосой. В Пустополье об Иване отзывались уважительно и… жалели. Жалели, как человека отжившего своё, но опустившегося и бесполезного даже для родной семьи. Местное население склонно к абстрактной жалости.
Сильвестр улыбнулся собственной, внезапно пришедшей на ум шутке.
– От Ивана Половинки осталась одна лишь половинка, – тихо сказал он.