Волки взвоют. Лисичка из убойного отдела

Единственная баба в полку под протекцией кого только не придумаешь, ещё и бесстрашно угрожает вылетом. Ну тут надо быть полным идиотом, чтобы пойти на меня войной.

— Идем туда, — тычу пальцем в противоположную от тропы сторону. – Я почти уверена, у вас и спецы не особо внимание уделяют местам, не пользующимся спросом.

Ну просто тут были подростки! А дети сами знаете, какие непоседливые. Что им эти тропы, когда тут кругом непролазный лес, поросший высокими колючими кустами. Да ни один здравомыслящий сюда по своей воле не полезет, а это значит что? Правильно! Укрытие! Тайники!

– Это глупо, – нахмурился Дайр. – Логично, что в популярных местах шансов найти улику больше.

– Поверь, там и без нас хватает народу, чтобы что-то найти, – я прищурилась, отгибая ветку и осторожно пробираясь через густой куст.

– Сюда бы никто не полез, – хмыкнул сзади кто-то.

Взрослый, может, и не полез бы. Но следы от ножа на столе и от тарзанки на дереве, вынуждают делать неоднозначные выводы.

Минут через пять я понимаю, что что-то не так. Взгрих мне буквально в затылок дышит, покая я исследую местность. Оборачивась удивленно и вижу, что волки вообще тянуться за мной цепочкой.

– Эй, отделение, – усмехаюсь я. – Я одна работать тут должна?

Отделение смущенно рассеяло волчьи взгляды и рассредоточилось.

– Искать, волчата, – отдаю команду и получаю яростные выражения лиц.

На этот раз никто даже не думает, сделать мне больно. Лисичка пока под защитой. А еще лисичка нехило так покусала вчера и повтора явно никто не хочет.

Мы долго бродим по лесу, внимательно приглядываясь и принюхиваясь, пока я не натыкаюсь на лоскут ткани, болтающийся на ветке дерева. По инерции вскидываю голову вверх и тут же сталкиваюсь с перепуганными ярко-синими глазами.

34

Белая, как мел кожа и типичный вздернутый нос мальчишки, сразу позволили определить его принадлежность к вражеской расе. Если бы он был оборотнем, я бы дала ему лет десять на вид, но из курса по расоведению, я знаю, что халацефты до двадцати лет растут очень медленно, так что быть уверенной в его возрасте не могу.

Я замираю, не знаю, как себя вести и что делать. С одной стороны понимаю, что промолчать не могу. С другой, сложно отдать ребенка на растерзание военным. Я же знаю, что они будут делать.

Мальчишка точно так же заворожено смотрит мне в глаза, и я вижу как у него проступают слезы, а еще отчетливо читается испуг.

Пресвятые рыжие хвосты!

Осторожно оборачиваюсь, отмечая, что все волки ушли чуть вперед, упустив меня из виду и снова возвращаю свое внимание оцепеневшему пацану.

Оставить его здесь, я тоже не могу. И дело даже не в том, что его примитивники могут обнаружить, а в том, что несмотря на все мои внутренние убеждения касательно детей, я знаю, что он враг. А враг навсегда остается врагом, как бы сильно нам не хотелось иного.

В данной ситуации я не могла принять никакого решения самостоятельно, поэтому еще раз оглянувшись, я прижала палец к губам, прося его оставаться тихим и ушла обратно к Адиссилу.

Ушли мы далеко, поэтому пришлось приложить усилий, чтобы быстро вернуться к очагу. Волчара сидел за столом, когда я выползла на площадку и насмешливо вздернул бровь, заметив мое взмыленное состояние.

– Что такое, лисичка? Отстала от отделения и потерялась?

Хмуро взглянув на засранца и подошла ближе, чтобы никто случайно не услышал моих слов.

– Я обнаружила ребенка.

Брысь быстро, но очень грациозно поднялся и навис надо мной хмурой тучей.

– Какого ребенка, – а вот голос его звучал приглушенно.

– Того ребенка, что катался тут на тарзанке.

Адиссил оглянулся на тропу.

– Веди.

Я не знала, что он будет делать с мальчишкой, но понимала что переложить ответственность должна, потому что как только мы уедем отсюда, я уже точно ничего не смогу поделать, так пусть офицер примет решения. Да, это очень трусливо с моей стороны и я себя даже ничтожеством каким-то чувствую, потому что дети в таких делах – невинные жертвы.

Продираясь сквозь лес, я изредка оборачивалась на волчару, чтобы убедится, что он не отстал. Тот молчал и хмурился, заметно растеряв насмешливое настроение.

Когда мы подошли к тому самому дереву, я остановилась и взглянула вверх. Мальчишка все еще сидел там. Напуганный и растерянный, он смотрел на нас с Адиссилом с откровенным ужасом, пока я чувствовала себя какой-то предательницей.

Волчара посмотрел на мальчишку, посмотрел на меня и вздохнул.

– Он действительно ребенок.

Я в ответ только киваю.

Снова взгляд на пацана, затем он хватается за ствол дерева и быстро взбирается наверх, практически сразу исчезая в кроне.

– Отойди в сторону, лисичка. Не привлекай внимание.

Я послушно отступаю, оставив этих двоих наедине. И хоть действия волчары мне неясны, но отчего-то на душе стало гораздо спокойнее, хотя я не слышу ни одного слова больше, словно кто-то накрыл их куполом.

Через несколько минут я слышу шорох и голоса своего отделения. Причем, голос Орэда явно очень злой, и я даже догадываюсь почему, поэтому отхожу еще дальше от того дерева, чтобы случайно не привлечь внимание волков.

– Шияро! – орет Орэд. – Шияро, ты где?

Понимаю, что они действительно начали мои поиски и отзываюсь перепуганным голосом.

– Я тут!

Уже через секунду все отделение стояло обступив меня по кругу.

– Гребаная лиса, ты совсем умом тронулась?

И как бы я не хотела говорить следующие слова, но у меня не было другого выхода.

– Я услышала какой-то шум и пошла на него, а затем…

– Потерялась, – прищурившись констатировал Орэд.

35

И на удивление, злость из его голоса испарилась, словно и не было никогда. Я даже слегка опешила, но старательно скрыла эмоции.

Может, это снова вот эти самые бабские привилегии? Можно изображать пустоголовую дурочку и тебе все с рук сойдет? Как же они допустят мое командование над собой? Как блажь старших?

Я киваю в ответ. Немного смущенно даже, на что мне тут же находит оправдание Взгрих.

– Не удивительно, она никогда не была в наших лесах.