Воины

Караваи разгружал свои товары перед тем, что некогда было «Ловушкой для туристов», магазином сувениров, расположенным через дорогу от большой вывески «Гостиница «Холидей»; ныне он служил домом трем семьям. Среди караванщиков выделялся человек с головой собаки; его длинные уши реяли на ветру.

Собакоголовый человек, снимавший тюк с мула, остановился, взглянул на Клейстермана и едва заметно кивнул.

Клейстерман кивнул в ответ.

Тут-то и произошло землетрясение.

Толчок был таким коротким и резким, что Клейстерман растянулся ничком. Затем раздался оглушительный грохот и громыхание, как будто мимо пронесся грузовой поезд самого Господа Бога. Земля под Клейстерманом подпрыгнула, потом подпрыгнула еще раз, наставив ему синяков. Сквозь громыхание слышалось стаккато щелканья и треска, и с пронзительным ревом часть бревенчатой оболочки, окружавшей старую гостиницу «Холидей», обрушилась — второй и третий этаж дальней части здания разлетелись по улице. Одно из зданий, стоящих напротив, в грех домах от «Ловушки для туристов», тоже не устояло и почти мгновенно превратилось из старого четырехэтажного особняка в груду камней. Над руинами встало облако пыли, и в воздухе тут же запахло каменной пылью и штукатуркой.

Когда грохот грузового поезда стих и земля перестала шевелиться, а к Клейстерману хоть в какой-то мере вернулась способность слышать, до него донеслись вопли и крики дюжины человек.

— Землетрясение! — кричал кто-то. — Землетрясение!

Клейстерман знал, что это было не землетрясение. Во всяком случае, в обычном смысле этого слова. На самом деле он ждал его, хотя точно предсказать, когда оно произойдет, было невозможно. Хотя основная масса европейского кратона, сердцевина континента, возможно, еще не была видна с берега, на котором он стоял нынешним утром, под поверхностью земли, глубоко в литосфере, евразийская тектоническая плита врезалась в североамериканскую, и мощь этого удара пронеслась через континент — гак встречный грузовик придает ускорение стоящему, врезаясь в него. Теперь тектонические плиты примутся перемалывать друг друга с колоссальной силой, вытесняя попавшую между ними Атлантику. В конце концов один континент подлезет под другой — вероятно, это будет приближающаяся евразийская плита, — и неумолимая сила столкновения воздвигнет новые горы вдоль линии удара. Обычно на это требуются миллионы лет. На этот раз все происходило за считаные месяцы. Фактически процесс, похоже, даже ускорился. Теперь счет шел на дни.

Они все делают неправильно! — подумал Клейстерман со внезапным, абсурдным раздражением. Если уж они хотели разогнать тектонические плиты, евразийскую следовало двигать в другом направлении. Кто их знает, отчего ИИ пожелали, чтобы Европа врезалась в Северную Америку? У них имелись какие-то собственные эстетические соображения. Может, они и вправду пытались создать заново суперконтинент Пангею. Зачем? Кто ж его знает...

Клейстерман с трудом поднялся на ноги. Вокруг все еще шумели и размахивали руками, но криков стало меньше. Клейстерман увидел, что собакоголовый тоже встал, и они обменялись слабыми улыбками. Жители города и караванщики хаотично перемещались, переговариваясь. Они осматривали руины, проверяя, нет ли под ними кого, и начали выстраивать цепочку, передавать ведра с водой на тот случай, если вдруг где вспыхнет пожар. Дерево упало поперек улицы, и его надо было распилить. Вот и дрова на зиму...

Закричала женщина.

Этот крик был еще громче и пронзительнее, чем предыдущее, и в ней было еще больше ужаса.

При падении одна из ветвей дерева хлестнула по лицу какого-то горожанина — Пола? Эдди? — и рассекла, оставив глубокую рану.

В глубине зияющей раны блеснул металл.

Женщина закричала снова. Теперь она указывала на то ли Пола, то ли Эдди.

— Робот! — кричала она. — Робот! Робот!

Двое горожан схватили Пола-Эдди, но он повел плечами, и те разлетелись.

Еще один вопль. Крики ширились.

Один из караванщиков зажег керосиновую лампу — уже сгущались сумерки, — и теперь швырнул ее в Пола-Эдди. Лампа разбилась, керосин взорвался с ревом, вспыхнул ослепительный огненный шар. Даже с другой стороны улицы Клейстерман почувствовал жар, коснувшийся лица, и резкий маслянистый запах горящей плоти.

Пол-Эдди на мгновение застыл, охваченный огнем, а когда пламя угасло, стало видно, что лицо его исчезло, обнажив сверкающий гладкий металлический череп.

