Волею богов
Шрифт:
Он достал откуда-то длинный свёрток и подал жрецу. Священник откинул кусок кожи и достал на самом деле прекрасный предмет - чёткие линии, идеально обработанная поверхность, удобная рукоятка, а самое главное - прекрасные вставки из перламутра, которые составляли удивительный узор, строгий, но в то же время изысканный.
– Дам за него меру соли, меру бобов, меру перца и восемьдесят бобов какао, - предложил Голодная Сова, предчувствуя непростые торги.
– Обижаете, господин, - усмехнулся оружейник, - четыреста бобов, не меньше, и то потому, что мы не на рынке, и не придётся платить пошлину.
– А чего тут на четыреста-то?
– изумился покупатель.
–
– Морских? Не смеши меня. Я вижу только речные. Их твои дети тут под городом насобирали. Ты их только хорошо отполировал.
– Ваша правда, но шлифовал я их добрую половину дня.
– Да я тебе продуктов на несколько дней предлагаю.
– А у меня жена и дети, да ещё мать старая. Сами знаете, как сейчас всё дорого. Между прочим, я его для самого Кокольтекуи делал. Знаете, сколько он мне пообещал за него? Шестьсот бобов.
– Врёшь, - отрезал Несауальтеколотль.
– Может быть и вру, но всё равно больше восьмидесяти.
– Так чего же он не забрал заказ-то?
– О, господин, - вздохнул мастер, - Пришёл он ко мне, покрутил, повертел его, да и сказал, будто не по руке ему, видите ли. А я-то знаю. Он почти всё проиграл, делал ставки на игру в мяч. Вот теперь и платить нечем стало. А "не по руке" - так, отговорки.
– Так, хорошо, двести бобов, больше у меня нет, честно.
– Господин, да я его несколько дней делал, и дети мои, и жена помогали. Не купите Вы, другие купят. У меня спешки нет, пусть лежит. А Вот Вы, как я погляжу, торопитесь, - старый плут лукаво улыбнулся и обнажил редкие жёлтые зубы.
– Ещё одна жадеитовая бусина и всё.
– Да к чему мне Ваша бусина? Только в рот покойнику положить. Так у меня, почитай, никто умирать-то и не собирается, хвала богам.
– Послушай, любезный. У меня действительно ничего больше нет сейчас. Потом, как приеду, могу ещё чего-нибудь добавить, - отчаялся жертвователь.
– Потом? Вы уж простите, господин, я Вам зла не желаю. Но ведь только сам Ипальнемоуани знает, вернётесь вы или нет. Нет уж, мне надо всё и сейчас. Двести сорок бобов, и мы в расчёте.
– Сорока нет. Есть только двести, - с грустью проговорил парень. Надежда таяла с каждым мигом. Так хотелось метнуть в мерзкую рожу хитроумного дельца стрелу тьмы.
– Ну, тогда и разговор окончен.
– Подождите, послушайте ...
– Нет-нет, господин, - дерзко оборвал ремесленник, - За двести не отдам. Вон возьмите первые три копьеметалки. Любую берите за соль, бобы, перец и сорок бобов. Но не эту.
– Но, пожалуйста, уступите мне, как служителю бога.
– Знаю, вам жрецам тоже не сладко. Но ведь и я выживаю, как могу. Двести сорок - последняя цена.
– Двести. Точно нет?
– Точно, и не просите, - мужчина бесцеремонно вырвал атлатль из рук гостя, положил его на место и прошёл в другую комнату.
Несауальтеколотль взвалил тяжёлый груз на плечи, и печально двинулся к выходу.
– Постойте, - у самого дверного поёма окликнул его оружейник, - Вы же умеете рисовать лики богов?
– Конечно, - отвечал Голодная Сова, не понимая, к чему клонит торгаш.
