Волки взвоют. Лисичка из убойного отдела
Шрифт:
7
– Да уж, – невесело соглашается с ним проректор. – Ваша мать будет разочарована.
– Чего? – не понимаю я.
– Сейчас важно другое, – вклинивается в разговор визитер.
Смотрю во все глаза в смутно знакомое лицо. Светло-серые глаза, серые брови вразлет, высокие скулы и мужественная линия подбородка. Оборотень, а это именно он, сидит в кресле напротив первого проректора. Одет он в черную рубашку и черные штаны, а на ногах тяжелые ботинки. Форму я узнала даже без выходной куртки – передо мной сотрудник полиции.
–
Хочется надерзить и спросить, что происходит, но я выбираю тактику слушателя. Слушателям всегда все рассказывают, особенно, когда он не проявляет особого интереса к собственной судьбе.
Сажусь на стул и вонзаю пристальный взгляд в волчару. По строению тела, взгляду и манере держаться, делаю именно такой вывод, хотя прическа его меня вводит в ступор. Псины создания очень стайные, что проявляет в них базовый инстинкт выглядеть, как все собратья. Подобные выверты могут себе позволить психи, отбракованные особи и альфы. Но то, что я вижу перед собой ни первым, ни вторым быть не может. С дефектами и психическими отклонениями не возьмут в структуры. Альфа?
Смотрю с сомнением.
И чего бы он тогда здесь делал?
– Мозг сломаешь, – хмыкает мне, откровенно насмехаясь. – Я изучил твое дело, вчерашний тест ты прошла на отлично, склад ума и методы действий меня более чем устраивают. Единственное, есть несколько вопросов к твоему психологу, но это тоже, скорее, положительный момент, – с каждым его словом я хмурюсь всё больше. – Что касается матери, – волчара опускает взгляд в папку и вздыхает, вздернув бровь. – Ну, в принципе, тоже решаемо.
Молчу, отыгрывая роль до конца. И вообще, у меня шок. Пусть лучше сам все расскажет, а то есть вероятность, что моё самообладание, натренированное годами, даст трещину и я с боевым лисьим визгом вцеплюсь волчаре в горло.
– А как практика? – без особого интереса вопрошает проректор.
– В убое потрясающая практика, – усмешка оборотня бесит меня всё сильнее.
Я – камушек на дне пруда. Вода глушит посторонний шум, отсекает раздражители, гасит эмоции.
– И казармы там – закачаешься.
Я – валун. На дне озера. Ничто меня не тревожит!
– А самое классное – общие душевые. Ну и увольнительных практически нет. Два месяца со своим взводом…
Я – кремень. Нет, я – стена.
– Ну и все средства коммуникации в учебке Убоя, соответственно, под запретом.
Неприятный звук разрезал пространство. Нет, не лисий боевой визг, а скрип моих зубов, от которого волчара поморщился, а мне захотелось сдохнуть. Вот прям на месте. Потому что я снова срываюсь на очередного придурка. Только в этот раз мне не делают больно, а просто провоцируют. Причем, я вполне это осознаю.
– Вы не можете отправить меня в Убой без моего согласия, – чеканю я.
Оборотень внимательно смотрит, а на его губах растягивается улыбка. Нет, это не просто улыбка, я прям задницей чую, что она полна издевок.
– А кто сказал, что твоё согласие, лисичка, не получено?
8
Я
открываю рот, но дар речи куда-то исчезает. Волчара аж вперед подается, так реакцию предвкушает! А какой она может быть? У меня шок!– Что вы несете? – проговариваю сквозь зубы. – Я ничего не подписывала.
Полицейский тянется рукой к столу, берет в руки свой магфон и открывает проигрыватель. Первое, что я вижу – это свое красное лицо. Будто меня только что сварили, а потом поставили перед камерой.
Волчара воспроизводит запись, и я слышу свой едва вменяемый голос.
– Я, Лиссана Шияро, кадет государственной академии внутренних дел, даю свое полное согласие на перевод в учебный корпус убойного отдела для дальнейшего прохождения службы при Вайдовском отделении полиции, – кадр смещается, и я вижу в своих руках знамя академии, которое было снято с флагштока.
У меня в голове каша. Я напрягаюсь, но в упор не могу вспомнить хоть что-то из событий после клуба.
– Можно сделать экспертизу. Я же не в адеквате на записи!
– Технически, – подал вдруг голос проректор. – Это никакой роли не играет.
Могла бы, убила бы взглядом!
– Вы говорите это кадету государственной академии, где законы соблюдаются…
– Да, но снятие знамени прописано в ее уставе. И там нет ничего про состояния измененного сознания, – скалится скотина, нанося последний удар для полного поражения.
Сжимаю зубы, делаю глубокий вдох и прикрываю глаза.
Я – гора. Огромная, мощная, непреступная. Ничто не способно сдвинуть меня с места.
– Вопросы? – чувствую пристальное внимание волчары. – Или приступай к сборам, лисичка.
– Меня зовут Лиссана, – поправляю наглеца.
Представитель закона, мать его за ногу!
– Я знаю, лисичка, – насмехается гад.
– Кто снял знамя? – резко открываю глаза. – На видео я едва языком ворочаю, я не могла.
Сотрудник полиции снова открывает запись, где отчетливо видно, как я лезу за флагом. Без чьей-либо помощи и даже моральной поддержки.
Прикрываю глаза ладонью. Выдыхаю, в очередной раз вспоминая, что стыда нет. Есть страх стать изгоем в обществе, а данное общество мне и даром не нужно!
– Что ещё вы записали с моим участием? – вскидываю на него взгляд. – Я давала свое разрешение на запись? – он улыбается, и я понимаю, что вопросы задаю наивные. Конечно, он все записал. У него работа такая.
Вот теперь у меня остался последний вопрос, который я надеялась не задавать веселящемуся оборотню.
– Зачем все это?
И под словом «это» я имею ввиду не только мой перевод, но и прямую провокацию. Начиная со вчерашней ночи. Я бы сама никогда даже не подумала пойти в Убой. Ни за какие награды, потому что быть среди псин то еще удовольствие. И это я про лис мужского пола. Лисицам там вообще не место.
– По многим причинам, – улыбается волчара и бросает папку с моим личным делом на стол проректора. – Одна из них – твое вчерашнее поведение и реакции на провокации. Даже сейчас ты реагируешь не так, как любой другой на твоём месте.