Сверкающий металлический череп, с которого смотрели два внимательных глаза.

На этот раз даже никто не закричал, хотя все дружно ахнули от ужаса и инстинктивно отступили на пару шагов. На мгновение повисла жуткая тишина; толпа и робот, который уже не был Полом-Эдди, смотрели друг на друга. А затем, как будто вакуум разбился и в пролом хлынул воздух, люди, не сговариваясь, кинулись на робота.

Полдюжины мужчин схватили его и попытались повалить, но робот ускорился настолько, что превратился в размытое пятно, и пробрался через толпу, как ведущий игрок, проскальзывающий через строй приближающихся полузащитников, сшиб некоторых по пути, а затем исчез за домами. Секунда — и уже лишь шелест листвы и треск валежника под ногами отмечали его путь через лес.

Собакоголовый возник за плечом у Клейстермана.

— Их шпион сбежал, — сказал он нормальным голосом. Его нёбо и связки были каким-то образом изменены, приспособлены под человеческую речь, невзирая на голову собаки. — Надо действовать сейчас, пока не появился новый.

— Они могут и сейчас следить за нами, — возразил Клейстерман.

— А может, им плевать, — горестно произнес собакоголовый.

Клейстерман постучал по пряжке пояса.

— У меня здесь искажающий экран. Но если они сильно захотят посмотреть, его будет недостаточно.

— Большинству из них мы не настолько интересны, чтобы следить за нами. Лишь очень небольшая их часть вообще интересуется нами, но даже те, кто интересуются, не могут следить за всем, повсюду и постоянно.

— Откуда нам знать, что они этого не могут? — возразил Клейстерман. — Кто знает, на что они способны? Взгляни, например, что они сделали с тобой.

Собакоголовый человек высунул из пасти длинный красный язык, сверкнув острыми белыми зубами, и рассмеялся.

— Это была просто шутка, прихоть, мимолетный каприз. Ведь правда же смешно? Мы для них не более чем игрушки, вещи, с которыми можно забавляться. Они просто не воспринимают нас достаточно серьезно, чтобы следить за нами. — Он снова рассмеялся, отрывисто, горько. — Черт побери, они сделали все это — и даже не потрудились улучшить мне нюх!

Клейстерман пожал плечами.

— Тогда сегодня ночью. Собери наших. Начнем действовать после Собрания.

Тем вечером, позднее, они собрались в комнате Клейстермана, которая, на счастье, располагалась в старой части трактира и не рухнула. Их было восемь-девять человек: две-три женщины, остальные мужчины — собакоголовый, несколько жителей города и караванщики из Уилинга.

Клейстерман встал перед собравшимися, высокий и худой, как скелет.

— Полагаю, я здесь самый старший, — произнес он. Ему было почти девяносто, когда появились первые технологии омоложения для продления жизни, еще до Исхода и Изменения, и хотя он знал от главы Собрания, что несколько человек из числа присутствующих принадлежали примерно к тому же поколению, что и он, но все же он был как минимум на пять лет старше самого старшего из них.

Подождав из вежливости несколько мгновений, не возразит ли кто, и не дождавшись возражений, Клейстерман продолжил официальным тоном, словно проводя некий ритуал:

— Я помню Мир Людей, — и остальные повторили его слова.

Клейстерман оглядел присутствующих и произнес:

— Я помню, как у нас появился первый телевизор, черно-белый, в ящике размером со стол. Первыми программами, которые я посмотрел по нему, были «Хоуди Дуди» [42] , «Супермен» и «Сиско Кид». На самом деле их тогда было не очень-то и много. Тогда было всего три канала, да и то они прекращали работу в одиннадцать вечера, оставляя на экране так называемую испытательную таблицу. И никаких пультов управления тогда не существовало. Если ты хотел перейти на другой канал, надо было встать, пройти через всю комнату и переключить его вручную.

42

Детская телепередача, выходившая в США в 1947 — 1960 гг.

— А я помню времена, когда телевизоры ремонтировали! — сообщил один из жителей города. — В аптеках — помните аптеки? — стояли такие машины, где можно было проверить радиолампы и кинескопы от телевизоров и заменить негодную, не таская в мастерскую. Помните — были такие мастерские, туда можно было отправлять мелкую бытовую технику для починки?

— А если телевизор забирали в починку, — подхватил Клейстерман, — из него вынимали «трубку», и оставался большой ящик с большой круглой дырой в нем. В него было здорово забираться и устраивать кукольный театр. Я обычно усаживал бедную мою маму смотреть эти представления.