Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
Едва самолет приземлился и окончил бег, как к нему подкатила черная машина. Пустынный аэродром скупо освещался прожекторами, по ровной бетонной глади мела поземка. Из автомобиля выбрались два офицера в шинелях и шапках.
Из самолета тут же спустили трап-лесенку, и показавшийся в проеме офицер в полушубке быстро спустился и пошел к тем двоим.
Подошел, козырнул и за руку поздоровался со встречающими.
– Привез?
– Так точно, товарищ полковник.
На трапе появился Мессинг, спустился вниз. Потом помог спуститься Аиде Михайловне. Потом второй офицер передал вниз два чемодана и какие-то узлы. Подошли
Машина привезла их на небольшую, по-ночному безлюдную улицу, к четырехэтажному кирпичному дому с одним подъездом. Офицеры помогли выгрузить из машины два толстых чемодана и несколько узлов. Потом они же подхватили чемоданы и пошли к подъезду. Разобрав узлы, Аида Михайловна и Мессинг двинулись следом.
Старший офицер, полковник, ключом открыл дверь, распахнул ее и протянул ключи Мессингу:
– Прошу на новоселье, товарищ Мессинг, – без улыбки сказал он. – Там все есть. Если чего нехватка будет – завтра человек заедет, ему скажете.
– Спасибо.
Снизу раздались торопливые шаги по лестнице. Кто-то быстро поднимался на второй этаж. Скоро показался человек в зимнем пальто с меховым воротником и в меховой шапке. В руках он держал две пузатые сетки, полные свертков в белой бумаге. Он подошел к офицеру, вопросительно глядя на него.
– У двери поставь, – приказал полковник.
Мужчина поставил у раскрытой двери сетки и молча пошел вниз по лестнице.
– Счастливо оставаться! – Полковник приложил руку к фуражке и пошел вниз по лестнице, громко стуча сапогами. За ним направился второй офицер.
Аида Михайловна и Мессинг постояли, глядя друг на друга, и нерешительно улыбнулись.
– Пошли? – тихо сказал Мессинг и жестом пригласил жену в квартиру.
Она вошла, пошарила рукой справа по стене, нащупала выключатель. Загорелся свет.
Лампа в стеклянном плафоне под потолком осветила просторную прихожую с вешалкой и двумя встроенными шкафами для одежды. Она пошла дальше по коридору, толкнула дверь, и перед ней открылась большая комната. Аида Михайловна молча обвела взглядом застекленный буфет-сервант, большой круглый стол, шесть стульев, диван в чехле из серого полотна и еще один небольшой стол у окна, видимо письменный, с чернильным прибором и стопкой бумаги. Дальше была кухня с газовой плитой, небольшим столиком и навесными шкафчиками.
– Смотри, – сказала Аида Михайловна. – В буфете даже посуда стоит... и стаканы с рюмками...
– Позаботились... – криво улыбнулся Мессинг.
– Как думаешь, сколько мы будем здесь жить? – спросила она.
– Не знаю, Аидочка... – пожал плечами Мессинг. – Это только товарищу Сталину известно... и Господу Богу...
Аида Михайловна бросила взгляд на маленькие часики на руке:
– Ой, Вольф, через полчаса Новый год! У нас же ничего нет, чтобы встретить!
– Они принесли сетки со свертками, – напомнил Мессинг. – Наверняка там продукты.
– Они у двери стоят. – Аида Михайловна бросилась в прихожую...
И через несколько минут она уже выкладывала из сеток на стол свертки с колбасой, сыром, ветчиной и бужениной, селедку в промасленной бумаге, банки соленых огурцов и моченых помидоров, батоны белого хлеба, бутылки шампанского и вина, завернутые в вощеную
белую бумагу.– Бог мой, куда столько? – растерянно проговорил Мессинг, помогая жене разворачивать свертки.
– Неси посуду. Там в серванте наверняка и ножи с вилками есть, и чашки для чая...
...Вольф Григорьевич смотрел на часы на правой руке, держа в левой бокал с шампанским. Секундная стрелка быстро бежала по кругу, и вот до отметки двенадцать минутной стрелке осталось пройти всего одно маленькое деление.
– Ну, все... – сказал Мессинг, поднимаясь. – Двенадцать. С Новым годом тебя, Аидочка... Ты мое счастье, ты моя жизнь.
– С Новым годом, мой родной...
Они чокнулись, расцеловались и медленно осушили бокалы.
Потом Мессинг жадно набросился на еду и прошамкал с набитым ртом:
– Включи, пожалуйста, радио...
Черная тарелка висела в углу на стене, и Аида Михайловна повернула тумблер. Комнату наполнила мелодия гимна Советского Союза. Мессинг продолжал жадно есть.
– Спасибо товарищу Сталину за прекрасный Новый год... – жуя, неразборчиво пробормотал Мессинг. – Давно так вкусно не ел, м-м-м... Последний раз я так ел, кажется... м-м-м... даже не могу вспомнить, в каком году...
Аида Михайловна сидела напротив и, подперев щеку кулаком, смотрела на него с улыбкой.
Москва, 1943 год
Сталинград... Разбитый, сожженный город, сплошные развалины тянутся до самого горизонта... И колонна пленных немецких солдат движется через эти руины и тоже теряется за горизонтом... Советские солдаты, конвоирующие пленных, улыбаются прямо в камеру.
...Заголовки газет, сначала на русском, а потом и на иностранных языках... “ВАШИНГТОН ПОСТ”, “ТАЙМ”, “НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС”... А голос за кадром переводит: “Крах германской армии на Волге”, “Двести двадцать тысяч немецких солдат оказались в кольце под Сталинградом. Более девяноста тысяч попали в плен”, “Бесславный конец армии Паулюса”, “Сокрушительное поражение военной машины Гитлера под Сталинградом. Русские перешли в наступление!”...
...И по заснеженным полям России на скорости идут в наступление советские танки, стелется за ними снежный дым. Теперь они идут на запад... И звучит голос Левитана, рассказывающий, сколько разгромлено немецких дивизий, сколько немецких генералов взято в плен, какие дивизии и наши генералы особо отличились в этом беспримерном сражении...
– Скажите, товарищ Мессинг, вы хорошо осведомлены о положении на фронтах?
– Я знаю только то, что сообщают в сводках Совинформбюро, товарищ Сталин, – отвечал Мессинг, сидя на краешке кресла перед письменным столом и глядя на Сталина.
– Как же вы, не зная о положении на фронте, смогли предсказать Сталинградскую операцию? Окружение армии Паулюса? Нашу победу? И что произойдет это в феврале сорок третьего... Каким образом, товарищ Мессинг? – Сталин смотрел на него в упор, и Мессингу стало не по себе от этого неподвижного, пронизывающего взгляда.
– Не знаю, товарищ Сталин... я не могу этого объяснить...
Сталин поднялся и медленно пошел по кабинету. Светлый китель, брюки заправлены в мягкие хромовые сапоги, в руке погасшая трубка – именно такой, каким его рисуют на портретах.