Волчья жена. Глава 1

Всю седьмицу носа на улицу не казать. Сидеть дома тише мыши в подполе. Трижды в день обтираться тряпицей в настое жгученника смоченной. К окнам и дверям не подходить. Свое так вовсе заколотить досками и каждую ночь до утра свечу на подоконник ставить. На кровати с краю не ложиться. На звуки со двора не реагировать, дверь и окно не открывать и уж тем более не выходить на улицу, даже если сама Агнешка звать будет!

Я слушала и удивлялась. Как так то?! Михась ко мне в полночь с товарищами ломиться будет? Да на кой ляд я ему сдалась? Он же меня курицей называет!

Только... Только не шутила тетка. Сердцем я чуяла.

– Агнешка, что происходит?
– Тихо спросила. Мне стало не по себе.

– Не сегодня, милая. Я объясню тебе все после седьмого дня седьмого месяца.

Эх, когда Агнешка так говорила, то настаивать бесполезно. Ее слово - кремень, но клятву взять не помешает.

– Клянешься?

– Клянусь!
– Тетка ударила ладонью по столу.
– Ладно сиди, а я пока пойду с Михасем потолкую. Может и удастся миром решить.

– Миром?
– Я удивилась.
– А с кем ему воевать-то? С тобой не посмеет!
– Я самодовольно усмехнулась. Агнешку в деревне уважали и боялись. Правда, я не понимала почему, ведь тетка моя добрая и жалостливая несмотря на железный характер. Никому она в помощи не отказывала, ан нет, всё равно люди ее близко к себе не подпускали. Странные они, Сосновцы.

– Ох, Янэшка, если бы только знала...
– Вздохнула женщина.
– Ну да ладно, ждать недолго осталось, а там посмотрим как оно сложится.

Знала... Знала... Развели тайн на весь мир хватит. Но одно радовало, что ждать действительно оставалось недолго. Всего три седьмицы и второй месяц лета вступит в свои права.

***

А на следующий день Агнешка будто и забыла о вчерашнем. Как обычно меня с поручениями отправила. По Сосновому я чуть ли не тайком пробиралась. Все боялась Михася встретить, но он не показывался. Как и через день, и еще один... Его вообще всю седьмицу видно не было! Но после...

Парень подкараулил меня в лесу. Я возвращалась из деревни, где помогала здоровущей свинье разродиться, а Михась из кустов выпрыгнул.

Смотреть на него было страшно. Кто-то его хорошо отметелил, но синяки уже сходить начали. Я встала, как вкопанная, думая могла ли Агнешка разойтись, а потом сообразила, что вряд ли женщина, пусть и силой не обделенная, отделала здоровущего парня. Нет, тут мужская рука нужна, чтобы так уродовать.

Вокруг левого глаза лиловым и желтым разрисовали. На глазном яблоке красные маки лопнувших сосудов увядали. Правое ухо рваная полоса раскроила на неравные части. На шее шрам под ворот рубахи уходит. Кулаки распухли, видать, защищался, но силенок или опыта не хватило.

– Это тебя кто так?
– Вымолвила, выдохнув.

– Упал!

– И на чей же кулак?!
– Не могла не съязвить я.

– Тебе зачем знать?
– Михась поджал губы.

Разговор ему явно не нравился. И подкараулил он меня не за этим, но что ему надо выкладывать не спешит, оттого и подначки мои принимает.

– Ну как же, пойду за честь твою вступаюсь да за рожу расквашенную, раз сам не смог. Слабак!
– фыркнула и руки на груди сложила, показывая свое отношение.

– Ах так!
– Вызверился парень.

В один миг ко мне подскочил, за руки схватил, подножку подставил и на лесную подстилку из сосновых иголочек опрокинул, а сам сверху навалился и целоваться снова полез!

