Волки взвоют. Лисичка из убойного отдела
Шрифт:
Представляю себе развевающиеся платиновые локоны в лунном свете и весело хмыкаю, кода отдают команду разойтись.
– Эй, Шияро! – летит тут же в спину. – Скажи, ты кукухой поехала или реально считаешь, что способна место в какой-нибудь стае занять?
Останавливаюсь, оборачиваюсь и смотрю в глаза оборотню, уже успевшему отличиться вчера возле стенда со списком в Убой.
Не то чтобы мне хочется устраивать разборки, но оборотни остановились, чтобы узнать меня поближе. Как отреагирую, как отвечу, буду ли драться.
В аналитике мы досконально изучали все расы.
Вот только я лиса. С этой истиной не справится ни одной стае.
Изначальный животный инстинкт и нормы, вбитые на подкорке, твердят им, что я конкурент, который может вставлять палки в колеса. Естественно, что со всей стаей, а их в батальоне чуть меньше пятисот особей, я не справлюсь, поэтому мне придется принять их правила.
– Я не рассчитываю занимать какие-то места в ваших стаях– отвечаю максимально спокойно.
Сейчас ни к чему провоцировать свору пока ещё невоспитанных псов, способных вцепиться в мою нежную шею. Меня и без того впереди ждет увлекательная программа, которую по истечении двух месяцев мама задолбается прорабатывать.
Гора бугрящихся мышц сложил руки на груди, вперив в меня взгляд. Нахмурился, когда я растянула губы в улыбке.
Я планирую возглавить одну из стай, но об этом ничего им не скажу. Если они поднимут меня на смех, это ещё полбеды. Вот если прислушаются, тогда проблем не избежать.
– Какого хрена тебе вообще здесь надо? – спросил другой волк, стоявший чуть поодаль.
По взгляду сразу видно, вот альфа одного из взводов. Проницательный, острый и не терпящий неподчинения.
И тут у меня только два выхода. Либо прогнуться, показав свою слабость, либо послать всех нахрен. Если пошлю, считай спровоцировала драку. Если прогнусь, то продемонстрирую свою слабость. В обоих случаях будет плохо.
Окидываю взглядом оборотней, замечаю за их спинами Адиссила и скрещиваю руки на груди.
– А тебе какого? – Хмыкаю, глядя в глаза.
Молодой оборотень начинает злиться, а у меня возникает идея. И почему я должна отдуваться, если сюда притащил меня блондин?
– Ты вот у него спроси, – киваю в сторону волчары. – Может он и для меня пояснит, на кой черт ему лиса в Убое.
Оборотни оглядываются на Адиссила, а тот смотрит мне прямо в глаза, от чего по плечам рассыпаются мурашки, природу которых я не могу понять.
– Ты ведь сама просила, – отвечает он, растягивая губы в усмешке. – Как я мог отказать даме в беде?
15
Мне до обидного нечем возразить. Открываю рот, но тут же захлопываю его, отмечая в добавок ещё и то, что агрессия кадетов резко сошла на нет, и все срочно поспешили в казарму.
С одной стороны, это здорово, что не нужно продолжать изворачиваться, с другой… а в чем, собственно, дело?
Адиссил при том на оборотней не смотрит. Смотрит только на меня, словно я объект для изучения. Нет, обычно внимание
симпатичного мужчины мне приятно, но сейчас возникает довольно пугающее чувство, учитывая при каких обстоятельствах я с ним познакомилась.Разворачиваюсь и не прощаясь иду в казарму, чувствуя чужой взгляд промеж лопаток.
На самом деле все не так страшно, как Адиссил описывал. Да, мужская казарма не приспособлена для проживания женщин, но уборные и душевые имеют кабины. Мне достаточно просто договориться с сослуживцами, чтобы не испытывать серьезного дискомфорта. Понятно, что сразу этого сделать не удастся, но со временем – вполне.
В казарме не проживают в одном зале по сто человек на двухъярусных кроватях. Учебки обычно не отличаются комфортом, но в Убое на удивление все иначе. Кадеты живут в небольших кубриках по два бойца, а мне, как бракованной единице, выдали ключ на отдельные аппартаменты.
Жаль, что без своей душевой.
Разобрав сумку с вещами, я кладу на тумбочку модрумер. Перед сном нужно передать сигнал матери, что я в порядке. Жаль, не смогу рассказать ей всего, потому что модрумер способен передавать лишь моносигналы с кратким импульсом. Это как каждый день присылать текстовое сообщение на магфон с точкой. “Все нормально, я еще жива”.
Ровно в шесть дневальный в коридоре зычным голосом сообщает о вечернем построении. Я не хочу выходить, но с академии знаю, что в учебке за это наказывают внеочередным дежурством. Влететь в первый же день на в наряд? Да ни за что!
Поправляю на себе новенькую черную форму, искренне жалея, что снабженец со склада все же умудрился найти мой размер. Нет, она удобная, но несколько тесновата в груди. Выхожу на построение и пройдя через шеренгу десятка огромных волков, становлюсь в конце.
– Шияро! – тут же орет старшина. – Первое и последнее предупреждение! Если и дальше будешь так сиськи мять на поверке, задолбаешься очко драить!
Я сжимаю зубы и прищуриваюсь, внимательно разглядывая лицо оборотня. Его взгляд ненавистью пылает, а между бровями хмурые складки.
Надо же. Не будь я лисой в стае диких псов, хрен бы он мою фамилию запомнил.
– Есть, не мять сиськи, – на серьезных щах отвечаю я.
Волки в строю затряслись. Надеюсь, не от злости.
И, вроде бы, по уставу ответила, но лицо старшины таким охреневшим сделалось. Для завершения образа ему не хватало только жеманно повести плечами и ладонь к груди прижать, как делают это оскорбленные дамы высшего света.
Сдерживаю улыбку, когда мозг достраивает красивую картинку с неописуемым выражением лица и вручает брутальному самцу веер.
– Шияро! – рявкает он.
– Я! – отзываюсь, собственно, я.
– Думаешь, умная?!
Не думаю, конечно. Я знаю это наверняка, но нарываться пока не буду. Говорю же, что в наряд не хочу.
– Никак нет! – Рявкаю с готовностью.
Старшина сверлит меня долгим взглядом, словно оценивает мою прочность, но я и не такое выдерживала. Подумаешь. Это он никогда не испытывал взгляда моей матери. Вот где сердце мгновенный склероз демонстрирует, а мочевой пузырь признаки недержания.