Воины

Клайн определенно очутился в тупике. Прежде чем приехать во Францию и завербоваться в Иностранный легион, он жил в Соединенных Штатах, в Спрингфилде, штат Иллинойс, где Великая депрессия лишила его работы на заводе и отняла возможность прокормить жену и малютку дочь. Он попал в плохую компанию и стоял на шухере во время ограбления банка, в ходе ко торою был убит охранник, а добыча составила всего двадцать четыре доллара девяносто пять центов. Он на протяжении месяца скрывался от полиции, а за это время его дочь умерла от коклюша. Обезумевшая от горя жена вскрыла себе вены и скончалась от потери крови. Единственное, что помешало Клайну последовать ее примеру, эго твердая решимость наказать себя, и эта цель в конце концов привела его к самому экстремальному поступку, какой он только мог вообразить. Начав с заметки в газете, случайно найденной на улице, он завершил свое мучительное странствие в роли кочегара па судне, что доставило его в Гавр, а уже оттуда он пешком добрался до Парижа и записался в Легион.

Согласно той газетной заметке, сложно было бы отыскан» более тяжкий образ жизни, и Клайн обрадовался, обнаружив, что газета даже преуменьшила. Ухитрившись скрыть свое криминальное прошлое, он переносил казавшуюся бесконечной муштру, стрельбы, тренировки по рукопашному бою, марш-броски и прочие проверки на выносливость, что приносили ему удовлетворение, несмотря на сопровождавшую их боль. В конечном итоге он получил удостоверение, официально подтвердившее его вступление в ряды Легиона, и почувствовал, что и вправду начал с чистого листа. Так и не простив ни себе, ни миру, ни Господу утраты семьи, он ощутил неожиданно глубокое родство с сообществом, сделавшим частью своего кредо девиз «Живи наудачу» [43] .

43

Один из девизов французского Иностранного легиона: «Живи наудачу, люби по выбору, убивай по профессии».

Ирландец назвался Рурком. Поскольку они с Клайном были единственными, кто в их учебной группе новобранцев говорил по-английски, за долгие месяцы обучения они подружились. Как и все прочие легионеры, Рурк лишь изредка и смутно упоминал о своем прошлом, но его умение обращаться с винтовками и взрывчаткой навело Клайна на мысль, что прежде его друг входил в состав Ирландской республиканской армии, убивал английских солдат в надежде вынудить англичан убраться из Ирландии и отправился искать убежища в Легионе после того, как британская армия пообещала использовать все доступные им методы, но изловить его.

— Ты же, наверное, не католик? — спросил Рурк как-то вечером, после того как они проделали пятидесятимильный марш-бросок по изматывающей жаре. Его высокий голос звучал мелодично, невзирая на боль — они в этот момент перевязывали волдыри на ногах.

— Нет, я баптист, — ответил Клайн, но тут же поправился: — Во всяком случае, так меня воспитывали. Но я больше не хожу в церковь.

— Как-то маловато я встречал баптистов в Ирландии, — пошутил Рурк. — Ты знаешь свою Библию?

— Отец читал ее вслух каждый вечер.

— «Легион имя мне», — процитировал Рурк.

— «Ибо нас много», — отозвался Клайн. — Евангелие от Марка. Так одержимый сказал Иисусу, пытаясь объяснить, сколько в нем бесов... Легион. — Это слово наконец заставило Клайна осознать, к чему клонит Рурк. — Ты хочешь сказать, что мы — черти?

— Именно так сержант нас и назвал после этого марш-броска.

Клайн, не удержавшись, рассмеялся.

— Конечно, сержант хотел, чтобы враги считали нас чертями, — произнес Рурк. — Ведь именно так назвали легионеров мексиканцы после сражения при Камероне, верно?

— Да. «Это не люди, это черти».

— У тебя хорошая память.

— И я об этом жалею.

— Я сам такой. — Обычно озорные глаза Рурка потускнели. Веснушки спрятались под слоем пыли. — В любом случае, после такого марш-броска нас точно можно сравнивать с чертями.

— Отчего вдруг ты так решил?

— Мы понимаем, каково находиться в аду, — ответил Рурк, стирая кровь с ног. Каким-то образом ему удалось произнести эти слова так, будто они были шуткой.

А теперь Рурк ушел.

Проведенные в Легионе годы научили Клайна избавляться от чувств, делающих человека слабее. И тем не менее утрата друга заставила его горевать. Глядя в щель между валунами на казавшиеся заброшенными дома, Клайн вспоминал их с Рурком многочисленные беседы. В 1940 г., когда Германия все сильнее угрожала Европе, они плечом к плечу сражались на линии Мажино, которую Франция возвела на границе с Германией. Их подразделение держалось под бесконечным огнем пулеметов, танков и пикирующих бомбардировщиков, переходя в контратаку всякий раз, когда немцы давали хоть малейшую слабину.

Потери были тяжелые. Но все же Клайн, Рурк и их товарищи-легионеры продолжали сражаться. Когда старший офицер французской кадровой части заявил, что надеяться не на что и что единственный разумный выход — сдаться немцам, командир легионеров застрелил его на месте. Второй французский офицер попытался отплатить той же монетой, и его прикончил уже Клайн, защищая своего командира, которому пытались выстрелить в спину. Легионеры их поняли. С самого первого дня боевой подготовки им прививали определенные принципы, и одним из этих принципов было «Никогда не сдавайся».

— А во что верят баптисты? — спросил Рурк как-то вечером после очередного боя. Они сидели и чистили винтовки.

— Что Бог наказывает нас за наши грехи, — ответил Клайн.

— А что можно сделать, чтобы спастись?

— Ничего. Все зависит от милосердия Христа.

— Милосердия? — Лицо Рурка, задумавшегося над этим словом, напряглось. — Много ты его видал, милосердия-то?

— Нет.

— Вот и я тоже, — откликнулся Рурк.

— А что католики думают насчет спасения? — поинтересовался Клайн.

— Мы говорим, что сожалеем о своих грехах, и делаем что-нибудь во искупление, чтобы доказать, что говорим всерьез.

Клайн подумал о жене с дочкой, о том, как он оставил их одних, когда помогал грабить банк, как жена покончила с собой после смерти дочки, и спросил:

А если грехи настолько тяжкие, что ты никак не можешь ничего исправить?

Я часто спрашивал себя об этом. Я был алтарником. Чуть было не пошел в семинарию. Но, возможно, я неверно выбрал религию. Ты говоришь, Бог наказывает нас за грехи и единственная наша надежда — положиться на Его милосердие? По-моему, звучит разумно.

После этого разговора Клайн решил, что Рурк вступил в Легион не за тем, чтобы избавиться от преследования со стороны британской армии. Нет, он пошел в Легион потому, что, как и сам Клайн, совершил что-то ужасное и теперь сам себя наказывал.

Клайн скучал по другу. Продолжая глядеть в щель между валунами, он, чтобы отвлечься от грустных мыслей, вытащил из-под одеяла флягу. Отвинтив крышку, он оторвал взгляд от старинных домов из песчаника ровно настолько, чтобы глотнуть теплой воды с металлическим привкусом.