– Видите ли, господин. Я - человек простой, как рисовать богов не знаю. Но хочется мне сделать мой товар лучшим во всём городе. Вот если я украшу его образами великих, то воины будут покупать всё у меня. Ведь они захотят заручиться поддержкой свыше. Правильно? Нарисуйте мне несколько образцов, а я перенесу их на свои изделия. Ну а с Вас тогда двести бобов, мера соли, перца
и бобов, а также бусинка.– Чернила-то у тебя есть?
– недоверчиво спросил священник.
– Не извольте беспокоиться, всё есть.
– А рисовать на чём?
– Право даже не знаю, мы, люди бедные, бумаги не держим, да и не зачем нам она, мы же ни читать, ни писать не умеем. Нарисуйте вот тут на стене, - хозяин показал на участок ровной сухой глины.
– Эх, ладно, хитрый койот, неси чернила и кисть, - согласился жрец.
Пришлось надолго задержаться в доме изворотливого торговца. Юный служитель начертал не менее десятка разных мотивов. А делец причмокивал и потирал руки, предвкушая скорую наживу. Домой жертвователь вернулся незадолго до полуночи, зато прекрасный атлатль теперь был у него.
Несауальтеколотль долго не мог заснуть. На смену радости от скорой встречи с другом пришла тревога. Он ведь никогда не отлучался надолго от соплеменников, не жил среди других людей. Угрожает ли ему опасность? Если всё пройдёт по плану Истаккальцина, то нет. Но на чужбине следует ожидать чего угодно. Вдруг атокатеки решат сбросить власть Тламанакальпана? Такое уже бывало в двух других деревнях. Конечно же, последовала незамедлительная расплата, но убийство посланника из столицы как раз и стало поводом для карательной операции.
Утро выдалось туманным. Надев новые присланные вечером сандалии и повязав простой плащ, юноша взял мешок с вещами и направился к пристани. Мокрые от росы каменные плиты мостовой скользили под ногами, влажный воздух заставлял дышать чаще без чувства насыщения. Сонные дома неясными тёмными силуэтами выстроились вдоль улицы. Казалось, и природа, и здания, и люди спали или даже умерли, а только он один нарушал спокойствие почившего мира, шлёпая ногами в рассветной тишине. Голодная Сова пришёл через ворота городской стены и спустился по лестнице, вырубленной в скалах. Из белой пелены, словно призраки, один за другим выступали, стоящие в воде кипарисы. Безветрие - Длинные пряди мха пачтли даже не колыхались. Никакой ряби на зеркальной блестящей глади озера. "Неужели я уже прибыл в мир мёртвых?" - подумал жрец и содрогнулся от мысли - настолько недвижимым представало всё вокруг в спустившемся на землю облаке. Тем более чужеродным и пугающим показался пронзительный крик болотной птицы. Зачем он тут?
У каноэ, привязанных к вбитым в берег кольям, стоял первосвященник, рядом переминались с ноги на ногу двое слуг. Видимо, они принесли поклажу. В долблёнке уже сидел лодочник, немолодой человек в одной набедренной повязке, несмотря на холод, - видимо из тоуэйо. Он кивал головой и о чём-то беседовал с Хозяином Белого Чертога. Попрощались быстро. Истаккальцин дал последние указания, пожелал счастливого пути и растворился в тумане, а Несауальтеколотль сел в утлое судёнышко и отплыл навстречу неизвестности.
Гребец оказался молчаливым. Равномерные удары весла о воду убаюкивали. Глаза закрывались сами собой, тело обмякло, словно кукурузная каша - сказывалась бессонная ночь. Подложив мешок с вещами под голову, парень завернулся в плащ, лёг и растянулся в блаженной неге. Руки и ноги налились тяжестью и отказывались двигаться. Густую тишину нарушали лишь ритмичные всплески воды то по одну, то по другую сторону. Над головой проплывали длинные ветви болотных кипарисов, увитые лозами и укутанные, словно разорванным саваном, длинной бахромой пачтли. Мысли смешались и превратились в одну монотонно кружащую в голове массу. Незаметно для себя Несауальтеколотль погрузился в тревожный неглубокий сон.