– Пусти! Пусти собака страшная!
– я губы сдала и давай головой вертеть, и ногами лягаться да выгибаться, чтобы сбросить с себя Михася.
– Я все Агнешке расскажу, она тебя таким зельем попотчует, что вовек с горшка не слезешь!

– А мне всё равно!
– Рыкнул парень.
– Хоть Вацлаву, моей будешь, я сказал. Ему удалось обслюнявить мои губы. Получив желаемое, Михась откатился в сторону и самодовольно усмехнулся, глядя как я пытаюсь отплеваться.
– Да ладно тебе, курёнок, понравилось же!

Я бы промолчала, но это его снисходительное "курёнок"... Ишь господарь нашелся! Вскинулась я, парню в нервное сплетение под грудиной кулаком ткнула, коленом на грудь парня надавила, за ноздри поддела и в рожу его наглую прошипела:

– Если жениться надумал, а хоть бы и нет, но поухаживать, то уважение ко мне поищи в своей дурной башке, а то все нахрапом взять пытаешься! Ты так далеко на мне не уедешь - не кобыла я бессловесная. Еще разок что-нибудь эдакое выкинешь или обзовешь меня, я тебя самого в упряжь обряжу и по деревне всем на потеху голышом проведу. Уж найду как дельце эдакое провернуть. Понял меня?
– Я отпустила Михася.

Сосновец смотрел на меня волком. На лице написано что он о моих словах думает и куда я могу пойти. Но и я отступать не собиралась.

Прежде всего плевать мне на Михася. Не готова я ни с кем в сено прыгнуть, просто не думала об этом, а еще не нравится мне никто из деревенских. Я их и так и сяк крутила в голове, по всякому представляла, но не вижу их рядом и все тут! То ли время мое не пришло, то ли они своими насмешками мне охоту отбили миловаться с ними.

А зачем я это Михасю наговорила? Так отчего не проверить? Может мне пинок нужен, чтобы все эти обжимания да слюнявые поцелуи распробовать, так что не воспользоваться предложением? Он сам голову в петлю сунул. Но без уважения я не согласна! И так меня всей деревней склоняют, а с его подачи и вовсе гулящей девкой назовут, когда он всем языком растреплет!

Я пошла домой. Парень за мной не поплелся. Видать, тяжела пища для его умишка пришлась. Долго переваривать будет.

Ступив на порог избы, я сразу принялась жаловаться, попутно отмечая, что воды хорошо бы натаскать, полы подмести и половинки вытрясти. Что-то не сделала этого тетка.

– Агнешка, представляешь, Михась опять...

Я вошла в комнату.

И обомлела.

За столом сидел Вацлав, и если бы он не был так бледен, то сказала бы я что лицо его почернело от злости. И тут-то я все поняла: это же он брата своего под орех разделал! И за что?! За то, что я ему приглянулась?! Это насколько меня ненавидеть надо!

– Ой!
– Вырвалось у меня.
– Пойду я, пожалуй. Черники к вечеру насобираю. Пирожков страсть как хочется!
– И развернулась. Бежать, бежать отсюда...

Михась, он, конечно, дубина стоеросовая, но второй раз его под кулаки Ледышки я не пущу. Не по-людски это, и тем более не по-братски.

– Стоять!
– Резкий окрик пригвоздил меня к месту. Захотелось съежиться, пригнуться и половичком притвориться. Причем грязным половичком, засаленным, чтобы побрезговали руками трогать.
– Так что Михась опять?

Я повернулась, вздохнула и бросила взгляд на тетку. В ее глазах застыла тревога. Она едва заметно качнула головой, мол, рассказывай.

Я задохнулась. На сей раз от гнева.

Рассказывать? Чтобы Вацлав его пришиб за ослушание?! Да ни в жисть я другого человека под каменную плиту не подведу!

– Обзывался, - отрезала я.
– Курицей меня назвал и другими словами обидными.

Агнешка прикрыла глаза и вздохнула.

– Вацлав, не надо...
– Сказала она и положила руку на плечо старосты.